Точка невозврата - Банцер Сергей (читать полностью книгу без регистрации TXT) 📗

Щукин вынул из ящика карточку и углубился в изучение ее содержания. Потом он удовлетворенно хмыкнул и отложил ее в сторону. Вот этому парню он даст шанс. Вполне реальный для умного человека. И состоится у них диалог двух умных людей. Ну, а если один из них окажется дураком? Тогда дурак получит почетную возможность сменить на два года туфли на сапоги и выполнить свой воинский долг.

Щукин последний раз затянулся сигаретой, отвинтил колпачок авторучки и принялся выписывать повестку Мальцеву Виктору Владимировичу, младшему научному сотруднику Института физики.

Глава 3

Неблагополучная квартира

Если театр начинается с вешалки, то холостяцкие квартиры в ДОСах начинаются с запаха. С мистической закономерностью во всех таких квартирах почему-то сломан унитаз. Запах мочи, дополненный запахом пота, табачного дыма, грязных носков и сапожного крема, составляет неповторимый букет холостяцких квартир, где я последние годы и пытаюсь найти свое дамское счастье.

На застеленном газетами столе стояли вскрытые консервы сайры, тарелка с солеными огурцами, ломти пайковой красной рыбы, маринованные помидоры, жестяные кружки из солдатской столовой и бутылки водки. Подвыпившие лейтенанты что-то орут, чавкают помидорами и провозглашают тосты.

Борзинский всепогодный женский десант сегодня тоже тут, в квартире номер восемь. Это я — Люсьен, и мои боевые подруги — Шпала, Бурятка и Чесотка. Хотя у нас здесь подруг не выбирают. С кем вечером по дороге в ДОСы — та и подруга. На сегодня такой вот расклад.

Банкет дается в честь молодого коммуниста лейтенанта Вислякова или просто Вислого, которого сегодня приняли в партию. Еще никто особо не пьян, поэтому разговоры ведутся о службе. Присутствующим дамам эти специальные разговоры непонятны. Из услышанного мы понимаем только то, что все солдаты — быдло, их нужно мочить, а работа на радиолокационной ракетной технике сопряжена с опасностью для здоровья. И поэтому распитие водки — это вынужденный шаг, совершаемый для защиты от каких-то смертоносных волн, исходящих от локаторов и ракет.

Вновь наполнились кружки, и сам виновник торжества, молодой коммунист Николай Висляков, выпучив глаза болотного цвета, выкрикнул тост:

— Партия говорит: «Надо!», комсомол отвечает: «Есть!»

Девчонки вскинули жестяные солдатские кружки и, вытянув шеи, что есть силы заорали писклявыми голосами:

— Комсомол отвечает: «Есть!»

Услышав ответный слоган, Вислый вскочил с табуретки, поднял вверх кружку и опять заорал так, что на толстой шее вздулись жилы:

— Партия говорит: «Надо!!!»

— Комсомол отвечает: «Есть!», — пронзительно запищали девки. Между прочим, мы все действительно комсомолки, так что все правильно.

Лейтенант Басин, хрустя огурцом и брызгая слюной, объясняет Бурятке сбивчивой скороговоркой:

— Противолокационная ракета «Шрайк» запускается с самолета и наводится по лучу от станции наведения. Поэтому в бою среднее время жизни станции наведения комплекса «Круг» всего два часа!

Услышав это, Вислый дернулся, как от электрического разряда, потом вскочил и заорал благим матом:

— Мы смертники!

— Мы смертники, мы смертники! — завизжали в ответ девчонки.

Веселье тем временем набирало силу. Все орут, пьют, брызгают слюной, закусывают, бегают в туалет, произносят тосты и опять пьют. Потом сдвинули столы и пошли танцевать.

«Ван вэй тикет, ван вэй тикет, ван вэй тикет ту зе блу», — надрывается из магнитофона «Ирапшн».

Кстати, это про меня поют негритосы. Ван вэй тикет. Билет в один конец. Сегодня я должна определиться, кто из этих орущих ребят купит мне этот билет в один конец, по которому я сяду в волшебный поезд из моего недавнего сна.

Выбор, девочки, прямо скажем, небольшой.

Напротив меня сидит Плейшнер. Вроде тихий, с позолоченным значком суворовского училища на широкой груди. Но какой-то странный. Над его железной кроватью висит фотография очень красивой девушки. Ей можно дать и двадцать пять лет и пятнадцать. Бывают такие лица. Когда Плейшнер выпьет, то говорит, что это его невеста Света, мастер спорта по гимнастике, погибла год назад в автокатастрофе. Когда выпивает еще больше, то снимает эту фотографию со стены и смотрит неотрывно на нее, держа перед глазами обеими руками.

Пару месяцев назад эта девчонка, вполне живая, внезапно приехала с подругой в Борзю и нагрянула к Плейшнеру сюда в восьмую квартиру. Плейшнер тогда почему-то страшно перепугался, прятался от нее и даже ночевал в казарме, пока она не уехала.

Следующим по часовой стрелке идет Бас. Орет и брызжет слюной больше всех. Неожиданно тонким для своей комплекции голосом сейчас визжит вместе со «Статус Кво»:

— You Are in the Army Now! Ю ар ин зе арми нау! А-а-а-а ин зе арми, нау!

Бас неуправляемый тип. Время от времени откалывает номера — нарочно не придумаешь. Когда двухгодичник Паренек появился в части, майор Кролевец из особого отдела у него сто рублей сразу одолжил. Дело обычное, типа до зарплаты. Ну понятно, и не думал отдавать, на то он и майор, а Паренек так, чмо гражданское, студент, одним словом. Паренек уже и забыл про это, а Бас, как узнал, возбудился весь и пошел домой к Кролевцу. Под мухой, понятно. Пришел, позвонил в дверь и сказал, что, мол, если завтра, товарищ майор, не отдадите Пареньку сто рублей, я прихожу и выношу телевизор. Жена Кролевца на шум вышла, все слышала. Особист деньги Пареньку на следующий день отдал, но Баса запомнил. Хорошо запомнил, тихо так, без шума. Ребята в особом отделе тихие, но свое дело знают. Кого попало туда не берут. За эти годы я стала психологом-самоучкой. Вернее, военным психологом-самоучкой. Так вот, скажу я вам, прямой путь Басу из ЗабВо в ТуркВо, Туркестанский военный округ. На лбу его так и написано — ТуркВО. Если не хуже. Для таких горячих парней есть еще УРы — Укрепленные Районы, полигон Эмба и много других точек, которые мне вовсе неинтересны. Так что пусть себе орет, поет, наверное, драться дальше полезет. Хорошо, если с кем-нибудь на улице, а то может и со своими.

Следующий — Лосев. В отличие от остальных он не лейтенант, а младший лейтенант — очень редкое в Советской Армии воинское звание. Лося я знаю давно, когда он был еще лейтенантом. Знала и его жену, Наташу. Красивая девчонка была. «Красивая» не то слово. Очень красивая, да. Была, да сплыла… Я даже помню песню, которую она пела под гитару:

Красиво как. Тонко… Серебряный век. Так тонко, что, думаю, без понюшки кокаина здесь не обошлось.

Хорошо пела красавица Наташа Лосева, тихо перебирая струны тонкими длинными пальцами. Потом лейтенанты из того призыва переписывали слова и мучительно пытались подобрать на гитаре: «Свеча горела, свеча горела, свеча горела». Получалось плохо, ну, как если бы Лосева в кирзачах вдруг пошла по плацу торжественным маршем. Лось — красивый парень, кандидат в мастера по боксу. Что там случилось — кто ж его знает. Только от того Лося сейчас мало чего осталось. Похудел, звездочка всего одна на погонах. Ну и в глазах тоска смертная. Лось улыбается вымученно, а от этого тоска в глазах еще больше страшная. Что-то сильно повредилось в тебе, Игорь. Жены давно нет, уехала Наташка. А Лося переселили в общежитие к холостякам, куда он забрал из своей бывшей квартиры только какие-то спортивные кубки и томик Алексея Толстого. Носится с этими кубками и томиком, как ненормальный.

Хороший ты парень, Лось, но без бабы, видать, хана тебе. По глазам вижу — хана. Не выкарабкаешься. Точнее говоря, всем вам, товарищи лейтенанты, без бабы хана. Только молодые вы еще, не знаете этого, вот и орете, водку хлещете, весь мир у вас в кармане. Дай Бог вам остановиться. Не знаете, почему вам хана без бабы? А знаете, как по фене матрац? Матрац по фене будет «женщина». Ну, а подушка — «жена». Дядя Кеша как-то рассказывал.