Танцующая с лошадьми - Мойес Джоджо (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗

Глава 14

Несколько лет назад, когда Мак и Наташа только въехали в свой новый дом, их район можно было описать, с известной долей оптимизма, как «перспективный». Тогда она подумала, что реализации перспектив придется ждать довольно долго. Улица отличалась однородной обветшалостью. Три четверти домов не видели краски минимум пять, а то и десять лет. На проезжей части без желтой разметки стояли кузова автомобилей без колес, опираясь на кирпичи. Молодые семьи разъезжали по своим делам в помятых малолитражках с открывающейся вверх задней дверцей.

Викторианские дома с осыпающейся штукатуркой стояли с отступом от красной линии, перед ними расположились небольшие палисадники: живые изгороди из бирючины, укрытые брезентом мотоциклы, мусорные баки с разнородными съезжающими крышками. Наташа часто останавливалась поболтать с соседями: с мистером Томкинсом, пожилым художником из Вест-Индии, с Мейвис и ее кошками, с семьей из строительно-жилищной ассоциации [41] с восемью малолетними детишками. Они были дружелюбны, охотно говорили о погоде, интересовались, как идет ремонт дома у Мака, спрашивали, знает ли она о планах устроить парковку для местных жителей или переезде буддийского центра на главную улицу. Как любой уголок в столице, этот отличало чувство сообщества.

Теперь мистера Томкинса не стало. Мейвис давно похоронили, строительно-жилищная ассоциация продала свою долю, а ее жильцы отбыли бог знает куда. Почти все дома покрашены в фарфорово-белый, трещины аккуратно зашпаклеваны, входные двери разноцветные – краска из «Фарроу энд Болл». Тщательно подстриженные тисы или лавровые деревья украшали каждое крыльцо, половина палисадников превратилась в подъездные дорожки, мощенные булыжником, или были огорожены новенькими чугунными оградами. У домов припаркованы огромные сверкающие «мерседесы»-внедорожники. Усталые работники умственного труда, спеша в метро, приветствовали друг друга кивками. Необходимость выплачивать ипотечные кредиты не оставляла им времени ни для чего другого.

Это была теперь богатая улица, а уцелевшие ее прежние строения с облупившимися окнами и тюлевыми занавесками были как бельмо на глазу, как напоминание об ушедших временах.

Наташа понимала, что с финансовой точки зрения она выиграла, когда улица приобрела более благородный вид, но расслоение общества беспокоило ее. Отражая положение обитателей, улица стала маленьким оазисом среднего класса с амбициями, в то время как жилые массивы вокруг остались мрачными, грубыми и угрожающими на вид. Их населяли люди, сохранявшие все меньше и меньше шансов выкарабкаться.

Два этих мира почти не пересекались. Почву для их встреч предоставлял разве что криминал – угнанная машина, кража со взломом, украденный в мини-маркете кошелек; сфера наемного труда – у всех, естественно, были уборщицы или няни; профессиональные вопросы – Наташа представляла двенадцатилетнего ребенка, чьи родители-алкоголики выгоняли его из дому.

Все эти мысли пришли ей в голову, когда она въезжала в жилой массив Сандаун, минуя подожженные автомобили и тусклые уличные фонари. Сара молча сидела рядом, сжимая в руке ключи. После выхода из дедушкиной палаты она не проронила ни слова, и Наташа не предпринимала попыток начать разговор, не оправившись от потрясения. Она не могла осознать, во что они ввязались, пока не увидела старика, чья шея покоилась на подушках, а лицо было перекошено.

– Он держится молодцом, – весело сказала медсестра неврологического отделения. – Мы проделали большую работу, Генри, не так ли?

– Анри, – сердито поправила ее Сара. – Его зовут Анри. Он француз.

Когда Наташа проходила мимо, медсестра удивленно подняла брови.

– Как долго, по-вашему, он еще пробудет здесь? – Наташа догнала медсестру, пока Сара здоровалась с дедушкой.

Та посмотрела на нее как на умственно отсталую:

– Он перенес инсульт. Никто не может сказать, как долго это продлится.

– Но вы наверняка можете предположить. Речь идет о днях, неделях, месяцах? Мы заботимся о его внучке, нам хотелось бы иметь представление.

Медсестра обернулась. Сара прибиралась: поправляла постельное белье, разговаривала с больным. Он внимательно смотрел на нее.

– Вам следует поговорить с его лечащим врачом, но могу сразу сказать: речь идет не о днях. И не о неделях. Он перенес тяжелейший инсульт, и реабилитация – это долгий процесс.

– Подросток может справиться с уходом за ним?

– В ее возрасте? – Медсестра скривилась. – Нет, конечно. Мы бы этого не рекомендовали. Для ребенка это слишком большая ответственность. У мистера Лашапеля гемипарез – паралич мышц одной стороны тела. Он не может сам мыться, ходить в туалет. Есть проблема с пролежнями. Да и речь не восстановилась на сто процентов. Дважды в день у него физиотерапия. Но он уже может сам есть.

– Он останется здесь?

– У нас отделение длительной терапии. Не думаю, что его можно поместить в какой-нибудь интернат. Он еще только начал восстанавливаться. – Она посмотрела на часы. – Извините, мне пора. Но он идет на поправку. Странно, но фотографии помогли. Он может на чем-то сосредоточить свое внимание. Нам всем они нравятся.

Наташа окинула взглядом маленькую палату, увешанную фотографиями. Снова Мак, очаровывающий медсестер, помогающий выздороветь даже в свое отсутствие.

Они въехали в обширный жилой комплекс и направились на парковку Хелмсли-хаус. Начался дождь. Подростки, которых она впервые увидела в день знакомства с Сарой, натянули на голову капюшон и чиркали спичками. Они наблюдали, как она выходила из побитого «вольво», но отвлеклись на звонок чьего-то телефона.

– Что ты хотела взять из вещей?

Наташа шла за Сарой по промозглой лестнице. Дождь хлестал, прорываясь сквозь водосточные стоки, забитые упаковками из-под чипсов и жвачки.

– Кое-что из книг.

Сара сказала и еще что-то, но Наташа не разобрала.

Они прошли по коридору, отперли входную дверь и поспешно закрыли за собой. Оказавшись под защитой металлической двери, поставленной Маком, Наташа почувствовала облегчение. В квартире было холодно. Несколько недель назад Сара была здесь с Рут, и они отключили отопление, когда забирали кое-что из вещей Сары.

Девочка скрылась в своей комнате, Наташа осталась в гостиной. Комната была опрятной, но приобрела нежилой вид. Фотографии исчезли со стен – переместились либо в новую комнату Сары, либо в больничную палату, и стены выглядели голыми.

Она слышала, как выдвигают и задвигают ящики и расстегивают молнию сумки. Наташа была уверена, что Сара не вернется в этот дом. Даже если старик поправится, он не сможет подняться сюда по ступеням. Стало не по себе. Понимает ли это Сара? Она была умной девочкой. Что она думала о своей дальнейшей судьбе?

Одна фотография на стене все же осталась: Сара, трех или четырех лет, на руках у седовласой женщины с похожей улыбкой. Обычный ребенок: в семье ощущает себя в безопасности, в чистых глазах нет страха и неуверенности в завтрашнем дне. Всего через несколько лет она будет зависеть от доброты незнакомых людей.

Наташа схватилась за голову. Оборотная сторона роли родителя – полная ответственность за чье-то счастье.

– Знаешь, давай поедим где-нибудь, – предложила Наташа, когда они снова садились в машину, смахивая капли дождя с рукавов. – Как насчет пиццы?

Сара отвела взгляд, и Наташа поняла, что своим неожиданным приглашением застала ее врасплох. Пару дней Сара была слишком необщительна даже по своим меркам. Дважды ела в своей комнате и почти не разговаривала с Маком, который до этого неизменно смешил ее.