Думать не будем пока ни о чем (СИ) - Субботина Айя (книги .txt) 📗
— Ты правда настоящий? — спрашивает с опаской, шепотом. — Иногда я просыпаюсь ночью и боюсь открыть глаза, потому что ты можешь оказаться сном, который больше не ночует на соседней подушке.
Иногда мне кажется, что она привязана ко мне… слишком сильно. Нездорово сильно. Но, может быть, это все только потому, что я, наконец, встретил девушку, которая действительно искренне и всей душой меня любит? Просто так, потому что я — это я, даже с кучей недостатков, тяжелым характером и не самыми прогрессивными взглядами на жизнь.
— Я абсолютно настоящий, малыш. Можешь даже потыкать в меня пальцем.
К черту все, в конце концов, не во всем же есть какой-то подвох?
Мы отмечаем в ресторане, внутри пришвартованного на берегу Невы корабля. Сняли один из маленьких залов, и для нас его украсили цветами, лентами и всякой не попсовой свадебной мишурой. Нас всего шестеро, так что никакого отдельного стола для гостей, садимся все вместе.
Идеальная свадьба. Вынужден признать. Знаю, что Йени чуть не на целый день зависла с женщиной из агентства по оформлению подобных мероприятий, и хоть изначально был настроен скептически, кажется, у них все получилось.
И главное — никакой орущей и мешающей нормально есть тамады. Хоть одной я точно благодарен за то, что она вытащила меня из-за стола.
— У тебя такая загадочная улыбка, — потихоньку, пока ее отец разливает шампанское, говорит Очкарик.
— Подумал, если бы не та крикливая тамада, парочка наших бывших и наш нестандартный взгляд на расставание, я бы до сих пор был холостяком.
— Расстроен? — Она снова беспокоится.
Вот как с ней шутить, когда в каждой шутке чуть ли не трагедия?
— Думаю, тамада заслужила новогоднюю открытку и кулек с мандаринами.
Лицо Очкарика покрывается румянцем, глаза снова счастливо сияют, и я успеваю поймать момент, чтобы поцеловать ее за ухом, туда, где от нее оглушительно-сладко пахнет цветами.
Если бы во мне оставались какие-то сомнения, поступил ли я правильно, добровольно сдавшись в брачный плен, то сейчас от них не осталось бы и следа.
Нам будет хорошо вдвоем. Много-много лет, потому что мы не связаны неземной любовью, которая со временем угаснет, и у нас не останется даже тем для разговоров. Мы связаны общими взглядами на все и желанием уважать личное пространство друг друга.
Через пару часов, когда начинает темнеть, Очкарик тянет меня на улицу. День сегодня на редкость теплый и даже удивительно, что после пасмурного утра нам на головы не пролилось ни капли дождя.
— Так и скажи, что хочешь хвастаться платьем, — подшучиваю я, когда она утаскивает меня на небольшую смотровую площадку.
— Может быть. — Она неуклюже пытается быть загадочной. — Это же так несправедливо: быть принцессой всего один раз.
Чуть не говорю, что у многих гораздо больше, чем «не один», но вовремя прикусываю язык, зная, что она снова расстроится или увидит в этом повод заморочиться о будущем. Все же, вынужден признать, она учит меня терпению. Не в моем характере задумываться над каждым словом, но ее не хочется обижать. Потому что будет думать всякую ерунду, дрожать, смешно икать и снова прятаться в себя, куда мне пока нет хода.
— Можешь носить его дома, вместо халатика, — подыгрываю я, приобнимая жену за талию.
Надо же, вот эта неуклюжая и неуверенная в себе девчонка — моя жена.
Собираюсь сказать, что она для меня в некотором роде тоже чудо, потому что за две недели склонила к тому, над чем я никогда всерьез не думал даже когда был в длительных отношениях, но Йени смотрит мне через плечо, в сторону набережной. И буквально на глазах вся ее игривость улетучивается.
— Мне кажется… — Она не заканчивает, почему-то отстраняется, хоть я пытаюсь ее удержать.
Что ей кажется, я вижу через несколько мгновений, когда по трапу корабля-ресторана в нашу сторону, шатающейся походкой и размахивая бутылкой в руке, идет та самая гламурная «красавица», которая буквально вчера снова наяривала мне весь день, пока я просто не отправил ее в черный список.
Она абсолютно точно в хлам. На секунду мне кажется, что она свалится в воду, когда запрокидывает голову и прямо с горла бутылки вливает в себя порцию алкоголя, так крепко ее заносит. Но не зря же говорят, что пьяного и дурака бог бережет. Там, где трезвый уже давно кувыркнулся бы с трапа, эта балансирует почти как канатоходец. И нетвердой походкой направляется к нам.
Глава пятьдесят четвертая: Антон
Понятно, что Очкарик ее не приглашала и вряд ли сообщала о месте проведения праздника. Но у них же дружба семьями, возможно, мама Йени что-то сказала матери этой гламурной кисы. Да и по большому счету это неважно, раз дерьмо уже случилось.
— Йени, может зайдешь в зал? — Пытаюсь снова взять ее за плечи.
Она сначала как будто соглашается и даже пытается отойти в сторону, но пьяный голос Вики тормозит ее на ходу.
— Что, снова сбежишь, наша бедная несчастная… обманщица? — пьяным голосом кричит деваха.
Очкарик останавливается и в поисках поддержки жмется к моему плечу.
Делаю шаг вперед, закрываю ее спиной.
Вика останавливается в паре шагов от меня, мутным взглядом оценивает с ног до головы и снова глотает из бутылки. Пьяно хихикает, икает и поднимает ладонь, как будто хочет извиниться.
— Защитник в полный рост, — нарочито басит она, «отдавая честь» ладонью. — Ничего, что я без пригласительного? Кажется, оно потерялось в почтовом ящике.
— Шла бы ты отсюда.
— Да ладно, майор, мы же вот с ней, — пытается заглянуть мне через плечо, — подружки с самого детства. Уроки вместе делали, дневники вели с секретами, о мальчиках говорили. Вещи друг у друга одалживали. А потом твоя жена, — Вика нарочно театрально смеется, как будто все это — какая-то комедия, — решила одолжить моего мужа. Представляешь? Эй, милая и пушистая, это месть за то, что я не вернула те джинсы?
— Уходи, пока у меня не кончилось терпение, — все еще пытаюсь все решить миром.
Понятно, что у бабы сорвало крышу: найти в телефоне своего мужа кучу фотографий лучшей подруги, которую собиралась сделать кумой — не самое приятное открытие. И я даже могу допустить, что у нее есть повод заклиниться на этой теме. Йени, насколько я понял, так и не захотела с ней поговорить. Я бы поступил иначе, но все-таки между ними много лет дружбы, так что не стал лезть с советами.
— Слушай, подруженька, а ты когда на моего Вадика глаз положила, а? До того, как мы стали встречаться? Или после? Или когда мы поженились? Это такая месть мне, да?
— Между мной и Вадиком никогда ничего не было, — слабо, как заранее проигравшая, защищается Очкарик. — Вика, ты все не так поняла.
Гламурная киса как и не слышит: снова пьет и на этот раз очень не по-женски, грубо, рукавом свитера вытирает с губ красное вино.
— Слушай, майор, а вот скажи мне, ты же следак: когда в телефоне мужика куча фотографий другой женщины — это просто так или все-таки повод для подозрений?
— Это повод думать, что твой мужик — баран, который залип на другую женщину.
— Вот! — вскидывает палец Вика.
— Но это не означает, что женщина отвечала или отвечает ему взаимностью, — заканчиваю мысль, но она проходит через голову кисы сквозняком, вряд ли посеяв хоть зерно сомнения в ее абсолютной уверенности во взаимной измене.
— Вика?!
В наш скандальный треугольник врезается вопросительный голос Светланы Алексеевны –мамы Очкарика. Она становиться так, чтобы видеть нас всех и неодобрительно смотрит на бутылку в руке Вики.
— Ты… что случилось?
— А что могло случиться, Светлана Алексеевна? — пьяно «делает глаза» гламурная киса. — Пришла поздравить со светлым днем подругу детства, за это же не расстреливают?
— Ты пьяная?
Мысленно прикрываю глаза рукой, в который раз задаваясь вопросом, почему в подобных ситуациях люди, как правило, начинают с констатации очевидных фактов? От нее даже без бутылки алкоголем прет с заносом на пару метров вперед.
