Я могу быть лучшей версией тебя (ЛП) - Фишер Таррин (книги без сокращений TXT) 📗
— Когда ты все понял? В каком месяце?
— В марте прошлого года.
Я поморщилась. Всего лишь через несколько месяцев после их переезда в дом по соседству.
— Я тогда была в Финиксе у отца. Это тогда...?
— Тогда я их поймал. Я увидел его имя в ее телефоне и посчитал странным, что он шлет ей сообщения поздно вечером.
— А что ты увидел, когда прочитал?
Он покачал головой, не сводя глаз со столика. Все было настолько плохо, что он не мог рассказать об этом? Я ведь знала о Дариусе, разве нет? Я видела фотографии у него на телефоне. Тело Фиг могло быть среди многих других. Их лиц не было видно. Он не хотел видеть в них личностей. Я столько раз писала в своих книгах о «режущей боли, ранящей в самое сердце», но чувствовала ли я ее до настоящего момента? Конечно, нет. Самая ужасная вещь, которую мне довелось пережить.
— Они трахались, когда я уехала навестить моего умирающего отца? Он отправил мою дочь к своей матери и трахал эту женщину в моем собственном доме?
Джордж больше не смотрел на меня, лишь уставился в пустоту. Я была зла на него. Если бы он мне все рассказал, как только узнал об этом сам, я бы все высказала Дариусу и рассталась с ним. Я бы уже начала процесс излечения, вместо того чтобы мучаться с раной в сердце и не иметь ответов на мои вопросы. Он был таким же трусом, как и все они. Мне было его жаль только потому, что он влюбился в такую женщину, как Фиг, пал под властью этой пиявки. Выпроводив Дариуса из дома, я удивлялась ее состраданию. Я-то думала, что она страдает за меня и со мной.
— Ты по-прежнему хочешь с ней быть, так ведь? Ты застал ее за изменой и не ушел. Ты никому об этом не рассказал. Вместо этого ты попытался все исправить.
— Все не так просто. У нее были суицидальные тенденции.
— О, точно! Ты поймал ее на рельсах, или же у нее было что получше?
Он уставился на меня.
— Тебе когда-нибудь приходило в голову, что она использовала суицид, чтобы отвлечь тебя от того, что ты обнаружил? Она просто манипулировала тобой.
— Все не так просто. — Повторил он.
— Нет, идиот ты эдакий, все предельно просто! Твое эго ранено, потому что она не хочет тебя. Она использовала тебя, Джордж. Тебе не станет легче, если ты попытаешься убедить себя, что она все еще тебя хочет. Господи, ну что вы за придурки все!
Я встала, и мой стул громко заскрипел.
— Ты мне что-нибудь еще хочешь рассказать? Боюсь, что мне надо бежать отсюда, пока я тебе не врезала.
Он удивленно посмотрел на меня. Мне показалось, что ему хотелось рассмеяться.
— Думаю, это все.
Я взяла сумку и уже направилась к выходу, как мне в голову пришла еще одна идея.
— Кстати, Джордж, ты пахнешь так же, как и мой козел — бывший муж. У Дариуса точно такой же парфюм, который она купила тебе.
Он побледнел.
— Она сказала, что нашла его в Nordstrom (прим.пер. — Нордстром — американская сеть универмагов).
— В Nordstrom это дерьмо не продают. Она нашла его на моем муже.
Глава 51. ПТСР (прим.пер. — Посттравматическое стрессовое расстройство)
Мама назвала меня Джолин в честь одноименной песни Долли Партон. Долли могла бы использовать какое-нибудь другое имя — Дарлин, Кейлин, Арлин... Но я стала Джолин, потому что так решила Долли после того, как какая-то рыженькая работница банка флиртовала с ее мужем прямо у нее на глазах. Представьте себе — кто-то пытается увести вашего мужчину, а вы на этом заработали? Долли — это не только огромные сиськи, скажу я вам. Мне всегда нравился ее стиль.
У меня была подруга, которая была слишком глупа и не видела правды, которая находилась прямо у нее перед глазами. Несмотря ни на что, она оставалась глуха и слепа, будто Хелен Келлер (прим.пер. — писательница, лектор, активистка, в возрасте 19 месяцев потерявшая зрение и слух). Я была уверена, что я уж точно никогда такой не буду, раз уж я легко все замечала у других. Что за лицемерие человеческой природы! Видите ли, я всегда стараюсь видеть лучшее в людях. Я влюбилась в образ человека, а потом Хелен Келлер будто вцепилась в мой мозг, и я стала, подобно тем обезьянкам, «ничего не вижу, ничего не слышу», ла-ла-ла. Люди не всегда действовали в соответствии с их образом, и именно так случилось с Фиг. Я училась, пусть и медленно, набирая скорость, подобно поездам Фиг. Теперь я видела правду каждого. Например, отец Мерси был полным дураком, правда, без колпака (прим.пер. — бумажный колпак надевался ленивому ученику в качестве наказания). Он просто приходил, бросал свое «идите к черту», и исчезал из моей жизни. Мне не было страшно быть беременной одиночкой. После его ухода я чувствовала лишь облегчение, что мне больше не нужно играть в семью с этим придурком. И вот, я жила своей жизнью, писала книги, и вот, когда мой живот еще даже не был заметен, из ниоткуда возник Дариус, привет из прошлого. Он говорил то, что я хотела услышать, делал все, что я от него хотела. Я все это проглотила и позволила ему надеть кольцо на мой опухший пальчик. Когда родилась Мерси, у меня не было и тени сомнения, что он ее любит. Она была нашей. Но, получается, он ее никогда не любил? По крайней мере, себя он любил сильнее. Никого он не любил больше, чем себя. Хорошо, он ничего не мог с этим поделать, но хотя бы мог думать о своих поступках. Она была столь же отвратительна. Ей нравилось играть в игры и смотреть, сколько она может получить. Не было у нее ни рака, ни суицидальных тенденций. Она пользовалась этим, чтобы контролировать реакции других людей. Она могла быть всем, чем вы захотите.
Дело было прошлой осенью. Я была дома, пыталась убить время до конца учебного дня Мерси. Такой была теперь моя жизнь — я пыталась найти, чем себя занять, пока мой ребенок ест печенье и учит песенки в саду. После смерти отца она перестала спрашивать о Дариусе. Она никогда до этого не видела моих слез, и будто понимала тяжесть принужденного уйти и того, кто выбрал уход.
Я слонялась по комнатам, стирая пыль с книг, переставляла мебель, чувствуя свою бесполезность без истории, которую надо было облечь в форму книги. Вдруг я услышала стук в дверь. Почтальон бы просто оставил посылку у двери, да и я не то чтобы жаждала с кем-то общаться. Но стук не прекращался, а лишь усилился, и я все-таки подошла к входной двери, по-прежнему сжимая тряпку для пыли в руке. Я посмотрела в глазок. На пороге моего дома стояла Фиг. На ее голове была кепка. Она совсем исхудала, одежда висела на ней, как на вешалке, а лицо было четко очерчено. Мой внутренний голос убеждал меня не открывать, но меня разбирало любопытство. Она должна была догадываться, что я все знаю
Когда я открыла дверь, ее лицо уже было сложено в гримасу. Слова, вылетевшие из ее рта, были будто брошены в меня. Я не могла понять, услышала ли я безумные или агрессивные интонации в ее голосе.
— Мне жаль, понятно? Извиняться ничуть не ниже моего достоинства.
— А за что ты извиняешься?
Может, пришло мое время ударить ее по лицу, обругать, и высказать все, что я о ней думаю, но, как обычно, я погрузилась в ее сумасшествие. Мне было интересно, что творится у нее в голове.
— За то, что я сделала. Это не я, я совсем не такая.
Она притворилась плачущей, но слез я так и не увидела. Она как-то рассказывала мне, что до переезда в Вашингтон к Джорджу у нее были отношения с мужчиной из ее родного города. То есть, получается, она именно такая. Ложь номер один.
— Дариус первый заговорил со мной. Мне было так одиноко... Джордж был... Ну, ты знаешь, какой он. Он не поддерживал меня.
— Я была рядом, я поддерживала тебя.
Мне было ее жаль. Она так отчаянно пыталась быть кем-то, кем совсем не являлась. Ее глаза были широко открыты и полны слез. Я представила, как она судорожно пытается применить какую-нибудь другую тактику. Я посмотрела на нее, по-настоящему посмотрела. Не с целью найти то, что я хотела бы найти, лишь хорошее. Я смотрела на то как она смотрит, оценивает, говорит, чтобы привлечь к себе внимание. Если ты добрый человек, она будет доброй для тебя. Если ты веришь в спасение окружающей среды, она будет невероятно этим увлечена. Однажды мы пошли в ресторан с Фиг и Джорджем, и я вдруг начала рассказывать им о всяких болячках, которые у меня появились за последние пару лет. Фиг посочувствовала мне, а потом поведала нам о своем свином гриппе, и как ужасно она его переносила. Я верила ей до тех пор, пока не увидела выражение лица Джорджа.
