Учебные часы (СИ) - Ней Сара (читать книги полностью .TXT) 📗
— О... мой ... гребаный ... Боже, — хрипит он, его громкий стон звучит как мучительная смесь удовольствия и боли. — Джеймсон... о... о... бля…
Крепкие мышцы Себастьяна сокращаются, бицепсы сгибаются за шеей, бедра толкаются вперед.
— Черт, черт, я кончу, я сейчас кончу, — повторяет он. — А потом я... т-трахну... тебя.
Глава 40.
«Иметь пенис-это как иметь действительно глупого,
пьяного лучшего друга.
Ты понимаешь, что делаешь все это глупое дерьмо,
но ты не единственный в ответе за это.
И иногда ты его фотографируешь».
Себастьян
Теплое сексуальное тело Джеймсона спрятано в изгибе моего тела, голова под подбородком, задница прижата к паху. Как две части сложной головоломки, которую нам наконец-то удалось решить, мы подходим друг другу.
Идеально.
Не думаю, что мы вот так спали всю ночь. Когда мы, наконец, закончили наш секс марафон, она сказала мне, что я “горячая штучка”, и устроилась на дальней стороне кровати лицом к окну, удовлетворенно вздыхая, довольная своим собственным пространством.
Как поступают парни.
Джеймсон Кларк не из тех, кто обнимается, но когда я проснулся от очередного неистового стояка, не было никакого сопротивления тому, что я притянул ее обнаженное тело к своей стороне кровати. Никаких жалоб. Только блаженные вздохи, когда я обнял ее своими сильными руками, притянул к себе и тут же завернул её в свое тело.
Я нежно обнюхиваю ее шею. Вдыхаю запах её волос и откидываю назад распущенные пряди, чтобы я мог поцеловать длинную полоску кожи под ее ухом. Положив ладонь ей на грудь, я дразнил ее ареолу, пока ее сосок не сморщился под моими распутными пальцами, просыпаясь.
Хочу поиграть.
Миссия выполнена.
— Ммм... — она зевает, вытягиваясь подо мной, предоставляя лучший доступ моим рукам. Я веду их вверх и вниз по ее женственным изгибам. Восхищаясь ее гладкой кожей.
— Так хорошо, — наслаждается она моими прикосновениями.
Целуя место между лопатками, я двигаюсь вверх, нежно посасывая ее шею, осторожно, чтобы не оставить следа на ее безупречной коже. Я вжимаю кончик своей эрекции в ее первоклассную задницу.
На меня производит эффект каждое ее бормотание.
— Ты хороша. — Я легонько поглаживаю ее бедро, поворачивая свое, и целую ее в плечо. У нее здесь немного веснушек, и я прикладываю к ним свои губы.
Застонав, она поднимает руку, чтобы обхватить мой затылок, пока ласкаю её грудь, проводя пальцами по моей голове, черт, разве мы не воплощение семейной гребаной идиллии?
— Себастьян, — тихонько вздыхает Джеймсон, таз начинает покачиваться, очень медленно.
Да, детка, именно так.
— Ты больше никогда не будешь спать в одежде, — сообщает ей мой резкий голос.
— Нет?
Решительно качаю головой.
— Теперь, когда я увидел тебя голой? Черт возьми, ни за что.
Слова застывают в воздухе; мы замолкаем, греемся друг в друге. Когда Джеймсон перекатывается на спину, она улыбается мне с удовлетворением.
— Это значит, что ты задержишь меня здесь на какое-то время?
Моя грудь раздувается от гордости. Я чувствую, что сделал что-то правильное с нами, что-то длительное.
Что-то постоянное, и, черт возьми, я отстой в этом эмоциональном дерьме, но низменные инстинкты берут верх, и я притягиваю Джеймсон за талию. Обнимаю ее. Оставляю поцелую на ее шее. Мои руки покоятся на нижней части её живота, на самой женственной части ее тела.
Источнике ее женской силы.
— Ты хочешь побыть здесь некоторое время? — спрашиваю я в изгиб ее шеи.
— Ты же знаешь, что иначе меня бы здесь не было. — Ее мягкие губы целуют мое предплечье, и, словно почувствовав перемену во мне, задумчивое молчание, она наклоняет голову к моему лицу.
— Себастьян? Я думала, ты собираешься... — подсказывает Джеймсон, ее ярко-голубые глаза застенчиво читают выражение моего лица, и она меняет положение, протягивая руку между нашими телами. Сжимает в руках мой толстый утренний стояк. — Делать со мной все что хочешь этим утром.
Вверх и вниз... вверх и вниз, мой член пульсирует в ее руке с каждым равномерным ударом, пока мои бедра не начинают дрожать, потребность в ней так остра. Так реальна.
— Ты этого хочешь? Чтобы этим утром было по-моему? — Вопрос выходит с шипением, когда ее руки обхватывают кончик моего члена, большие пальцы задевают головку.
— Да.
Мне требуется несколько секунд, чтобы схватить презерватив, разорвать его, надеть и встать над ней. Глаза Джеймсона затуманиваются похотью и желанием, когда я проскальзываю внутрь. Она такая теплая, влажная и готова для меня. Такая жаждущая.
Мягкая.
Сексуальная.
Волосы рассыпались вокруг нее, словно чертов ангел, она спокойно наблюдает за мной, нависающим над ней.
Мы идем методично, мучительно медленно, и единственным звуком в комнате является наше затрудненное дыхание и стук изголовья кровати о стену с каждым томным толчком. Стук становится сильнее.
Пальцы вонзаются в матрас и впиваются в него, я скольжу туда-сюда по ее гладкому теплу, как будто оно было создан специально для моего члена.
Ладонь Джеймсон гладит меня по щеке, и я наклоняю голову, накрываю ее губы своими, вдыхаю и выдыхаю, потом снова вдыхаю, как будто она воздух, который мне нужен, чтобы выжить.
Потому что так и есть.
Так или иначе…
Черт, эта девушка значит для меня все.
— Ммм, ммм, — сладко стонет она мне в рот, когда ее тело начинает достигать апогея, мышцы ее тугой киски сокращаются и выжимают дерьмо из меня наилучшим из возможных способов.
Я кончаю через несколько мгновений, ударные волны сотрясают нижнюю часть моего тела.
— Детка. — Я произношу обещание в ее волосы, любовно убирая влажные пряди с ее виска, и баюкаю ее в своих объятиях. — Джеймсон.
Она моя.
Глава 41.
«При рождении мне предоставили
Выбор между хорошей памятью и большим членом.
Клянусь, я не могу вспомнить, что я выбрал...»
Себастьян
Зик ждет меня на кухне, сидя за кухонным столом в одних трусах и с хмурым видом, когда я возвращаюсь домой, проводив Джеймсон.
Я прохожу мимо него, открываю холодильник и достаю сливочный сыр. Рогалик. Нож для масла из ящика.
Зик скрещивает мускулистые руки на груди и ерзает на стуле.
— Я слышал, как ты трахался прошлой ночью. Всю ночь.
Я кладу рогалик в тостер и поворачиваюсь к нему лицом, копируя его позу, скрещивая свои руки на груди.
— И? В чем твоя проблема, чувак? Ты привел домой бог знает сколько цыпочек прошлой ночью после той сцены на вечеринке, и ты злишься, что тебе пришлось слушать Джеймсон и меня? — Тостер подает сигнал, и я встряхиваю его и хлопаю, чтобы он работал. — Смирись с этим.
— Если ты из жалости трахаешь ее из каких-то извращенных обязательств. Я могу найти десять девушек, чтобы завалили тебя прямо сейчас.
Трахаешь из жалости? Что за…
Я сгибаю пальцы, чтобы не сжать их в кулаки, и смотрю на свой поджаренный рогалик.
— Ты можешь перестать называть это траханьем?
Боже, теперь я начинаю говорить, как девчонка. Нахмурившись от этой мысли, я вытаскиваю шнур тостера из розетки, затем копаюсь в тостере ножом, чтобы достать единственные углеводы, которые я съем сегодня.
— Тебе больше не нравится называть это траханьем? Хочешь что-нибудь более цветочного? — говорит он с сардоническим смехом. — Только не говори мне, что ты называешь это заниматься любовью.
— Вообще-то да. — Я намазываю рогалик толстым слоем сливочного сыра и запихиваю кусок в рот. Говорю и жую. — Именно так я бы это и назвал, и мне не нужно обсуждать это с тобой. Черт возьми, что я делаю не твое дело.