Мой персональный миллионер (СИ) - Шайлина Ирина (книги бесплатно .txt) 📗
— Шла бы ты, — советую миролюбиво, беря себя в руки.
— Накажешь меня? — шепчет она.
Губы в насыщенно красной помаде кривятся, обнажая полоску белых зубов. На работе у нас дресс-код, но Даша обходит его, не нарушая правил. Она кажется голой. А может, баб с такими телами, во что ни обряди — в глаза бросаются? Но я прошёл крещение Лизкой. У меня теперь иммунитет. Но Лиза, в отличие этой мадам, глупа, как пробка.
— Детка, — говорю я, опираясь ладонью о стену над её плечом. Даша вскидывает подбородок, смотрит мне в глаза, улыбается. — Накажу. Но пороть не буду. Премии лишу и выкину с волчьим билетом. А сиськами своими перед Кириллом тряси.
— Козёл, — говорит Дашка, впрочем, совсем беззлобно. Поднимается по лестнице, чуть покачивая бедрами. Потом, правда, все же обернулась. — Герман, хороший мой. Ты — курьер.
И закрыла дверь за собой. Сучка. Я тоскливо подумал, не закурить ли мне ещё, потом отказался от этой идеи. Посмотрел на горшок на подоконнике — мой прошлый окурок убрали, а вот Дашкин некрасиво дымится. Я оглядываюсь — не видит ли кто, тушу окурок и отношу его в урну. Разгильдяй я только на публике. Ненавижу грязь.
Дашка ушла наверх — работать в красивых кабинетах свою работу. Я, перепрыгивая через две-три ступеньки — вниз. И по карьерной лестнице, и по обычной. Курьером мне ещё минимум две недели работать.
Ближе к вечеру, когда я проехал по городу столько, что начал размышлять, не подработать ли мне заодно таксистом, позвонила мама. Я вздохнул. Говорить с матерью не хотелось, хотя она у меня хорошая: в мою жизнь не лезет, порой не показывается месяцами, но положенное по статусу беспокойство проявляет.
— Сын, — бросила она, даже не поздоровавшись. — Что там дед чудит?
— На прочность проверяет.
— Глупости какие. Сейчас Таня звонила, Кирилла выкинули из квартиры, чтобы он был с тобой на равных условиях. Герман, тебе что, негде жить? У меня квартира пустая в центре города. Как при царе Горохе, право слово!
— Мама, все хорошо! Это же только на время!
— Хочешь, я тебе денег дам? Дед не узнает.
— Большой брат видит все, — назидательно произнёс я. Настроение у меня и правда поднялось, Кирилл мне не говорил о проблемах с жильем. Денег у него, конечно, побольше, чем у меня, но, учитывая, что нам позволено пользоваться лишь одним счётом, живёт он, поди, в такой же квартирке, что и я. И это меня радует. — Мам, правда.
— Нет, — шепчет мама, словно дед стоит за её спиной. — Дед сказал, что это только первый уровень, и он сделает из вас людей! Меня это пугает. Не нужно мне человеческого сына, я к тебе привыкла…
Попрощался с мамой, припарковался у обочины, задумался. Сколько, вообще, у деда уровней? Что там могло прийти деду в голову? Годовой целибат за неудачную женитьбу? Что день грядущий нам готовит… Незнание напрягает так, что даже вид Кирилла в хрущевке уже не радует. Домой не хочется, да и что это за дом? Домом я считал резиденцию деда за городом, но по причине взрослости уже лет десять показывался там лишь наездами. По сути, как такового жилья у меня не было, оно мне и не нужно было — во владении семьи много недвижимости. Первую квартиру я по дурости купил Лизке в подарок — ей она и осталась. И теперь вот эта вот… и туда не тянет.
Я доехал до ближайшего приличного ресторана, плюхнулся у барной стойки, заказал выпить. Выпил. Потом ещё. Пил я крайне редко — состояние алкогольного опьянения мне не нравилось. Даже после развода не напился, хотя с чего бы — не особенно горевалось. А вот сейчас хотелось. Я отгонял от себя мысли, что будет завтра. О похмелье во время пьянки лучше не думать — аппетит это не улучшает.
Справа подсела блондинка. Я скользнул взглядом по её силуэту и вновь уткнулся в бокал. Идея утопить печали в женских прелестях не прельщала. Блондинка рассыпала авансы, а я был кремень. Блондинка была такой же, как Лиза, Даша, пьяная Анжела... Все женщины вокруг меня такие, даже — прости, Господи! — мама.
Я был уже основательно пьян, поэтому с удовольствием мысленно обмусоливал тему женской продажности. Квартиры, машины, шубы в обмен на своё тело. Простой, такой незамысловатый бартер. Всем понятный, до оскомины надоевший. Взять бы и сказать блондинке, которая пялится на мои дорогие часы, что я работаю курьером и живу в квартире с протекающими трубами, да лень. Вообразит ещё, что я испытываю интерес.
Я выпил ещё два бокала. Блондинка отчаялась, отказалась от идеи меня совратить и повисла на каком-то бородаче. Я успел забыть, что буквально пятнадцать минут хотел избежать знакомства с ней, как гиены огненной, и теперь искренне обижался, что она предпочла мне другого.
Я встал, покачиваясь, прошёл к их столику. Пить мне нужно было меньше, а может, просто есть больше. Хотя мне надо приучаться экономить — на курьерскую то зарплату не разживешься… В голове все смешалось: и люди, и кони... Дойдя до нужного столика, я никак не мог вспомнить, зачем, собственно пришёл. Потом вспомнил.
— Все вы одинаковые, — с обидой констатировал я.
Ко мне обернулось два удивленных лица. Я решил пояснить.
— Все бабы — шлюхи.
Я хотел спасти бородача от незавидной участи жениться на милой мордахе и сиськах, а потом получить фригидную стервозину, но он мою помощь не оценил — встал и дал мне в морду. Вот так запросто. Это было неожиданно, оттого вдвойне обидно. Но дед меня воспитывал как надо, поэтому сдачу я мог дать в любом состоянии. Что и сделал. Бородач свалился на стол, опрокинул бутылку с вином на колени блондинке. Она завизжала так, что у меня сразу, не дожидаясь похмелья, заболела голова. Я поморщился, снизить бы децибелы.
— Не женись на ней, чувак! — успел крикнуть я, пока охранники выволакивали меня из зала.
На улице было сыро и холодно, и я чертовски замерз. Под глазом наливался синяк. Я подобрал с обочины камень, завернул в носовой платок и приложил к глазу. Остужал он так себе. Двери ресторана открылись, а потом закрылись — на улицу выкинули бородача.
— Эй, ты, — сказал он мне нелюбезно. — Что ты там вякал?
— Все бабы — шлюхи, — любезно повторил я.
Через час мы с бородачом стали лучшими друзьями, умудрившись даже не познакомиться. Я где-то потерял телефон и не мог вызвать такси, а попутки почему-то не останавливались. Странно. Маршрутки уже не ходили, да и не знал я, как и куда они, вообще, ездят. Бородач исчез — я и не заметил когда. До дома шёл минут сорок, не меньше. Окончательно замёрз, но так и не протрезвел, а продолжил пьянку в каком-то сомнительной баре, и, похоже, алкоголь там был не лучшего качества — меня подташнивало и качало из стороны в сторону.
Я почему-то забыл про лифт. Начисто. Шёл до самого шестого этажа пешком, и путь мой был подобен покорению Эвереста, по-моему, я даже падал по дороге. Ключ в замочную скважину вставляться никак не хотел. Из соседней квартиры протрубило чудовище. Меня осенило — я развернулся и пошёл к двери, обитой деревянными планками и изрядно расцарапанной снизу. Позвонил. Тишина… рев чудища… шаги.
— Кто там?
— Этта я, вашш ссасед. У васс ссооль есть?
Снова тишина. Затем скрежет ключа. Соседка была в смешном пушистом халате. Босиком. Волосы растрепаны. Я неожиданно подумал, что вот она — не шлюха. Может быть.
— Чего вам? — переспросила она.
— Ссооль.
Она прошла на кухню, вернулась с увесистой пачкой, сунула её мне в руки. Из глубины квартиры раздался плач, соседка устало вздохнула. Махнула рукой, чтобы я уходил, хлопнула дверью перед моим лицом. Не знаю зачем, но я придержал дверь, и она не захлопнулась. Открыл тихо — она не скрипнула. Шагнул внутрь, не отдавая себе отчёта в том, что делаю.
В комнате горел ночник. Девушка сидела ко мне спиной, на ее руках ребёнок — ножки крошечные в полосатых носочках торчат и кусочек светлой макушки. Я сделал ещё шаг. И увидел… она кормила грудью.
Меня это поразило настолько сильно, что я замер на месте. Для меня дети были чем-то абстрактным, непонятным и ненужным. Я о них и не думал. А сейчас подумал о том, что это прекрасно. Наверное, во всем виноват алкоголь, но соседка с младенцем на руках, сосущим грудь и прикрывающим её своей ладошкой, вдруг показалась сошедшей с иконы. Мадонна. Не такая, конечно, толстая, и гораздо симпатичнее. Но эта аура... Ребёнок вдруг открыл глаза и посмотрел через мамино плечо прямо на меня. Я смутился, понял, насколько моё внушение неуместно. Кивнул ребёнку, словно здороваясь — нелепость! — шагнул назад.
