Исповедь Плейбоя (СИ) - Субботина Айя (лучшие книги txt) 📗
Глава тридцать девятая: Плейбой
Я пытаюсь переубедить Эвелину ехать на суд вместе со мной в моей машине, но в ответ на не очень ласковые попытки вытурить ее из салона «Ровера» Эвелина демонстративно пристегивается ремнем безопасности. Она вся на нервах из-за встречи с бывшим, и половину ночи просто лежала у меня в руках, практически не шевелясь. Я уснул первым, а когда проснулся, моя Кошка лежала на том же месте и в той же позе, и все так же смотрела на меня своими хрустальными глазами.
Целую неделю она нормально засыпала и просыпалась, и вот опять – бессонная ночь.
Было бы слишком сказочно, если бы я стал тем самым безотказным лекарством от ее болезни, но мне все равно хотелось им стать.
— Все будет хорошо, - как мантру, повторяет Эвелина.
Половину дороги она занимается бесконечным повтором успокоительных фраз, а вторую половину просто выкручивает музыку на максимум и кладет голову на окно. Совсем как в день, когда мы впервые встретились. Такое сильное дежавю, что хочется притормозить в первой же подворотне и сделать то, что я не решился сделать тогда – отыметь ее на заднем сиденье своего «монстра». Судя по ее взгляду в мою сторону и мгновенно прикушенной губе, наши мысли пересекаются.
Может быть, я просто слышу гадкие зловонный запах изо рта дышащей мне в затылок смерти, и поэтому меня так жестко укрывает от потребности выпить свою морозную королеву, словно отраву от всей той херни, что творится в моей душе.
— Что? – не понимает Эвелина, когда я отстегиваю ремень безопасности и тянусь к ней, чтобы поцеловать, пока мы стоим на светофоре.
Но стоит разгадать мои намерения, как тут же избавляется от своего ремня и тянется в ответ. Сама обхватывает мое лицо узкими холодными даже в жару ладонями, прижимается губами к моим губам. Поцелуй колючий, потому что она снова искусала все губы и ранки только-только начали покрываться корочкой. Мы целуемся как малышня в детском саду: просто плотно прижимаемся друг к другу, словно не умеем и не смеем ничего, кроме этой чепухи.
И большего не хочется.
— Кошка, выйдешь за…
Мои слова тонут в мерзком скрипе тормозов.
Пока пытаюсь понять, откуда этот звук, Эвелина как-то странно смотрит в боковое зеркало с ее стороны. Открывает рот, чтобы что-то сказать, но ее слова тонут в ударе, который разворачивает «Ровер» на девяносто градусов.
Меня отбрасывает к окну, я сам не понимаю, как успеваю схватиться за руль и только поэтому удар о стекло не такой сильный. Где-то гудят машины, слышны крики, шипение, удары дверьми. А у меня перед глазами странно лежащая на моем плече Эвелина, с торчащей из-под кожи сломанной ключицей.
Я кричу.
Это ведь я кричу? Этот вой пополам с ужасом и ненавистью ко всему человечеству – он мой? Хочу потрогать ее лицо, вытереть кровавые брызги с платиновых ресниц, но вместо этого проклятый взгляд цепляется за тень в смятом окне.
Металлический щелчок, который я слышал только в фильмах, но и в реальной жизни узнаю мгновенно. Мой рот выкрикивает какую-то ерунду, руки хватают Эвелину, но я все равно слишком медленный, потому что слева что-то адски тянет, как будто я муха, насаженная на шпильку.
У автоматной очереди короткая песня смерти.
Эвелину отбрасывает на меня, и она вся превращается в красное пятно. Хрипло дышит, закатывает глаза, чтобы посмотреть мне в лицо. Кровь на ее губах закипает пеной, артерия на шее практически лопается от натуги, горло вытягивается.
Я не понимаю, что происходит, и кто снимает этот хуевый фильм. Вижу только лицо в огрызках окна – и пистолет, который вывалился Эвелине на колени из ее сумочки.
Кто-то из нас будет быстрее: смерть или я.
Мне плевать. Я просто хочу нажать на курок.
Крики. Отдаленный гул. Дуло автомата мне в лицо.
Артерия Эвелины под моими пальцами перестает биться.
Кто-то из нас умрет: я – или вот те двое, на черной машине.
Надеюсь, что мы все сдохнем, и господь примет меня вместо Кошки.
Надеюсь, я успеваю выстрелить до того, как меня скашивает жалящая автоматная очередь.
****
Я вижу белый свет, и я на него иду.
Какой-то бесконечный сырой и очень холодный коридор. Как застенки в старом концлагере: кирпичная кладка покрыта скользкой плесенью, слышен шум капающей воды. Изредка под потолком тускло пыхтят лампочки, и раскачиваются со странным скрипом. Вжик-вжик, словно усердный мясник отчекрыживает ногу ржавой пилой. Такой мерзкий звук, что я ускоряю шаг, лишь бы побыстрее нырнуть в тот свет впереди. Почему-то кажется, что там, за теплым желтым шаром меня ждет спасительная тишина.
Но чем быстрее я иду, тем громче звук, и теперь кажется, что я несусь ему навстречу, хоть это не так. Останавливаюсь, чтобы перевести дух, и на стене справа замечаю белый след, словно от маркера. Ничего такого, просто мазок, как будто кто-то проверят цвет и качество краски. Но я уверен, что видел его раньше.
И снова бегу, теперь уже просто на свет, сам не знаю от чего. Снова не хватает воздуха и сердце заходится в груди рваными толчками, пропуская в горло фонтан крови. Солоно и горячо. Захлебываюсь, хочу вырвать все, что не дает облегчить душу и пойти вперед, но ничего не выходит: только хрип, за который хочется придушить самого себя.
И визг.
Тонкий-тонкий, словно пищит комар.
— Разряд!
Меня прошибает искрами навылет. Ноги подкашиваются, но я продолжаю идти вперед, хоть теперь ноги сминаются в гармошку от каждого шага. Как будто я одураченный герой мифов, вынужденный тащить на плечах небесный свод.
Десяток шагов – и новая порция электричества мне под кожу. Мой персональный торнадо, который выламывает и выкручивает вместе с корнями все, что во мне еще живо. Как будто эти разряды призваны не спасти меня, а уложить в могилу. Может быть, так лучше. Может быть, хоть на том свете я отвечу по справедливости за то, что позволил Эвелине сделать глупость и сесть ко мне в машину.
Я только надеюсь, что она жива. Что мне просто показалось. И еще надеюсь, что выдумки о призраках не такая уж высосанная из пальца паранормальная чушь, потому что тогда я точно вернусь, чтобы убедиться, что моя Кошка в полном порядке: хорошо спит, счастлива и продолжает заниматься балетом. Даже если мне не хочется, чтобы она забыла меня… так быстро.
Протягиваю руку, чтобы притронуться к спасительному свету. Все-таки дошел, вопреки попыткам вытащить меня обратно. Значит, меня Ему будет достаточно.
Грудь снова жжет, над головой роятся крики, писк приборов, наверняка оповещающих финал моей скучной жизни.
