Подружка №44 - Барроуклифф Марк (читать онлайн полную книгу .TXT) 📗
– И часто тебя приглашают на такие мероприятия?
Пожалуй, при такой красоте никакого паспорта не нужно.
– Да, довольно часто. Я, знаешь ли, девушка светская, люблю общество интересных людей.
– Я думаю, – сказал я, потому что действительно так и думал. – Но ведь среди этих интересных людей и мужчины изредка попадаются, а?
– Да-а-а, – пропела Элис, игриво ткнув меня кулачком в бок. Отлично, все идет как надо.
– Ладно, а что ты думаешь об архитектуре? – спросил я, чувствуя, что должен как-то потягаться с этим ее бывшим, а заодно развенчать его в глазах Элис. Почему-то, хоть у нее с ним уже ничего не было, я ревновал. Только бы разговор не свернул на оперу: тогда мне нечем будет крыть. Я много лет искренне считал, что НАО – кличка Брайана, который играл вместе с Дэвидом Боуи (для тех, кто не в курсе: это оперный театр недалеко от зала, где часто выступали «Секс пистолз»).
– Это очень важно, – сказала Элис. – Как бы мы без нее?
Она явно дурачилась, и это мне понравилось.
– А любимое произведение архитектуры у тебя есть?
– Наверное, моя квартира, где мне тепло и сухо, – ответила она, пристально глядя на меня. Я слишком хорошо понимал, как неприлично мало расстояние между нами – сантиметров двадцать, не больше.
– Так для тебя содержание важнее формы? – продолжал я, смотря на ее формы и думая об их содержании.
– Вообще-то нет, просто свое всегда интереснее общего. Сам выбираешь, сам обустраиваешь. Но некоторые здания мне очень нравятся – Центр Помпиду, например.
– А, – понимающе протянул я, – тот, что с трубами на фасаде?
Всегда так делаю: если ничего не смыслю в предмете беседы, ляпаю заведомую глупость, опровергая собственное знание и очень аккуратно намекая, что на самом-то деле кое-что понимаю. Почему мне так трудно признать, что я полный невежа и в газете читаю только спортивную полосу, даже не знаю.
– Да, он самый. Погоди, у тебя что-то над глазом. Можно?
Лизнув палец, она сняла что-то у меня с лица. Я еле сдержался, чтобы не наброситься на нее с поцелуями.
– А из старины, за границей, тебе что нравится? – поинтересовался я, пытаясь усилием воли внушить ей вид площади Святого Марка и венецианских каналов.
– В Праге, я слышала, очень красиво, – проронила она, стряхивая пепел с сигареты.
– А еще?
– В Риме никогда не была.
– Ах, Италия… Говорят, Рим – не самое прекрасное, что там есть.
Говоря это, я изо всех сил пытался внедрить в ее сознание образы геральдического льва Венеции. В моем мозгу чередой мелькали люди в масках, карнавалы, колокольни, безумно дорогие напитки, туристы в жутких шутовских колпаках… Скажи «Венеция», беззвучно молил я.
– Флоренция, – произнесла она со смаком футбольного комментатора, сообщающего о победе родной итальянской сборной, – Firenze. Вот настоящее чудо.
– А Венеция по-итальянски как? – спросил я, решившись наконец на относительно прямой вопрос.
– Venezia. Я там была. Два раза.
– А-а, – протянул я. – И как, понравилось?
– Больше не поехала бы. Слишком много туристов. Все затоптали.
Эта часть вечера буксовала и скрежетала всеми шестеренками. С тяжелым сердцем я представлял себе, как мы с Лидией поднимаемся по трапу самолета, а Джерард увлекает Элис в ночной вихрь огней, музыки, танцев и противозачаточных средств.
Она увидела мое лицо.
– Конечно, я тоже туристка. Я не из тех, кто воображает себя путешественниками, а всех остальных – туристами.
Я искренне обрадовался: это давало мне возможность развить тему. Сам терпеть не могу путешественников, которые презирают туристов, и моего запаса шуток вполне хватает, чтобы рассмешить девушку.
– Когда-то я тоже считал себя туристом, – начал я.
– А теперь ты выше этого? – заметила Элис, предлагая мне сигарету. Курила она «Силк Кат». Я закурил, аккуратно прикрыв пальцами дырочки у фильтра, чтобы добро не пропадало.
– Ну, эту стадию я уже миновал. Раньше думал, сам создаю себе праздники, но теперь понимаю, что еще не дорос. Не хочу создавать себе праздники, хочу готовенькое. На тарелочке.
– Ну, и кто же ты после такого? – спросила Элис, явно наслаждаясь извращенностью беседы.
– Солнцепоклонник. Люблю солнце, песок, плотские удовольствия.
Глубоко затянувшись, я докурил до фильтра. «Силк Кат» – дамское развлечение, ими как следует не затянешься. Среди других сигарет они как «Фиат 500» среди автомобилей: для нечастых поездок по городу в самый раз, а для гонок не годится.
– По-моему, ты кое о чем забыл, – неожиданно серьезно заявила Элис. Я спросил, о чем же, втайне боясь рассуждений в духе Джерарда о влиянии туризма на экономику развивающихся стран, которые развиваются только благодаря туризму.
– О пиве, – отрезала она тоном директора магазина, делающего замечание стажеру.
– Тысяча извинений, – ответил я. – Впредь обязуюсь никогда не забывать.
Тем временем нам принесли еду. К счастью, и я, и Элис успели докурить. На определенном уровне зависимости от табака начинаешь относиться к еде как к досадной необходимости отложить сигарету.
– Так ты сможешь выбраться во Францию на свадьбу к Лидии? – спросила Элис столь непринужденно, будто интересовалась, нравится ли мне мой бифштекс.
– Что-что? – не понял я.
– Во Францию поедешь? – повторила она, цепляя на вилку ломтик жареной картошки.
– Зачем?
Она посмотрела на меня взглядом сержанта, во время парада заметившего на кителе новобранца пылинку.
– К ней на свадьбу.
Внимание, Джеймс Бонд. Мне Лидия не говорила, что свадьба будет во Франции, почему же ей сказала?
– А откуда ты узнала, что она выходит замуж во Франции? – брякнул я. В общем, ничего странного в том, что Лидии в последнее время не удавалось перекинуться с нами словом. С самой смерти Фарли мы с Джерардом полностью зациклились на себе – точнее, на Элис. И все же могла бы улучить минуту ради такого случая.
– Ее спросила.
– Просто, как все гениальное, – признал я.
Сам я до сих пор не научился слушать других, а вот человек, оказывается, не только умеет слушать, а еще и вопросы задавать.
– Надеюсь, я не сболтнула лишнего?
– Нет, что ты.
– Его зовут Эрик, он дизайнер, наполовину француз.
– Хорошо, – кивнул я. – Просто замечательно.
Об этом, скорее всего, Лидия мне говорила сама, хотя точно не помню.
– Лидия чудесная, правда? – продолжала Элис. – Побольше бы таких женщин. Для молодых она – образец для подражания.
– Не для тебя, надеюсь, – проронил я, бросая нервный взгляд на блюдо с остатками жареной картошки и задаваясь вопросом, не умрет ли Элис от обжорства.
– Ну почему же – она успешно делает карьеру, с ней интересно, она умна. Что тут плохого?
«Она толстая», – чуть не вырвалось у меня, но, слава богу, я был еще не настолько пьян.
– Нет, конечно, ничего. Ты права.
– А кто для тебя образец для подражания? – спросила она с видом студентки театрального училища, которой задали изобразить «очарование». Я был рад уйти от темы Лидии, хотя желание злословить у меня отнюдь не пропало. Противиться ему в состоянии легкого опьянения было просто невозможно.
– Я думал, образцы для подражания нужны только темнокожим и матерям-одиночкам, – сказал я, зная, что рискую сморозить глупость, но алкогольные пары честно делали свое дело, и страх ошибки быстро прошел.
– Прости, как? – переспросила Элис, явно заподозрив меня в немодном и, что еще важнее, неприемлемом расизме.
– О потребности чернокожих в образцах для подражания еще можно иногда услышать, а о белых представителях среднего класса – никогда. Вот я и думал, что мы легко отделались и обойдемся без них.
По телевизору об этом много болтают. Когда-то меня удивил один из друзей отца, сказавший, что черной молодежи нужны образцы для подражания. По крайней мере, так я понял его слова о том, что мы должны сделать некоторых из них примером для остальных, но, возможно, я ошибся. Рабочий класс в смысле расовой терпимости вряд ли может считаться истиной в первой инстанции.
