Захвачненные (ЛП) - Уайлдер Джасинда (читаем полную версию книг бесплатно txt) 📗
— Не уходи, — её голос срывается.
— Я должен, — я тяжело сглатываю. — Либо это, либо тюрьма.
— Я слышала.
— Я вернусь.
— Ага, — тон её горький, саркастичный, злой. — Если бы мне давали доллар каждый раз, когда я это слышала…
— Я вернусь! — прикасаюсь большим пальцем к уголку её рта. Провожу пальцем по её губам. — Я обещаю.
— Тебе же лучше будет.
Это ритуал. Вы так прощаетесь, используя такие слова, как будто лучше скрыть, что вы на самом деле чувствуете, расставаясь. «Тебе же лучше будет»: не умереть в бою – вполне себе целесообразный вариант.
Она дрожит и пытается сдержать рыдания. Наклоняя свое лицо к моему, она целует меня солёно-мокрыми губами. Первой отстраняется и встаёт. Берёт меня за руки и тянет подняться, затем вручает мне сложенный квадрат бумаги:
— Прочитай это, Дерек. Просто... прочитай.
Я кладу письмо в карман на бедре и обнимаю её. Руки Рейган обвиваются вокруг моей шеи, лицо прижимается к плечу, которое становится мокрым от ее слез.
— Мне очень жаль, Рейган. Я обещал тебе…
— Я люблю тебя, — прерывает она меня, слова глухо уходят в мою рубашку.
— И я тебя люблю.
Она тянется ко мне, нежно целует, затем отступает и толкает к двери:
— Иди.
И я иду.
Внутри Хаммера есть место, которое я никогда не хотел бы видеть.
Подполковник, человек лет сорока, с квадратной челюстью и умными глазами, смотрит на меня в течение пары долгих минут. Наконец, произносит:
— Итак, ты и вдова Баррета?
Я в шаге от того, чтобы выкинуть этого штабного писаку вон из машины с зубами, забитыми в его глотку, но Алекс меня опережает:
— Джим? — его голос острый, как бритва. — Заткнись к чёрту. Сэр.
И до самой базы воцаряется молчание. Достойно.
Рассвет следующего дня наступает очень быстро. Теперь я чисто выбрит, волосы коротко острижены и торчат, упакован и застёгнут на все пуговицы, сижу в кузове грохочущего, гудящего военного транспорта. Моё назначение – Кандагар, и я получу дальнейшие распоряжения, как только приземлюсь.
Ура.
Глава 18
Дерек,
ты изменил меня. Ты вернул мне мою жизнь. До встречи с тобой я и не мечтала, что буду любить снова. Никогда не думала, что смогу или буду. Но любовь пришла ко мне в твоём лице.
Итак, как говорится, я надеюсь, ты понимаешь, о чём я, когда говорю, что ненавижу ситуацию, в которой пишу ещё одно проклятое письмо. Я ненавижу писать письма. Это самая тоскливая вещь в мире, но в письмописании я хороша. Кроме всего прочего, у меня в этом достаточно практики.
На этот раз, однако, я в недоумении. Я понятия не имею, что должна сказать. Всё, что я знаю – у нас с тобой было крайне мало времени.
Это моя четвёртая попытка. На кухне в мусорном ведре валяются ещё три скомканных листа. Большинство из них было загублено зачёркнутыми предложениями и слёзными пятнами. Я никогда не отправляла Тому испачканных слезами писем. Я непременно переписала бы письмо, если б такое случилось. Эти испорченные листки говорят об одном: как сильно я тебя люблю. Как буду скучать по тебе. И прочее, прочее, прочее… Но я не напишу про это. Просто не смогу. Я должна написать более серьёзные вещи, те, что у меня на сердце. Что я не могу скрыть или держать в себе. Прости.
Я больше не могу быть примерной женой морского пехотинца. Я не хочу, чтобы ты уезжал. Я злюсь, что ты уезжаешь. Я злюсь на тебя за то, что ты морпех. Я злюсь на правительство за отправку войск в Афганистан. Я поддерживаю Корпус. Конечно, поддерживаю. Мой брат – морской пехотинец. Мой муж был морским пехотинцем. Ты – морской пехотинец. Просто я не могу понять, зачем вы, все вы, каждый из вас, должны оставлять меня. И я злюсь из-за этого. Я злюсь на себя за то, что влюбилась в другого солдата. Я позволила себе поверить, что на этот раз тебя оставят дома. Учитывая, через что ты прошёл, ты думаешь, они дадут тебе поблажку. Но, наверняка, нет. И меня угораздило взять и влюбиться в тебя. И поэтому я останусь здесь, на этой чертовой ферме, одна. Снова. И я злюсь из-за этого.
Я так сердита на тебя, Дерек. Я просто не знаю, что с этим делать и как справиться. Злость съедает меня изнутри и, если ты не вернёшься, Дерек, я просто сойду с ума. Я никогда не восстановлюсь, если ты не вернёшься. Так что тебе придётся вернуться, понятно? Мне всё равно, как ты это сделаешь, но ты должен вернуться.
Ты нужен мне.
Ты нужен нам.
Глава 19
Дерек
Афганистан, сентябрь 2010
В вертолете восемь человек: я, взвод огневой поддержки из пяти человек, пилот и второй пилот. Боковые двери открыты, бесплодная, пересеченная местность пролетает в нескольких сотнях футов ниже нас. Все молчат. Огневая группа ведёт себя непринуждённо, готовая вести наружное наблюдение, сканировать местность. Я напуган до чёртиков, но стараюсь этого не показывать.
Судя по всему, группа «котиков» захватила несколько высокопоставленных боевиков Талибана. Большинство из них молчали и ни хрена не сказали. Их отправили в Гуантанамо. Всех. Но один из них... он не просто отвечал на вопросы, он буквально пел о всяком дерьме. Он хвастался о запланированных миссиях, о СВУ, которые он лично устанавливал и наблюдал, как мы подрываемся. Однако меня беспокоило его самое большое хвастовство. Он рассказывал, как схватил и подвергал пыткам американского солдата. Он рассказывал обо всех видеороликах, которые снимал, используя меня, и о том, как они набрали ещё сотни террористов, используя эти видео. И дознаватели хотят удостоверения этой личности. Может статься, если он тот, кем они его считают, он – один из тех террористических оперативников, которых никто никогда не видел, и даже можно будет составить ясную картину про бесчисленные преступления в десятке стран против человечества. Так что, если это тот, кто схватил меня, я – единственный человек в мире, кто может его опознать. Конечно, он может нести чушь, выдумывать, пытаться выиграть время или казаться важным. Куча боевиков видела эти видео и могла бы использовать их, чтобы описать меня, но этот парень подробно рассказывал о том, что они со мной сделали. Ясно, что лучший способ удостовериться, что он тот, за кого его принимают, - большая рыба в море талибов, - это перевезти меня через полмира и поставить лицом к лицу с человеком, который мучил меня за всякий бред и смешки.
И вот я в вертолете, направляюсь к отдаленному форпосту посреди чёртовой афганской пустыни.
Надеюсь, это будет легко. Прилететь, опознать парня и вернуться в Штаты. Никогда больше не видеть эту чёртову страну.
Я прочитал письмо Рейган раз пятьдесят. Оно странное, это письмо. Незавершённое. Как будто она хотела сказать что-то ещё, но у неё не было времени закончить, или, может быть, она просто не могла заставить себя написать остальное. Нечто особенное. Не известно, что, хоть у меня и есть смутные загадки и подозрения. Но точно я не знаю. Всё, что я знаю сейчас, это то, что мне нужно выполнить поручение и вернуться к ней. Письмо в моём нагрудном кармане, вместе с фигуркой Кабби.
Официально я не участвую в боевых действиях, но будь я проклят, если отправлюсь в Афганистан без винтовки, оружия, гранат и запасных обойм. У меня учащённый пульс, ком в горле и вспотевшие в перчатках ладони.
— Две минуты, — голос пилота слышится из гарнитуры с некоторым запозданием.
Я смотрю на землю, шевелю пальцами и делаю вид, что они не дрожат. Вертолет выпускает сигнальные огни, приземляется. Двое из взвода огневой поддержки прыгают вниз, делают пару шагов, а затем опускаются на одно колено, сканируют местность, задирая винтовки вверх. Я прыгаю вниз, бегу к единственному зданию в поле зрения. Это грубо сколоченная, сырая хижина, торопливо собранная с одной целью посреди «нигде», доступная только с воздуха. Удалённая, безопасная. Над хижиной барражирует двухдвигательная боевая вертушка. Я слежу за её перемещением, пока приближаюсь к двери хижины и стучу по ней кулаком. Дверь открывается, показывая взору потное лицо мужчины в синих джинсах и черной футболке, его серые глаза холоднее льда.
