По дороге к любви - Редмирски Дж. А. (электронные книги бесплатно .txt) 📗
– Скажи честно, как я вчера себя вела в баре? Не натворила чего? Глупостей не говорила? – Гляжу на него сквозь узенькие щелки между веками.
Кажется, он улыбается.
– Да, вообще-то, было кое-что, – отвечает он, и у меня сжимается сердце. – Какому-то парню сообщила, что вышла за меня замуж и теперь счастлива, что у нас будет не меньше четырех детей… а может, пяти, не помню… А потом какая-то цыпочка стала ко мне клеиться, так ты вскочила и выдала ей все, что про нее думаешь, ну и язычок у тебя, откуда только набралась, я даже сам не ожидал… Умора!
Кажется, меня сейчас снова вырвет.
– Ох, Эндрю, лучше бы наврал чего-нибудь… Господи, мне так стыдно!
Голова трещит еще сильней, просто раскалывается. А я думала, что сильней не бывает.
Слышу, как он тихо смеется, открываю глаза пошире, чтобы заглянуть ему в лицо.
– А я и так, детка, все наврал. – Он кладет мне на лоб влажную тряпку. – Вообще-то, ты держалась неплохо, даже на обратном пути в гостиницу.
Вижу, что он оглядывает меня с головы до ног.
– Ты прости, пришлось тебя раздеть… Лично мне, конечно, эта процедура очень понравилась, но душу омрачало чувство, что я исполняю долг. Увы, это было необходимо.
Он делает уморительно-серьезное лицо, и я не могу не улыбнуться.
Потом закрываю глаза и еще часика два сплю, пока меня не будит стук в дверь. Это горничная.
Интересно, успел ли Эндрю вскочить с кровати.
– Да, заходите, я сейчас унесу ее к себе, моя комната рядом, и вы сможете спокойно убраться.
В комнату входит немолодая женщина в форме горничной, волосы рыжие, крашеные, но, похоже, давно и небрежно. Эндрю подходит к моей кровати:
– Давай-ка, детка. – Он берет меня на руки, вместе с простыней, все еще закрывающей меня ниже пояса. – Пусть эта дама сделает уборку.
Наверное, я могла бы и сама дойти, но возражать не собираюсь. Мне даже нравится лежать у него на руках.
Он проходит мимо телевизора. Я вижу на нем свою сумочку и протягиваю руку, но он успевает раньше, подхватывает и несет вместе со мной. Я обнимаю его за шею и кладу голову ему на грудь.
В дверях он останавливается и оборачивается к горничной:
– Простите нас, там возле кровати напачкано. – Состроив гримасу, он кивает в ту сторону. – Но мы вам за это заплатим, не беспокойтесь.
Закрывает дверь и несет меня в свой номер.
Уложив меня на кровать, прежде всего он плотно занавешивает шторы.
– Надеюсь, к вечеру тебе станет лучше, – говорит, расхаживая по комнате, словно что-то ищет.
– А что будет вечером?
– Как что? Пойдем еще в какой-нибудь бар.
Наконец Эндрю находит свой плеер где-то в районе кресла возле окна, кладет его на телевизионный столик рядом с сумкой.
Я издаю протестующий стон:
– Боже, только не это. Сегодня никаких баров. Да и вообще… в жизни больше не буду пить.
Вижу, как в другом конце комнаты вспыхивает его улыбка.
– Все так говорят, – авторитетно заявляет он. – Да я и не позволю тебе пить, даже если сама вдруг потребуешь. Нужно как минимум сутки, чтобы оклематься, иначе тебе придется вступать в одну веселенькую организацию. «Анонимные алкоголики». Слыхала, небось?
– Ладно, надеюсь, к вечеру смогу хотя бы встать и что-нибудь поделать, не валяться в постели… но сейчас… в общем, хреново.
– Ну, во-первых, тебе обязательно надо поесть. Понимаю, от одной этой мысли тебя тошнит, но, если ты не съешь что-нибудь, уверяю, тебе будет хреново весь день.
– Вот тут ты прав. – Я чувствую, как к горлу подкатывает тошнота. – Только подумаю о еде, сразу блевать хочется.
– Пара тостов и яйца – вот что тебе нужно. – Он снова подходит ко мне. – В общем, что-нибудь легкое… Ты же взрослая девочка и понимаешь, что надо просто себя заставить.
– Да, заставить, легко сказать, – безучастно отзываюсь я.
Ах, как было бы здорово – щелкнуть пальцами и сразу почувствовать себя лучше.
Глава 26
К концу дня я все-таки чувствую себя лучше. Не на сто процентов, конечно, но вполне сносно, чтобы разъезжать с Эндрю по Новому Орлеану на трамвае по тем местам, которые мы не успели посмотреть вчера. Мне удалось-таки проглотить яйцо и два кусочка поджаренного хлеба, а потом мы сели в трамвай, по набережной реки доехали до «Одюбон аквариум», вошли в узкий тоннель длиной футов тридцать, где вокруг нас за стеклом плавали рыбы. Потом мы кормили с рук длиннохвостых попугаев и пробирались сквозь джунгли. А еще кормили электрических скатов и фотографировались на телефоны, снимки получались довольно глупые: приходилось держать телефон перед собой на вытянутой руке. Позже я внимательней рассмотрела эти фотки: плотно прижавшись щеками друг к другу и выпучив глаза, мы улыбались в камеру, как делает всякая парочка, которая веселится вовсю и наслаждается жизнью.
Всякая парочка… Но мы-то, какая мы, к черту, парочка?! Нужно постоянно напоминать себе об этом.
Да, действительность – сволочная штука.
Но с другой стороны, не знать, чего ты сама хочешь, штука еще более сволочная. Впрочем, если честно, я-то знаю, чего хочу. И рада бы сомневаться в этом, но не могу, и мне все еще страшно. Я боюсь Эндрю, боюсь страданий, которые он может мне причинить, если, конечно, вообще буду страдать, потому что у меня такое чувство, что я просто не вынесу этих страданий. Если уже сейчас, когда он еще не сделал ничего такого, чтобы заставить меня мучиться, мне так тошно, то что же будет потом?
Да-а, по всему похоже, я по колено в дерьме.
На Новый Орлеан снова спускается ночь, наступает время веселья и развлечений, люди покидают свои жилища, и Эндрю везет меня на пароме через Миссисипи в одно местечко под названием «Олд пойнт бар». Я рада, что снова надела черные босоножки вместо туфель на шпильке. На этом настоял, в общем-то, Эндрю: мол, много придется ходить пешком.
– Я не уезжаю из Нового Орлеана, пока не зайду в это местечко, – объясняет он, вышагивая рядом и держа меня за руку.
– Значит, ты здесь завсегдатай?
– Можно и так сказать, каждый год один или два раза бываю здесь обязательно. Несколько раз даже играл здесь.
– На гитаре? – Я гляжу на него с любопытством.
Навстречу идет группа из четырех человек, и я подвигаюсь к Эндрю поближе, чтобы дать им пройти. Он отпускает мою руку и обнимает за талию.
– На гитаре я играю с шести лет, – улыбаясь, говорит он. – Поначалу, конечно, плохо получалось, до десяти ничего интересного… Все так начинают.
– Да ты у нас прямо Моцарт… Он тоже с шести, кажется, начал.
– Ну, не то чтобы… Но мне с детства нравилась музыка. Вот Эйдану с детства нравилась архитектура. – Эндрю бросает на меня быстрый взгляд. – Он вечно что-то строил. Однажды в лесу даже выстроил шалаш на дереве. А Эшер хоккеем увлекался, тоже с раннего детства. Отец очень любил хоккей, почти так же, как бокс, – снова смотрит он на меня, – только, правда, почти. А Эшер год позанимался хоккеем и бросил. Когда ему было тринадцать. – Эндрю весело смеется. – Это папа хотел, чтобы он занимался, а Эшер не очень. Эшер любил ковыряться в электронике, пытался связаться с инопланетянами, собрал какую-то хитрую штуковину из разных деталей, которые валялись по всему дому… Это после того, как посмотрел фильм «Контакт». – Снова смеется, и я вместе с ним. – А твой брат? – спрашивает Эндрю. – Ты говорила, он сейчас в тюрьме… Вы были с ним дружны?
Я сразу слегка мрачнею:
– Коул был замечательным старшим братом… Правда, только до восьмого класса. А потом связался с одним типом, жил такой по соседству, подонок, в общем, Брэкстон Хиксли. Я терпеть его не могла, противный ужасно. Ну вот, они с Коулом подсели на наркоту и все такое. Папа хотел помочь ему, пристроил в приют для неблагополучных подростков, но Коул сбежал и попал в еще бо?льшую неприятность. А потом вообще покатился по на клонной. – Поднимаю голову, гляжу на шагающую навстречу толпу. – И доигрался… В общем, сам заслужил.
– Может, в тюрьме одумается, выйдет и снова станет хорошим старшим братом.
