Замуж за байкера (ЛП) - Уайльд Лия (бесплатные версии книг .TXT) 📗
На мгновение она почувствовала себя в безопасности, как со старым другом. Слезы, горячие и совсем нежеланные, потекли по ее щекам. Она не обняла его в ответ, но ее кулаки разжались. Он обнял ее другой рукой, и она начала дрожать.
— Я не знаю, кто это был.
Он кивнул и отступил, держа ее плечи в сильных руках.
— Эй, мы разберемся.
— Черт, да.
Голос отца был таким же грубоватым, каким она его помнила, но Келли услышала в нем неожиданную усталость. Она ненавидела это. Она не хотела видеть его усталым, она хотела, чтобы он был таким же грубым, глупым и отстраненным, каким он всегда был. Тем, с кем она сражалась сотни раз.
— Почему люди нападают на меня, если…
Злые слова застряли у нее в горле, когда она обернулась. Келли пришлось смотреть вниз, чтобы увидеть отца. Коляска, в которой он сидел, скрипела, когда он маневрировал перед ней. Отойдя от шока, она увидела кислородный баллон, прикрепленный к ручкам позади.
— О, Боже, — прошептала она, — что случилось?
Он выглядел как сморщенная версия самого себя. Волосы исчезли. Кожа была слишком натянута на лбу и дряблая у рта. Дыхательная трубка тянулась по его телу, которое использовалось для того, чтобы выдержать здоровенный живот, но не больше. Его кожаный жилет, который носился так же удобно, как и шелк. Жилет украшали нашивки «Президент» и ниже «Первая 7».
— Как прошел семестр? — Райли Форстер спросил это, как любой другой отец спрашивает свою дочь об учебе в колледже. Что было бы прекрасно, будь они просто отцом и дочерью. Он положил локти на подлокотники и выпрямился настолько, насколько ему позволило его тело. В карих глазах читалась боль. Если остальные и видели это, то ничего не говорили.
Келли не надо было услышать слово «рак», это была написано на его лице. Два года отчаявшаяся семья привезла старую гончую собаку в кабинет к доктору. Кислый запах химиотерапии никогда не забывается. Ее отец был слаб именно из-за этого. Его голова и лицо облысели и сверкали, а челюсть слабо провисала к подбородку.
— Ответь мне, — настаивала она. Келли скрестила свои руки на груди, но это никак не облегчило злую и холодную боль, которая неожиданно пронзила ее. Это не мог быть ее отец. Он был живее всех живых и вдвое сильнее. Не этот старик. — Что случилось?
— Рак, — сказал Юлий с противоположной стороны комнаты. Он сунул руку в темные волосы и покачал головой, когда Цезарь влетел в комнату, останавливаясь, чтобы понюхать всех. — Рак легких.
— Все эти сигареты, в конце концов, доконали меня, — Райли Форстер попытался посмеяться, но это закончилось слабым кашлем. Боль в груди переросла в настоящее мучение.
Спустя мгновение Юлий прошелся по комнате, как большая кошка в коже и джинсе, и плюхнулся на старый «трон» отца. Он обращался с изношенной коричневой кожей с легкостью и комфортом того, кто уже давно там сидел. Цезарь прыгнул, найдя способ лежать на длинном теле Юлия. Оба уставились на нее.
Это показалось ей странным. Ее отец всегда был тем единственным, кто сидел в этом кресле. Она услышала скрип инвалидного кресла и подумала, что, может быть, сейчас у него новое кресло. Келли почувствовала боль в животе.
— Как давно вы знаете? — спросила она.
Ее отец не встречался с ней глазами.
— Какое-то время.
Она не хотела задавать вопрос, который крутился у нее в голове. Она хотела злиться на него, кричать, задать все вопросы, вызванные недавно перенесенным страхом, но ее рот предавал ее.
— Как… как давно?
Он не отвечал некоторое время.
— Келли, я отвечу на все вопросы, но сейчас у нас есть другие вещи для обсуждения.
Она хотела поспорить. Хотела кричать о том, что нет ничего важнее его здоровья, но эти слова не могли слететь с ее губ. Она опустилась на диван, заняв место Чарли. Изношенная ткань продавилась под ней. Она осмотрела хорошо знакомую гостиную и почувствовала большую потерю. Она взглянула на своего отца, сидящего в инвалидном кресле, и его дыхание было самым громким звуком в комнате.
— Келли, девочка, — голос дяди Чарли был таким нежным, каким она его прежде не слышала. — Почему бы тебе не рассказать нам, что произошло?
Он дал ей холодную банку содовой. Она не пила, но это помогало. Она рассказа все, что смогла вспомнить. Как она была на пути домой из клиники. От Гранта до нападения и остановки в закусочной, чтобы позвонить отцу. Келли предположила, что заплачет, когда расскажет об этом. Но она не сделала этого. Она вылила это с бесчувственной отстраненностью жертвы, находящейся в состоянии шока.
— Ну? — спросила она в конце. — Что происходит?
— Большинство касается дел клуба, — начал ее отец.
Злость вновь поднялась внутри нее, сжигая чувства холода и опустошения. Ее голова начинала болеть от множества нахлынувших и уже пережитых за такой короткий промежуток времени эмоций.
— Ты шутишь что ли?
— Келли, не делай это труднее, чем должно быть. Мы должны знать.
Келли не знала, кто именно заговорил, но ей было все равно. Этот день переходил все возможные грани, и она точно не собиралась слушать чье-то дерьмо о том, как она что-то усложняет.
— Я ничего не усложняю, — она поднялась на ноги. Ее руки сжались в кулаки настолько сильно, что девушка чувствовала, как концы ее коротких ногтей впивались в ее собственные ладони. — У меня было все отлично, спасибо большое. Я ходила в колледж, расслаблялась и планировала свое будущее. Обычное дело. Я занималась своими делами и мечтала о лазанье, когда кто-то напал на меня, — она ненавидела, что ее голос пронзительно произносил каждое выходящее слово.
— Келли, — сказал отец нежным голосом. — Мне жаль.
Она была ошеломлена мгновенным молчанием. Как-то неправильно. Райли Форстер никогда не приносил извинений: никому и ни за что. Он был лидером «Адских гончих», и его слово было законом, по крайней мере, тем, что понималось под законом в мотоклубе. Он не извинялся, когда пропустил ее первую научную ярмарку, когда умерла ее собака и даже тогда, когда ушла ее мать. Насколько все плохо?
— Что происходит?
— Я не могу рассказать тебе все для твоей же безопасности, — ее отец поднял руку, когда Келли открыла рот, чтобы спорить с ним. Кожа на ладони была такой тонкой и болезненной, что она могла видеть его вены. — Но я могу сказать, что не ожидал, что кто-то причинит тебе боль. Иначе сразу же позвонил или еще что-нибудь.
— Еще что-нибудь?
— Черт возьми, Келли, не знаю. Уходя, ты прекрасно дала понять, что не хочешь быть частью моей жизни. Я думал, что стоит, ну, знаешь, уважать это.
Это была правда, и все знали это. Келли уже все упаковала в тот день, когда окончила школу. С письмом о зачислении в колледж в одной руке и небольшой суммой денег, которые ей удалось скопить, работая неполный рабочий день, в другой, она уехала на закате, когда все остальные праздновали окончание средней школы.
— Отлично, — сказала она. — Замечательно, но ты должен был мне рассказать, что что-то произошло. Когда ты был… когда выясняли твой диагноз.
Он рассмеялся, но смех был мрачный.
— Да, конечно. И что бы ты сделала? Помчалась бы домой, чтобы помочь отцу, который отсутствовал в твоей жизни? Бросила бы учебу из-за негодяя, который не беспокоился, чтобы появиться в ней? Я так не думаю. Ты оставалась в стороне и жила для себя. И я чертовски уверен, что не собиралась это прекращать.
— Не тебе следовало делать этот выбор.
— Да, черт возьми, — вмешался Юлий. Он откинул ноги, сбрасывая собаку с колен. — Мы все сделали этот выбор. Ты ушла к лучшей жизни.
Келли снова покачала головой, но ничего не сказала. Что она могла сказать? Они были правы. Она ушла. Она разорвала с ними связь, со всем этим городом и людьми в нем. Тогда это казалось идеальным решением. Что ждало ее в этом городе? Ничего, вот что. Может, она ошибалась.
— Да, — медленно сказала она. — Я так думаю. Я только… Мне не нравится не знать что-то. В смысле, я до сих пор не знаю многого. Что происходит? Почему я?
