Жизнь после измены - МакНейл Джил (электронные книги бесплатно TXT) 📗
— М-м, вообще-то, мы не пара. Это моя лучшая подруга Элис. А мой партнер сейчас отсутствует по работе.
— A-а. Ну, выходит, я только что сморозил глупость. Пожалуйста, не говорите никому, они все здесь ужасно суетятся, пытаются вести себя прямо как полицейские, у нас здесь не так-то много лесбийских пар, и сестры очень стараются не впадать в шок. Слава богу.
— А. Ладно. Тогда я никому не скажу.
— Могу только сказать, что мы обязательно поладим — вы кажетесь мне одной из тех немногих, кто мне нравится. Я вернусь через минуту. Не нужно чего-нибудь? У нас есть ледяные чипсы, как по телевизору.
— А, да, ледяные чипсы — это было бы круто.
— Оки-доки, я сейчас, одна нога здесь, другая там.
— Вот черт. Может, у кого-то из нас слишком короткие волосы или еще что-нибудь, ну, то есть я хочу сказать, если бы мы были лесбиянками, у одной из нас были бы короткие волосы?
— Элис, хватит издеваться.
— Извини. Это, признаться, довольно лестно, но я надеюсь, никто не заявит что-нибудь подобное маме, когда она привезет сумку? У нее будет удар.
Билли, который сказал, что все друзья зовут его Чокнутый Билли, и мы тоже можем так его звать, только не при врачах, сказал, что у Молли все идет очень хорошо. Но примерно через час он перестал шутить и травить байки и принялся осматривать Молли довольно придирчиво, а она притихла и сказала, что ей плохо. Билли сказал, что это нормально, и она ответила, что сама это знает, но нельзя ли ей немного поспать? Она теперь лежала на кушетке; Билли приложил монитор к ее спине, и тот вдруг начал пищать. Билли повозился с выключателями и сказал, что все выглядит отлично, но думаю, он начал беспокоиться. И я тоже.
А потом за каких-то десять минут все стало ужасно. Билли измерил Молли давление и сказал, что оно поднялось, и сильно. Она и в самом деле выглядела сейчас очень бледной, а потом вдруг начала бредить и бормотала что-то о курах и о том, как она устала, а потом сказала, что у нее ужасно болит голова, и начала плакать. Я гладила ее по спине, а Билли вышел и вернулся в сопровождении врача, и следующее, что я помню — Молли почти заснула, а медперсонал бегом повез ее кушетку по коридору в операционную для экстренного кесарева сечения. Мне было страшно, и казалось, что меня сейчас стошнит. Медсестра отвела меня в бокс возле операционной и сказала, чтобы я надела халат, маску и шапочку, и побыстрее, потому что медлить нельзя. Они были зеленые и эластичные, из ткани, напоминающей салфетки, и я потеряла кучу времени, пытаясь надеть шапочку, прежде чем сестра сказала мне, что это бахилы, и они надеваются на ноги поверх туфель, а шапочки вон там в шкафу. Но когда она привела меня в операционную, Молли уже лежала на операционном столе. На грудь ей положили зеленую салфетку, так что она не могла видеть, что они делают, и она все еще была очень бледна, но теперь выглядела к тому же напуганной. Я взяла ее за руку, и она начала нести какую-то ахинею, что если вдруг с ней что-то случится, я ведь присмотрю за ребенком, правда? — но я сделала вид, что не слышу.
— Ты ведь воспитаешь его? Пообещай мне, Элис.
— Да, да, обещаю, но все будет в порядке.
— И Лили тоже.
— Ладно. А теперь хватит.
Если она и дальше будет продолжать, у меня в конце концов будет истерика, а я уверена, что если зарыдаю, то меня выведут из операционной. Кроме меня здесь были два доктора и анестезиолог, который суетился вокруг Молли с кучей проводов, которые он прикреплял к ней при помощи зажима, который надел на один из ее пальцев, а капельница теперь стояла на другой ее руке. Еще там были три медсестры и Билли, и кто-то из них привез тележку с инструментами, которые выглядели пугающе, а потом подошла еще одна докторша и сказала, что она педиатр, и сна осмотрит ребенка, как только тот появится, так что нам не о чем беспокоиться, если врачи не сразу отдадут младенца матери. Билли подошел ко мне и шепнул, что это просто предосторожности, и они всегда приглашают педиатра в операционную, когда делают кесарево. Господи Иисусе! Я и так была как на иголках, не хватало только педиатра.
Молли опять заплакала, но уже тише. Слезы скользили по ее щекам и скатывались на зеленую простыню, на которой она лежала, оставляя темный круг, который начинал растекаться, и я смотрела, как он увеличивается, и продолжала гладить Молли по руке. А потом ее начало трясти, но Билли сказал, что это нормально и часто случается, когда пациентка накачана обезболивающим и готова к кесареву сечению. Боже, я надеюсь, это ничего, что она съела «Марс»? Не знаю, стоит ли сказать им об этом, потому что вообще-то я уверена, что нельзя ничего есть на случай, если вдруг стошнит, пока будешь без сознания. Но раз она в сознании, то все должно быть в порядке. Хотя когда она закрыла глаза, то мне показалось, что она может его и потерять.
Я пыталась не смотреть на живот Молли и продолжала гладить ее по руке, но почему-то не смогла удержаться. А потом без всякого предупреждения, что, честно говоря, могло бы мне помочь, молодая докторша взяла скальпель и провела надрез через весь живот, и я была так близка к тому, чтобы потерять сознание, что меня просто чудом не вывернуло. Я поверить не могла, что Молли не извивается на столе в агонии — а она выглядела так, будто совсем ничего не чувствовала. Боже, это потрясающе. Это так потрясает, что хочется кричать на них, чтобы они перестали, но в то же время это совершенно завораживает. Одна из врачей спросила Молли, выбрала ли та имя для ребенка.
— Думаю, Джек, если мальчик. А если девочка, то Элис.
Вот теперь мне действительно хотелось закричать. Но было слишком поздно. Я и не знала, что она собирается назвать дочку Элис, если родится дочка. Я почувствовала, как у меня по щекам под маской катятся слезы. И я почему-то вдруг подумала: а сколько еще людей вот так же стояли здесь в масках, со слезами на глазах? Я продолжала думать: «Пожалуйста, пусть все будет хорошо», сжимая ее руку, и она слабо улыбнулась мне. Медсестры тихо переговаривались между собой и проверяли инструменты, а врач проговаривала все, что делает, используя медицинскую терминологию, и я еще успела подумать, что второй врач, должно быть, новичок, и она учит его, как вдруг все замолчали. Врач оглядывалась по сторонам, будто искала что-то, и все смотрели на живот Молли. В операционной повисла плотная тишина, нарушаемая лишь писком приборов. А потом вдруг показалась крохотная ножка, и секундой позже она подняла ребенка в воздух и сказала:
— Ну, вот и Джек.
Он был весь какой-то склизкий и фиолетовый, а потом он вдруг начал розоветь. Он раскинул ручки, как будто пытался что-то поймать, и стал похож на морскую звезду. А потом он коротко вскрикнул, как будто его разбудили от глубокого сна, и врач вручила его педиатру. Та быстро оглядела малыша и понесла его Молли, плотно завернув его в зеленую простыню. И тогда Молли увидела его. Этот ее взгляд… это было просто волшебно. Она улыбалась, глаза ее были полны слез, и она сказала: «Привет», а потом тяжело вздохнула. Глубоко и долго, будто ждала все эти месяцы, и теперь наконец смогла перевести дух. У Джека были глубокие синие глаза, как у всех младенцев, и густые слипшиеся черные волосы. Он смотрел на Молли, и он был великолепен. Я вспомнила, как впервые увидела Альфи, когда ему было несколько минут от роду. И в ту минуту я готова была все бросить и бежать домой, чтобы увидеть его, но Билли вручил ребенка мне и сказал Молли, что мы собираемся отнести его наверх в специальную палату, где его обмоют и оденут.
— Чтобы он был готов к встрече со своей мамочкой, когда мамочку привезут.
— Хорошо, но позвольте мне еще несколько минут побыть с ним.
И мы стояли и ждали, пока она смотрела на него. А он — на нее. И она поднесла руку к его лицу — руку, в которой были иглы для капельницы, всю покрытую белой хирургической лентой. Пригладила его волосы одним пальцем и улыбнулась. Билли похлопал ее по плечу.
— Красавец. Хорошая работа.
