Визажистка - Клюкина Ольга (читаем полную версию книг бесплатно .TXT) 📗
— В тюрьме? — задумалась Ленка. — Смотря в какой компании. От этого многое зависеть будет.
— Вот что: не хочу я больше визажисткой работать, — помолчав, сказала Вера. — И ключ возьми. Мне он больше не понадобится.
— Чего так?
— Не хочу.
— Интересное кино… А чем же ты заниматься будешь? Только-только деньги поперли, а ты…
— Сказала: не буду. Не для меня это все. В школу вернусь. Не знаю пока.
— И к старику своему золотоносному тоже ходить, что ли, не будешь? Ну, Вер, это надо совсем уже последней дурой быть, чтобы от такого отказываться.
— Сегодня последний раз схожу, и точка, — сказала Вера. — И даже сумку с собой не возьму. Мне поговорить с ним кое о чем нужно.
Вера не стала сейчас рассказывать соседке, как среди ночи к ней заявился «Человечкин», который жил в каком-то своем измерении, и сообщил, что найденный рисунок вовсе не принадлежит, не принадлежал и никогда не мог принадлежать Матиссу. Он отнес рисунок какому-то известному в городе специалисту, который сказал, что некто, вполне возможно, дед Стасика, лишь попытался сделать копию с известного сюжета. Но, должно быть, такая попытка подражать великому французу показалась ему крамольной для своего времени, и он спрятал рисунок под обоями.
При этом Иван Иванович не скрывал своего восторга: «Вы-вы-вы-вы даже не представляете, какой это ценный документ, символизирующий время тридцатых годов. Это будет самым ценным экспонатом в моем музее!»
А Вера подумала, не обращая внимания на его запинающееся бормотание: все, никаких денег не будет, никакой помощи. Но что еще может она сделать для Александра? Что?
И самое главное: что нужно сделать? Только один человек мог ей хоть что-нибудь теперь посоветовать.
Глава 13
ГЕТЕРА
Трамвай оказался переполненным, но, вздохнув, Вера все же шагнула на ступеньку второго вагона.
Пассажиры на остановке подробно обсуждали между собой случившуюся на линии «обесточку». Это значило, что в ближайший час городской транспорт все равно будет до отказа заполнен замерзшими на остановках людьми.
Впрочем, можно было развлекаться мыслью, что в мире с каждым годом остается все меньше трамваев и для многих они уже стали легендой.
— Вот в Лондоне, наверное, уже нет трамваев. И в Нью-Йорке тоже давно нет. И в Париже…
Ну уж нет, про Париж Вера сейчас себе вспоминать не разрешала.
— Подумаешь! А зато здесь есть, пока ползают, родимые. Хотя в такой ледяной мартовский день, да еще когда на линии вдруг случается авария, тоже начинает казаться, что никогда в жизни больше из-за угла не покажется красный, бодро громыхающий вагон. А он все равно едет, спешит всех забрать.
— Ой-ой-ой, куда пихаешь? Не видишь, что ли, тут я стою! — запричитала на весь вагон старушка, которую теснил вперед осанистый старик с белой, заснеженной бородой Деда Мороза.
— Ничего, бабка, не скрипи! Нам бы с тобой только как-нибудь до лета дотянуть, а там пенсию получим и на Кипр махнем! — отозвался дед, и по вагону прокатился смех, мигом снимая волну взаимного раздражения и тесноты.
Вера тоже невольно улыбнулась.
А что, действительно, скоро лето. А еще раньше весна, самое любимое время года. Не случайно ее имя так созвучно со словом «весна» на латыни — ver, veris. Хотя сегодня, глядя в замерзшее стекло трамвая, совершенно невозможно было представить, что уже через каких-нибудь два-три месяца повсюду будет ярко светить солнце, зеленеть трава и над цветами закружатся бабочки. Уже сейчас, как говорят знающие люди, под корой деревьев тихо заструились новые соки, и природа понемногу пробуждается от зимнего оцепенения. Но поверить в это, видя перед глазами голые, обледеневшие ветки, у Веры почему-то никак не получалось.
В том-то все и дело, что весна никому не позволяет догадываться о той борьбе и великом труде, который она всякий раз совершает, чтобы снова воцариться, казалось бы, на насквозь промерзшей земле. Нет, об этом никто из людей не должен знать. Почему-то ей нравится выглядеть в глазах людей беспечной, радостной особой, порхающей по земле в веночке из цветов, и никто не должен видеть на ее юном лице выражение поистине нечеловеческого усилия и муки.
— Предъявите проездные документы. Девушка, что у вас? — услышала Вера за спиной недовольный голос кондуктора. — Заранее деньги готовь, коли еще необилеченная…
Вера нащупала в кармане монетки, но женщина заглянула ей в лицо и радостно воскликнула:
— Ой, Вера! Извини, а я тебя со спины и не узнала. Ты куда? К клиенту?
— Да… наверное.
Это была Люська, подружка Ленки и одна из самых первых клиенток доморощенного салона.
— Слушай, а я ведь снова к тебе собираюсь. А еще девчонки из депо, когда меня тогда увидели, попросили узнать: можно им тоже подойти?
— Приходите, — кивнула Вера, но тут же одумалась: — То есть, я хотела сказать, только не сейчас, потом… Я пока не работаю.
— Ладно, я потом у Калашниковой узнаю. Они будут говорить, что от меня, от Люси Смирновой, пойду я деньги дальше собирать. Мужчина, вы чего ко мне прижались, как к родной, в самом-то деле! — привычно огрызнулась кондукторша и, быстро орудуя локтями, начала протискиваться к передней площадке, приговаривая нараспев: — При-и-приготавливаем заранее проездные документы, студенческие билеты, ра-а-азворачиваем инвалидные справки, у вас не у каждого на лице написано, кто тут из вас инвалиды…
Неожиданно Вера почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд, оглянулась и от неожиданности покраснела.
Совсем недалеко, зажатый толпой в угол вагона, стоял Йорик, тот самый, из морга, и рассматривал ее горящими глазами с таким выражением лица, что на нем можно было прочитать и злость, и испуг, и презрение, и одновременно жгучий интерес.
Вера поняла, что он ее узнал, несомненно, узнал и словно хотел сейчас спросить: и кто же ты на самом деле такая, голубка? Чего от тебя еще можно ожидать? Ей показалось, что Йорик даже дернулся в ее сторону, намереваясь подойти. Или схватить?
Вера быстро протиснулась к выходу, прячась за чью-то широкую спину в лохматой шубе, и поспешно выскочила на ближайшей остановке.
Уж лучше идти пешком, чем такие встречи! Впрочем, из этого района до дома Свирского уже можно было добраться и на автобусе: здесь трамвайные рельсы шли параллельно большой дороге.
Вера снова вспомнила про своего случайного попутчика, из-за которого ей приходилось прятаться и убегать: уму непостижимо, что этот человек, похоже, всерьез ее ненавидел и боялся. Кого? Недавнюю учительницу истории из школы номер двадцать три? Бедный, бедный Йорик.
«Интересно, а смогла бы я убить Марка? — впервые подумала Вера. — За что? А за все сразу, чтобы весь это кошмар для меня закончился и чтобы Александр был рядом…»
Но сама же ужаснулась таким мыслям.
«А правда, эй, кто же ты все-таки, голубка? — пронеслось у нее в голове следом. — И на что ты еще способна? И как это ты смогла милиционера в плечо укусить?»
Наконец показался знакомый дом, подъезд, лестница, дверь, кнопка звонка… Но почему-то дверь никто не открывал, и это было более чем странно.
Неужели Свирский ее не дождался и впервые за все это время уехал в город один? Нет, это было не в его правилах. Или заболел в ее отсутствие? Может быть, так серьезно, что пришлось вызвать «скорую помощь», которая и увезла Старче в неизвестном направлении?
Позвонив на всякий случай еще пару раз, Вера медленно спустилась по лестнице. Что делать? Подождать или прийти еще раз, позже?
От быстрой ходьбы у Веры сильно стало колотиться сердце, и она остановилась перевести дух.
Ну надо же, с самого утра все пошло наперекосяк — так бывает. И с погодой, и с транспортом, и с милицией — хуже не придумаешь.
Возле подъезда, прислонившись спиной к дереву, курил подросток, держа в руке пачку сигарет «Родопи».
У Веры засосало под ложечкой: ей вдруг остро захотелось курить! Вообще-то она последние пять лет не курила и даже не думала об этом, а тут хоть выхватывай у мальчишки из рук сигаретную пачку. Чушь какая-то!