Лихо ветреное - Волчок Ирина (читаем книги .txt) 📗
— Значит, ты имидж свой поддерживаешь? — с неловкостью и тревогой спросил Павел, минутку понаблюдав, как Серый опять вертит в пальцах мобильник, посмеиваясь и что-то напевая под нос.
Серый замолчал, помрачнел, оглянулся на Сережу с Макаровым, тихо и вроде бы даже равнодушно ответил:
— Он убил Зоиного ребенка и чуть не убил ее. Он мерзкая тварь. Он наркоман. Он не человек. Он не имеет права жить.
— А разве мы имеем право решать, имеет ли кто-то право жить или не имеет?
— Ладно, — согласился Серый тем же равнодушным голосом. — Ты, конечно, прав… А теперь представь, что перед этим обдолбанным Эдиком оказалась бы не дверь, а Зоя. Или дети. Представь, доктор. Ну? Представил?
Павел вдруг действительно представил эту жуть, и у него даже дыхание перехватило.
Серый молча понаблюдал, кивнул и жестко добавил:
— Так вот, на самом деле бывает в тысячу… в миллион раз хуже, чем ты можешь представить.
— Извини… — Павел продышался, помотал головой и с трудом закончил: — Я бы точно не удержался… Убил бы… Извини. А у них даже дверь не железная. И подъезд нараспашку. Как же так?! Это ж срочно охрану надо делать! И Сережа открывает дверь кому попало, даже в глазок не смотрит! Ты-то о чем думаешь?! А здесь они как? Даже сигнализации нет!
— Все везде есть, — уже обычным голосом сказал Серый и даже усмехнулся. — И там все есть, и здесь все есть. Ладно, успокойся, потом покажу. Пойдем лучше подслушивать, о чем там девочки говорят. То есть я-то к ним подойду, мне тоже есть что сказать, а ты не светись. Посиди в сторонке, послушай… Потом, может, что-нибудь умное посоветуешь.
— А почему мне подойти нельзя? — насторожился Павел. — Я ведь уже в курсе…
— Катька сразу шарахнется, — неохотно объяснил Серый. — Она от чужих прячется. Ты ведь ее историю знаешь? Ну вот… Мы ее с тобой постепенно знакомить будем.
Но постепенного знакомства не получилось. Когда они молча и осторожно подходили к надувному дивану на берегу мелкого фигурного бассейна, девочки, кажется, уже закончили все деловые разговоры, потому что смеялись и звенели бокалами.
— Катька, спой чего-нибудь, — попросила Тамара. — Для души… Потихонечку…
И тут же глубокий, низкий, завораживающий голос возник в ночи будто сам по себе, будто это сама ночь запела, вплетая мелодию в тайные, потайные, таинственные звуки, — короткий шорох листьев над головой, нечаянный вскрик сонной птицы, тонкое журчание ручейка, впадающего в бассейн с одной стороны и вытекающего крошечным водопадом с другой…
— Напилась я пьяна… Не дойду до дома… Довела меня тропка дальняя до вишневого сада…
Песня была тихая, тихая-тихая, но как-то так получилось, что, кроме этой песни, кроме этого колдовского голоса, ничего не осталось в ночи, все вплелось в этот голос, все подчинилось ему, все превратилось в него…
Серый стоял в зарослях, не выходя на открытое место возле бассейна, и Павел стоял у него за спиной, боясь шевельнуться, и впитывал этот голос каждой клеточкой души. Голос незаметно пропал, растворился в темноте, и этот раствор еще какое-то время пропитывал все вокруг и внутри…
— Кать, еще спой, — жалобно попросила Тамара. — Спой, а? Поплакать хочется.
— Потом, — сказала Катька. — Завтра. Чего это вдруг плакать? Лучше посмеемся…
Серый шевельнулся, собираясь выйти из зарослей. Но тут за спиной Павла что-то треснуло, громко зашуршало, и голос Макарова перекрыл все шумы:
— Чего это потом? Когда это потом? Кать! Сейчас! Хоть чего-нибудь, а? Хоть коротенькую совсем, а? Кать, спой, а? А то я сейчас умру, честное пионерское…
Макаров с треском ломанулся через заросли мимо Павла, и тот попытался перехватить его, но Макаров вывернулся, потому что был скользкий, как рыба в воде… И Серый попытался перехватить — и тоже не сумел, удивленно чертыхнулся и кинулся вслед за топающим к бассейну Макаровым. Сейчас, чего доброго, избиение младенцев начнется… И Павел тоже поспешил к бассейну, потому что Володьку было все-таки жалко. Хоть и паразит, конечно. Катька, наверное, испугается…
Но никакой Катьки там уже не было. На большом надувном диване сидели Зоя и Тамара с высокими стаканами в руках, причем у Тамары было два стакана. Макаров бегал вокруг дивана, сверкал под луной блестящей кожей и жалобно вскрикивал:
— Кать! Где ты? Спой, Кать… Они ж меня сейчас убьют… Умру — и больше никогда не услышу… Спой, Кать! Пожалуйста! Последнее желание приговоренного, честное пионерское…
Серый гонялся за Макаровым вокруг дивана и даже один раз ухватил его, но Макаров опять вывернулся, и тогда Серый прыгнул через диван, прямо через Зою и Тамару, наперерез Макарову, сбил его подножкой, уселся ему на спину и с интересом стал принюхиваться к собственным рукам.
— Спой, Кать! — горячо вскрикнул Макаров в траву. — Последнее желание, Кать!..
— Он чем-то намазанный, — объяснил Серый подошедшему Павлу. — Специально, что ли? Эй, меломан, ты зачем салом намазался?
— Чего это салом? — Макаров пыхтел и извивался, пытаясь по-змеиному выползти из-под Серого. — Ничего не салом… Сметаной. Это Елена Васильевна меня намазала, я ж сегодня обгорел весь, как… Ну, чего ты меня держишь? Устроили тут погоню с перестрелкой… Терминаторы хреновы… Паш, от тебя я этого не ожидал! Испугали девушек! Катька вообще скрылась! Где теперь ее искать? Я ж теперь ее всю жизнь не найду!.. Ладно, убивайте скорее. Все равно это не жизнь, раз Катька исчезла. И даже не спела на прощание… Э-э-эх, и на кой мне такая жизнь? Честное пионерское…
Зоя с Тамарой, с интересом наблюдавшие за поединком, переглянулись и потихоньку засмеялись. И откуда-то из темноты, из-за деревьев, кто-то засмеялся — не очень весело, как показалось Павлу. Серый, наверное, потерял бдительность, потому что Макаров вдруг вывернулся из его хватки и на четвереньках шустро побежал на этот невеселый смех, радостно приговаривая:
— Это она! Она не ушла! Катька! Не исчезай, пожалуйста! Не бросай меня…
Серый успел ухватить его за ногу, и Макаров опять растянулся на траве, договорив обреченно:
— …перед смертью.
— Он сумасшедший, что ли? — спросила Катька из темноты. — Кто он такой хоть?
— Конечно, сумасшедший, — уверенно сказала Зоя. — Это лучший друг Павла Брауна. Так что, конечно, тоже сумасшедший, какой же еще…
— Катька, иди сюда, — подал голос лежащий на траве Макаров. — Я ж тебя теперь все равно найду.
— Хорошо, — помолчав, ответила Катька из темноты, и темнота тут же шевельнулась, выпустила ее из себя — всю тоже в темном, наверное, даже в черном, с длинными черными волосами, густыми, чуть вьющимися, растрепанной копной закрывающими почти все лицо и фигуру до талии.
Макаров поднялся с земли, шагнул ей навстречу, сказал с упреком:
— Ну что ты прячешься? Они все врут, не такой уж я сумасшедший… А ты все прячешься.
Павел почувствовал тревогу и какую-то неловкость… ожидание какой-то неловкости. Наверное, и все это чувствовали. Макаров-то не знал о Катьке ничего, и почему она от людей прячется — тоже не знал. А при его распахнутости ведь что-нибудь и ляпнуть может…
— Это у тебя чего? — ляпнул Макаров, протянул руку и погладил Катьку по щеке. — Ой, больно? Нет? А чего дергаешься? А! Это потому, что я в сметане… Ты не бойся, я не всегда в сметане. Я Владимир Макаров, Пашкин друг. Вон тот черномазый — Павел Браун. Ты на него не смотри, он уже в Зою влюбился. А я не женатый. А ты замужем? Я богатый. Архитектор! Очень известный, очень… У меня мама и Пашка. У мамы кошки… Ты кошек любишь? У мамы своя квартира. И у Пашки своя. И у меня своя. У меня — лучше всех… Большая, и дом хороший, и место хорошее… И машина есть, только прав нет. Ты машину водишь? Кать, спой еще, а?
— Это шрам. — Катька откинула волосы за спину и подняла лицо к белому свету луны.
— Мешает, да? — затревожился Макаров, опять трогая ладонью Катькино лицо. — Петь трудно, да? Больно, да? Как же теперь, а? В аварию попала? Несчастный случай? Паш, глянь как профессионал! Что можно сделать?
