Я покорю Манхэттен - Крэнц Джудит (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .TXT) 📗

Первые суббота и воскресенье, проведенные Мэкси на чердаке у Рокко, были до отказа заполнены работой. Всякий раз, видя его сидящим в задумчивости за чертежным столом, она незаметно ускользала и потихоньку обследовала помещение. Она перестелила его кровать свежими простынями, обнаруженными в бельевой тумбе, и связала все грязное белье в доме, включая рубашки, в один большой тюк, чтобы снести в прачечную-автомат: хотя она ни разу в жизни ни в одной из них не бывала, но почему-то не сомневалась, что без труда найдет ее и на месте разберется, что и как надо делать. Точно так же впервые в жизни она перемыла полную раковину грязной посуды и расставила все по своим местам; побывав в кладовке, она составила список отсутствующих там вещей, однако времени на ревизию комода и встроенных шкафов у нее не хватило. С благоговейным трепетом отдаваясь этим занятиям, Мэкси в то же время умудрялась не спускать глаз с Рокко, так что, когда бы он ни оторвался от работы в поисках чего-то необходимого, она тут же находила пропажу и протягивала ему с той умелой сосредоточенностью, какая требуется от сестры в операционной. Он заглатывал принесенные Мэкси пиццу и сандвичи, разумеется, разделив их с нею, не произнося при этом ни слова и продолжая думать над мучившей его проблемой оформления номера. После того как завал, оставленный ему Линдой Лэфферти, был расчищен, Рокко хотел во что бы то ни стало привнести в «Житейскую мудрость» как можно больше своего, оригинального, пока редактор не вернулась из отпуска.

Журнал в основном посвящался еде и винам — это-то и создавало основные трудности. Рокко так долго работал с манекенщицами и одеждой, так отвык «подавать» неживые предметы, единственной связью которых с живыми людьми было слюноотделение, которое им полагалась вызывать у читателей, что он с головой ушел в решение этих новых для себя проблем.

— Грамм. Всего один грамм, — пробормотал он, когда в воскресенье вечером Мэкси как раз кончила разрезать очередную пиццу и поставила перед ним тарелку.

— Как, вы не голодны? — с тревогой спросила она.

— Один грамм золотистой икры на совершенно голом развороте! Очевидно, что это должен снять Пенн. Да, но Пенн — значит Конде Наст. И потом я никогда не делаю того, что очевидно. Может быть, использовать лазер? Или фотомикрографию? Ведь не рисовать же икринку в самом деле? Хотя… почему бы и нет… Пустить золотые виньетки по краям разворота, а в центре пусть Эндрю Уэйт нарисует эту самую икринку… может быть… Это пепперони? [30]

— Да. Я попросила, чтобы они положили всего понемногу.

— Отлично.

И Рокко снова погрузился в задумчивость. Увидев вскоре, что на сегодня работа, кажется, окончена, Мэкси постаралась как можно тише выскользнуть из комнаты, так что ее исчезновения он даже не заметил.

Каждый, кто на следующий день зашел бы в художественный отдел журнала «Житейская мудрость», наверняка подумал бы, что попал в отдел манускриптов какого-нибудь средневекового монастыря: в молчании согнувшись над столами, подобно схимникам, сотрудники кропотливо трудились над воплощением идей, которыми в понедельник буквально забросал их Рокко, прямо-таки обуянный жаждой превратить каждую журнальную страницу в нечто новое и захватывающее.

Зэкари пришел в неописуемый восторг, выслушав рассказ дочери о ее скромном, но совершенно необходимом вкладе в работу отдела, а главное — ее вопросы свидетельствовали о неподдельном интересе к самому процессу создания журнала. Правда, его немного пугало, что интерес этот какой-то чересчур страстный… Как бы, так внезапно вспыхнув, он столь же внезапно не угас? Зэкари научился с опаской относиться к взрывам Мэкси-ного энтузиазма. С другой стороны, он вздохнул с облегчением, узнав, что дочь провела уик-энд у своей школьной подруги Инди Уэст в Коннектикуте и вновь собирается туда же в субботу.

В воскресенье вечером Рокко наконец отложил в сторону орудия своего труда, зевнул и потянулся.

— Дело сделано. Баста, — с победоносным видом произнес он, взглянув на Мэкси, которая только что кончила выкладывать выстиранные, высушенные и аккуратно сложенные носки в ящик шкафа, где невозможно было их не заметить. Вылизанная комната казалась ей теперь воплощением почти казарменного порядка: сделать больше она просто не могла, поскольку потревожить книги, папки и журналы все же не решалась.

— Приступим к пицце? — поинтересовалась она.

— Что, опять пицца? Больше не могу, — ухмыльнулся он, подумав, что такого помощника, как Мэкси, у него еще не бывало (и потом она еще что-то такое придумала, и теперь по утрам у него не было никаких проблем с одеждой).

— Хорошо, я могу тогда поджарить бифштекс, соорудить салат, испечь картошку в духовке, — предложила Мэкси.

— А где ты все это найдешь в воскресный вечер, интересно?

— Здесь! — Мэкси распахнула дверцу холодильника, который она предусмотрительно загрузила еще в субботу. Опыт летнего лагеря не прошел для нее даром: готовке их там тоже учили, это входило в программу «выживания при неблагоприятных природных условиях».

— О, прекрасно. Сдаюсь. Тогда, знаешь, пока ты печешь картошку, я, пожалуй, вздремну. Разбуди, когда все будет готово. О'кэй?

Мэкси пообещала, и Рокко тут же заснул. Было поздно, и солнце за окном уже садилось, высвечивая мириады носившихся в его лучах пылинок. Мэкси тихо приблизилась к кровати Рокко и осторожно опустилась перед ней на колени. Чтобы побороть искушение протянуть руку и провести по его волосам, ей пришлось крепко сжать кулаки. Что, если он проснется так же неожиданно, как заснул? Никогда еще она не имела возможности смотреть ему в лицо дольше нескольких секунд, разве что когда он беседовал в офисе с кем-нибудь из сотрудников, но и тогда ей все время казалось, что если он прервет разговор и заметит, как она на него уставилась, то стыда потом не оберешься. Два прошедших уик-энда у него на чердаке она старалась действовать особенно осмотрительно, понимая, что если он увидит, что ему мешают, то попросту вышвырнет ее вон.

Она была настолько без ума от Рокко и вместе с тем так его боялась, что все ее нормальные реакции оказались сейчас просто замороженными.

Да, Мэкси отдавала себе отчет, что с того самого дня, как он впервые вошел в их комнату, она ходит сама не своя, но весь вопрос в том, как снова сделаться самой собою. Ведь этот человек явно не реагировал на нее так, как обычно реагировали другие мужчины. Любовь одарила Мэкси способностью наделять каждый шаг Рокко особым очарованием. Достаточно ему было почесать затылок, как она тут же начинала испытывать его чары. То же самое происходило и когда он в задумчивости покусывал костяшки пальцев, а стоило ему напеть про себя какой-нибудь шлягер — и она чувствовала себя в раю.

Взгляд Мэкси пробежал по изгибам его классического рта, вселив в нее одновременно благоговейный трепет и страстное желание. Сердце толкало ее к нему, но она оставалась неподвижной, хотя, видит Бог, такого влечения она не испытывала никогда ни к кому, и, в глубине души Мэкси знала это, больше уже не испытает. Первая любовь, с ее непередаваемой сумятицей чувств и порывов, переполняла ее. Если бы можно было приподнять один из этих нежных черных завитков на лбу и дотронуться — просто дотронуться! — до его кожи. Или провести тыльной стороной ладони по щеке! Но она не осмеливалась на подобное. Слишком уж велик был риск.

И вдруг в ее распаленном страстью мозгу всплыли слова, сказанные Рокко: «Дело сделано. Баста». Мэкси слишком хорошо его знала, чтобы не понять, что с ноябрьским номером покончено. Конечно, на следующей неделе он накинется на декабрьский, но там уже не будет такой необходимости утверждать в журнале новый стиль графики, из-за чего, собственно, он и работал как одержимый по семь дней в неделю. Об этом она раньше как-то не подумала. Получается, что уик-энды у него на чердаке совсем не вечны, как она полагала… Да и вообще, ее летняя практика закончится через пять недель! Мэкси охватила паника. Завтра она придет на работу, и что же, быть только «одной из» в их художественном отделе? Разносить кофе, убирать посуду и ждать минуты, о которой она смутно грезила, когда Рокко наконец заметит ее? Но минута эта может и не наступить?!