Танцующая с лошадьми - Мойес Джоджо (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗

Если Джессика находилась на одном конце спектра сексуальной активности десятого класса, то Сара – на противоположном. Вместе с Дебби Дермот, которая носила очки с толстыми линзами и брекеты, и Салимой, которую вне школы заставляли ходить в парандже и которая ни разу даже не разговаривала с мальчиками, не то чтобы целовалась. Сара не была некрасивой, просто мальчики ее не занимали.

Знакомым парням было бы неинтересно слушать о Бо и его успехах в переходе от basse ecole [42] к более сложной haute ecole [43]. Никто из них не захотел бы пойти с ней в конюшню и потом возвращаться домой на автобусе. Они отпускали бы глупые шутки по поводу запаха на конном дворе, кричали бы и пугали лошадей и курили бы возле соломы. Они бы не поняли ее жизни.

Она никогда не говорила об этом Папa, но иногда по ночам ее переполняло какое-то странное чувство, тело пронизывало ощущение утраты чего-то, чего она не могла понять. Тогда она представляла себя в Кадр-Нуар. Она была бы самой лучшей наездницей, каких они не видывали. Там был бы симпатичный молодой капитан, в черной униформе с золотыми эполетами. Он был бы прекрасным наездником и понимал все ее желания. Он бы не ездил по округе в незастрахованной машине с наклейками, не хвастался бы, сколько раз его привлекали к ответственности за антиобщественное поведение и угон автомобиля, и не лез бы со слюнявыми поцелуями, пахнущими кебабом и соусом чили. Это был бы целомудренный роман, где были бы лошади и только намеки на содержимое сумки Джессики и граффити в туалете.

Будущее всегда представлялось ей именно таким. Она знала это, как знала будущее Бо. Но на руках у нее было семь фунтов пятнадцать пенсов, вырученные от продажи компакт-дисков и украшений, десять фунтов Мака и облигация выигрышного займа, которую можно будет погасить только через три недели, и то только при наличии подписи Папa. У нее было ощущение, что пробелам в ее познаниях суждено восполниться скорее, чем она думала.

– Мне нужно с вами поговорить.

– Принесла деньги?

– Об этом я и хотела поговорить.

– Так говори.

Она кивнула в сторону мужчин:

– Не здесь.

Он собирал щетки, все как одна сияли, будто никогда не счищали грязь с лошади. Убрал последнюю щетку на место и посмотрел на нее внимательно:

– Что тебе надо, Циркачка?

Она понизила голос, сжала ремешок школьной сумки в левой руке.

– Я хотела узнать, – сказала она тихо, – сколько… сколько вы мне скостите… если…

Он молчал. Не улыбался. На лице не было ни удивления, ни удовольствия. Не рассмеялся, как она надеялась в глубине души, не сказал, что шутил, что не такой он человек.

Он кивнул, будто разговаривал сам с собой, глянул на нее и отвернулся. Подошел к мужчинам, собравшимся у жаровни. На холодном воздухе у них изо рта валил пар, смешиваясь с сигаретным дымом. Он что-то им показывал, что-то говорил – она не слышала что. Они пожимали плечами, хлопали по карманам в поисках ключей и сигарет, бросали ненужные бумажки в огонь. Ральф ободряюще смотрел на нее с противоположного конца двора. Может, завидовал, что Саль обратил на нее внимание. Она понимала, что стала другим человеком в его глазах. Не внучкой Капитана, не приятельницей по сомнительным приключениям, не человеком, лишенным собственной ценности. Он ушел, не глядя на нее.

В стойле Бо она забылась, поправляя его попону, прижимаясь головой к его теплой шкуре в поисках успокоения. Он повернул свою большую голову, проверяя, что она делает. Она гладила его морду, ощупывая кости под теплой кожей.

Через дверной проем она видела, как Саль ходит с беспечным видом, зажав сигарету между большим и указательным пальцем. Помахал рукой, крикнул что-то на мальтийском выходящим из ворот мужчинам. Когда отъехала последняя машина, запер ворота на тяжелую цепь. Стемнело, Шеба беспокойно металась у них под ногами, наверное ожидая, когда вернется Ковбой Джон.

Потом он пошел в сторону стойла Бо, насвистывая как ни в чем не бывало.

– Ну? – стараясь говорить грубо, спросила она, когда он появился на пороге.

Она копировала девчонок из Сандауна, то, как они обращались к парням на велосипедах. Девчонки старались выглядеть невозмутимо. Как будто ничто не могло их ранить.

– Так как это будет выглядеть?

Он словно ее не слышал. Затянулся сигаретным дымом, вошел в стойло и закрыл за собой дверь. Бо потерял к ней интерес и принялся жевать сено. Стойло освещалось только неоновым светом снаружи. Его лица не было видно, хотя свет озарял ее, делая похожей на оранжевое привидение.

– Сними свитер. – Он сказал это так обыденно, будто попросил закрыть ворота.

– Что?

– Сними свитер. Хочу на тебя посмотреть. – Он затянулся сигаретой, в упор глядя на нее.

Она смотрела на него во все глаза. Только не сейчас, думала она. Сейчас я не готова. Я просто хотела уточнить, что ты предлагал.

– Но…

– Если не хочешь, не надо… – Он сделал вид, что уходит. – Играешь в детские игры. Дала понять, что к тебе можно относиться серьезно.

Двумя пальцами он вынул сигарету изо рта и бросил на бетон. Она вспыхнула и потухла на мокром полу. При виде его холодного, сурового лица Сара запаниковала.

Не понимая, что делает, она сняла свитер. Без него ей стало холодно. Сквозняк проник сквозь дверь и лишил ее тепла и защиты.

Он повернулся к ней. Она не видела его глаз, но чувствовала, как он смотрит на нее, исследуя и оценивая каждую мелочь. Понятно, что не ей было решать. Его взгляд пронизывал, будто проникал сквозь кожу, доставал до плоти, скрывавшейся под ней. Это скоро закончится, говорила она себе, стараясь держаться прямо, с вызовом. А потом я не буду должна ему ничего. Все будет хорошо.

– А теперь лифчик, – медленно произнес он, но это была команда. Так говорит человек, который всегда получает то, что хочет.

Ей показалось, она ослышалась.

– Но что вы хотите? – возразила она. – Вы ничего не сказали…

– Ты мне указываешь, что делать? – Его голос стал сердитым. – Диктуешь условия?

Она дрожала. Руки покрылись гусиной кожей.

Сара закрыла глаза. Сердце так громко стучало, что она почти не слышала его слов.

– Снимай.

Она тяжело сглотнула, подняла подбородок, стиснула зубы, чтобы они не стучали то ли от холода, то ли от страха, она сама не понимала от чего. Не открывая глаз, расстегнула и сняла лифчик. Дешевый, некрасивый, немного великоватый. Папa покупал себе носки, и она так застеснялась, что даже его не примерила. Он взял его и бросил на землю. Она стояла с обнаженной грудью. Ей было холодно. Соски затвердели. Она слышала его вздох, приближающиеся шаги и поняла, что падает в бездну, о существовании которой и не подозревала.

Она не могла открыть глаза, не могла дышать. Стояла мертвая, униженная, вычленяя себя, Сару, из собственного тела. Стояла обнаженная в стойле. Новая лошадь Саля заржала под соседней аркой, снаружи лаяла собака, кто-то разговаривал на улице. Это была не она. Горячие сухие мужские руки скользили по ее холодной коже, его горячее дыхание приблизилось к лицу. Он шептал грязные, ненужные слова ей в ухо. Чужой, резкий запах, его жесткий ремень прижался к ее бедру, ей стало больно, и она вжалась в холодную стену. Реальный мир исчез, остался только он, его слова и его настойчивые безжалостные прикосновения, которые она была не в силах остановить. Это была не она. Это происходило не с ней. Что случилось с Сарой? Это была уже не ее жизнь, не ее семья, не ее будущее. Она уже ничего не решала. Какое имеет значение, что этот мужчина хотел овладеть ее телом, неопытным, бессильным, тяжело дышащим. Она впала в забытье, перестала что-либо чувствовать, перестала существовать.

Это была не она. Он взял ее бесчувственную руку и притянул к себе. Она стиснула зубы, чтобы не стучали от страха. Ерунда, повторяла она сама себе. Ерунда, потом все кончится. Она слышала, как он расстегивает молнию, он тяжело дышал, со стоном, хрипло. Слышала слова и удивлялась, смутно: неужели это я? Почувствовала грубую джинсовую ткань, а потом что-то мягкое и теплое, но упругое. Инстинкт подсказывал ей, что к этому не стоит прикасаться.