Обнаров - Троицкая Наталья (книги бесплатно без TXT) 📗
– Я извиняю вас. Всего хорошего, – безразличной скороговоркой сказал Обнаров и попытался закрыть дверь.
– Простите, Константин Сергеевич, – Кира взялась за ручку двери, – вы не могли бы уделить мне хотя бы пять минут?
– Зачем?
Она замялась, видимо, подбирая устроившие бы его аргументы.
– Ладно. Проходите на кухню.
В прихожей Кира сняла туфли, и Обнаров непроизвольно отметил, что не только волосы у нее убраны так, как у Таи, но Кира одного роста с Таей.
– Пожалуйста, налейте себе чай сами, мне это не очень ловко с сыном на руках. А я, с вашего позволения, продолжу только что начатую трапезу.
Кира удивленно смотрела то на него, то на тарелку бутербродов, то на чайник, шипевший на плите.
– Странно…
– Что странно?
– Я думала, у вас хоромы, повар, прислуга. Думала, что с ребенком сидит нянечка.
– Это сын. Его Егором зовут. Так зачем вы пришли?
Кира поставила на стол чашку чая и села напротив.
– У вас чудесный сын. Сколько ему?
– Зачем вы пришли?
– Во-первых, я хотела попросить у вас прощения. Я обидела вас.
– Обидеть может равный. Зачем вы пришли?
Егор захныкал, вот-вот готовый заплакать.
– Сейчас, подожди, мой хороший, мы пустышку с тобой найдем.
Обнаров поискал соску-пустышку, нашел на окошке, помыл и дал ребенку. Он переложил сынишку на другую руку, с удовольствием разогнул затекшую.
– Так странно видеть вас с ребенком…
– Почему?
– Не знаю. Вы сейчас совсем другой.
– Другой?
– Не наглый. Такой милый, усталый.
– Я не спал ночь. Сын плакал, не переставая. Днем вы истерики закатывали. А что до наглости, так у меня весь материал, вся роль – про наглость. Каким же я должен быть?
– Константин Сергеевич, я, видимо, просто дура! Мне все ребята из съемочной группы об этом говорят. Я папе рассказала, он сказал, что я его фамилию опозорила.
– Если вы ждете от меня, что я буду это обсуждать, вы заблуждаетесь.
– С вами тяжело.
– Входную дверь я не запер.
– Послушайте, Константин Сергеевич…
На подоконнике зазвонил телефон. Опасаясь, что звонок напугает Егора, Обнаров поспешно взял трубку.
– Да, слушаю, – потом он коротко выслушал звонившего и жестко сказал: – Благодарю вас. Не в ближайшее время. Да. Всего доброго, – и уже Кире: – Извините. Это насчет интервью. О чем вы хотели сказать?
– Я? Да. Хотела. Константин Сергеевич, может быть, я могу вам чем-то помочь? Я ведь знаю, что ваша жена в больнице.
– Надо же! – Обнаров усмехнулся с издевкой. – Уже пронюхали журналюги!
– В интернете большой материал о болезни вашей жены. Посещаемость сайтов зашкаливает.
– Вы-то что на этих сайтах делали?
– Вы мне интересны.
– Я это понял.
– Я искренне. Вам очень тяжело сейчас. Может быть, я могу вам чем-то помочь?
– Чем?
– Сама не знаю. Я могу готовить, мыть посуду, стирать белье, сидеть с малышом, я могу быть компаньонкой…
– Домработница мне не нужна. Няня тоже. А что до компаньонки… Я заметил вашу прическу, я заметил ваш макияж, я оценил ваш костюм и ваш визит. По отношению к моей жене то, что вы делаете, называется подлостью. Извините, уже поздно, мне пора купать сына.
У дверей Кира остановилась, обернулась.
– Константин Сергеевич, вы же умный. Вы не можете не видеть! Я же люблю вас, поэтому и пришла! Вы это понимаете?! Как мне с этим жить?! Как?!!– Это ваши проблемы, – резюмировал он и запер за Кирой дверь.
Когда Обнаров увидел жену, его сердце сжалось от боли и больше уже не билось в полную силу.
Двенадцать дней назад она была очень слабенькой, бледной, но это был живой человек, который мог разговаривать, улыбаться, чувствовать, в конце концов, просто пожимать его руку. Тогда, в прошлые свои визиты, отказавшись от коляски, он на руках выносил жену в сад, в тени плакучей ивы, у фонтана, они сидели за разговорами до полудня. В прошлый раз он привез жене фотографии сынишки, и она нашла в себе силы радоваться тому, как малыш подрос. Конечно, он переживал, ведь, она так похудела, так ослабела! Тогда он не знал, что будет по прошествии следующих двенадцати дней, когда жене придется пережить глубокий агранулоцитоз и нейтропеническую лихорадку.
Сперва он подумал, что ошибся палатой, потому что вместо жены увидел иссушенную болезнью старушку с коротко, как у мальчика, стрижеными седыми волосами, с желтой сморщенной кожей и сине-малиновыми синяками вместо глазниц. Голова покоилась на высокой белоснежной подушке, глаза неотрывно смотрели на него. Обнаров внутренне содрогнулся, невольно подумалось: «Вот оно, воплощение смерти…» Он уже был готов извиниться и уйти, как вдруг на тумбочке заметил свою фотографию с сынишкой на руках.
Он хорошо помнил, как, бросив жене короткое: «Я сейчас вернусь!» – бежал по коридору, как нашел доктора Михайловича, как в бессильной ярости тряс его за грудки, как орал в бешенстве: «Что вы сделали с моей женой? Подонок, что вы сделали с моей женой?! Вы убили ее! Я привез к вам нормального человека. Вы высушили ее до мумии, вы превратили ее в покойника! Вы – убийцы! Убийцы в белых халатах! Я уничтожу всю вашу клинику! Я сделаю вашу жизнь адом! Твари!» Дальше шел нескончаемый, жесткий русский мат, так хорошо передающий душевное состояние, существо эмоций и проблем.
Он хорошо помнил, как главный врач клиники Моисей Ария и лечащий врач Анатолий Михайлович пытались его убедить в том, что все лечение назначено и ведется правильно, что химиотерапию следует продолжать и что это единственный разумный выход, что дней через пятнадцать-двадцать наступит ремиссия, тогда организм начнет интенсивно восстанавливаться, улучшится самочувствие, появится аппетит. Он хорошо помнил, что пошел в разнос, что стал громить кабинет главного врача, одновременно пытаясь добраться до двух укрывшихся под столом докторов. Он хорошо помнил, что очнулся с тяжелой головой и дикой болью под правой лопаткой от электрошокера на роскошном диване в кабинете доктора Михайловича.
– Выпейте. Выпейте, батенька мой. Имею большую уверенность, что это вам не повредит, – доктор Михайлович протянул Обнарову стакан с зеленоватой жидкостью. – Отвар девясильской мяты. Мне друзья из России присылают. Слегка успокоит.
Обнаров отвернулся.
– Что же вы творите, драгоценный мой, уважаемый Константин Сергеевич? Хотите эмоций, хотите истерик – ступайте в русскую православную церковь Ильи Пророка. Исповедуйтесь, совета у батюшки спросите, помолитесь. Сядете в такси, скажете: «Проспект Шдерот-А-Наси, музей японского искусства “Тикотин”». Я вам сейчас эти названия запишу. Пройдете немного вперед, увидите бензоколонку, перейдете дорогу и в стене увидите калитку во дворик. Службы в церкви проходят по субботам и воскресеньям, но священника в церкви можно найти всегда
Доктор Михайлович сел рядом с Обнаровым и отхлебнул травяного отвара из того самого стакана.
– Четвертого сентября заканчиваем первую фазу индукции ремиссии. Нужно приступать ко второй фазе. Вам нужно внести деньги. Это все, что требуется от вас. Лечение нельзя прерывать.
Обнаров закрыл лицо руками, сжался в жалкий комок и заплакал, то и дело хрипло всхлипывая, вздрагивая всем телом от горьких слез бессилия.
Михайлович погладил его по спине, сжал плечо.– Надо терпеть. Надо всем своим видом жене показывать, что все идет правильно, что лечение закончится хорошо. Вы, дорогой мой Константин Сергеевич, не имеете права на отрицательные эмоции. Вашего жизнелюбия, веры и надежды на двоих должно хватить. Да, выглядит она плохо. Да, смотреть вам на нее больно. Но с медицинской точки зрения все идет правильно. Сначала мы убиваем заразу. Организм от этого страдает. Но когда мы заразу убьем, ваша жена обретет былую форму в считанные недели. Господь испытаний не по силам не дает. Так что, пожалуйте в мою комнату отдыха, умойтесь, приведите себя в порядок, я распоряжусь насчет чая, и ступайте, драгоценный мой Константин Сергеевич, к жене. Она там наедине с болезнью. С вами вас будет двое против одного. Или вы предпочитаете воевать на неприятельской стороне?
