Ты такой же как я (СИ) - Висман Дэвид (чтение книг .txt) 📗

Мы ехали на «скорой» в больницу, и я прижимал Машку к себе, а она ревела навзрыд и не могла остановиться, повторяя одно и то же:

-Димочка, миленький, не уходи. Не бросай меня, Димочка.

Медработники смотрели на меня как на врага народа.

Уже в больнице, когда Машка была в операционной, фельдшер, сдавшая ее врачу, вышла на улицу, где я курил. Она дернула меня за рукав, чуть не оторвав его вместе с рукой.

- Сволочи вы мужики. Баба беременная, а ты доводишь ее урод. Чтоб тебе пусто было. Отольются когда-нибудь и тебе бабьи слезки.

Отольются. Я знаю.

Машу оставили в больнице. Врач сказал, что нервный срыв, может спровоцировать выкидыш.

И вот после этого, меня словно вырубили. Я не помню, как и на чем доехал домой. Не помню, как отмывал площадку от крови, и как уснул.

Утром проснулся от звонка телефона. Звонил Влерьич, интересуясь, почему меня не было на рапорте, и где вообще меня носит.

Направляясь в туалет, я наткнулся в коридоре на ведро с окровавленной водой. Вот тогда меня и накрыло.

На работу я в тот день не пошел. Рванул к Маше в больницу. Генералу сказал, что ее увезли с угрозой выкидыша.

То, что вытворила Машка, в голове не укладывалось. Я злился на нее, винил себя, и хотел увидеть Даньку. Не знаю почему, но я больше думал о том, что его я теперь наверняка скоро потеряю, а не о Маше. И от этого было тошно.

Машка опять ревела, прижавшись ко мне в больничном коридоре. И я дал ей слово, что не брошу ее. Сказал, что люблю.

Всю неделю, что Маша лежала в больнице, я проводил с Данькой на квартире допоздна. Два раза заночевали.

В тот день, когда Машу выписали, мы с ним не виделись. Я весь вечер был с ней, и мы даже занялись сексом.

А с сегодняшнего дня встречи с Данькой только по субботам. Может оно и к лучшему. Маше я сейчас нужнее.

Глава 34

Отец зашел в здание аэропорта, а Данька остался дремать в машине.

Было тридцатое декабря. На площади, перед аэропортом, установлена огромная ель, увешанная гирляндами и игрушками. В городе предновогоднее настроение. Толпы народа в магазинах, лотки с мишурой и всяческой новогодней атрибутикой. Прямо на улице выставлены искусственные и натуральные елки, витрины переливаются всевозможными огнями.

Дома тоже суета по случаю праздника и приезда питерского родича.

Мать всю неделю не давала им с отцом никакого покоя. В срочном порядке были поменяны обои и потолочная плитка. Заменены на окнах шторы, а на полу покрытие.

Приобретена новая люстра, диван и плазменный телевизор огромного размера.

Мать не хотела «ударить в грязь лицом» перед столичным гостем.

Для нее что Москва, что Питер – один хрен. А их провинциальный городок – деревня. И не важно, что корни родственника из этой самой деревни, родился и вырос-то он в Питере.

Отец психовал, но делал все, что велела мать.

Данька возмущался, что у него сессия, но никого это не колыхало. Столичный гость важнее какой-то сессии, тем более что Даня умный, Даня сдаст, даже если не спал полночи, клея гребаные обои.

С Дмитрием ему удавалось общаться только по телефону, и то урывками. Устал он за эту неделю так, что Новый год был не в радость. Не хотелось ровным счетом ничего. Только спать. Даже трахаться не хотелось. Хотелось просто завалиться рядом с безопасником, уткнуться в его подмышку, сложить на него руки и ноги и дрыхнуть.

Он как раз задремал, когда двери машины открылись и послышались голоса.

Отец уселся за руль, что-то бурча себе под нос. На заднее сидение сначала плюхнулась сумка, а затем, кряхтя забрался пассажир.

Данька обернулся к новоиспеченному родственнику.

- Здравствуйте – кивнул он, разглядывая грузного дядьку. Тот улыбнулся ему во всю лощенную харю.

-О, Артамон, это сынок ваш? Красавец какой! Хорош!

Данька смутился.

- Да вот, отпрыск. Ну что, поехали домой? Данька, пристегнись. Гаишникам на новый год деньжат срубить надо, тормозят на каждом углу – пожаловался отец гостю.

- У нас они тоже перед праздниками лютуют. Да и без праздников. Может в гостиницу сначала?

Отец с удивлением обернулся к Гоше.

- А на кой тебе гостиница? Ты что, у нас остановиться брезгуешь что ли?

Тот замахал руками:

- Что ты, что ты! Мне неудобно просто вас стеснять.

- Не пори ерунду. Все, поехали, Танюха ждет.

Родственник оказался мужиком компанейским, особенно после пары рюмок корейской водочки. Покушав, все семейство перебралось из кухни в зал, прихватив закуску и выпивку. Мать достала фотографии Петра Алексеевича. Некоторые снимки были еще дореволюционные, а один вообще старый, как нарисованный: на нем сидели двое усатых мужчин в сюртуках и шляпах – котелках, а между ними стоял мальчик лет десяти, в бархатных курточке и бриджиках, на ногах чулочки и башмачки с пряжками. На обратной стороне фотографии выцветшая надпись красивым почерком:

«1863 годъ»

- Ничего себе!- присвистнул Георгий - Это же, наверное, отец деда, маленький еще. Прадед мой. Блин, на папку похож, до ужаса. Вот смотрите. Он вытащил из кучи фото, снимок Бориса, примерно десятилетнего возраста, и положил рядом со старой фотографией. Схожесть была феноменальной.

Снимки действительно были интересными. Можно сказать - историческими.

На одной из фотографий, Петра Алексеевича целовал в щеку Брежнев, пожимая при этом ему руку.

- Это твоему деду орден на одном из съездов вручили.

Георгий заинтересовался.