Белая роза пустыни (СИ) - Карелин Андрей Дмитриевич (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗
========== Глава 34 ==========
– Окей, – беру инициативу в свои руки. – Давай ты, как в детском лагере, пойдёшь и намажешь Артёма и Танюху зубной пастой, а я пока на шухере посижу, здесь в палатке.
– Полежишь, – дополняет он.
– Ага, полежу, – улыбаюсь я. – Толя ты такой странный.
– А ты такая нудная…
– Я не нудная, – обижаюсь я.
– Ну ладно не нудная, не нудная, просто через-чур правильная, – забирает он свои слова обратно. – Ты что реально хочешь спать?
– Да-а-а, – не знаю, как ему объяснить. – Я реально уже засыпаю, прикинь.
– Ну может хотя бы в карты сыграем, – не знает он, что придумать. – Мы всегда в походах в карты играли по вечерам при фонарике.
– Давай, сыграем на раздевание. – Откидываю с себя спальник и сексуально оголяю ножку. – Ты подбелил, я уже голая.
– Ладно, уговорила, – вздыхает Толя. – Давай спать. – И шёпотом добавляет: – Нудная.
– Я всё слышу.
– А может, я хотел, чтобы ты слышала.
– Ладно, – взбиваю я себе подушку из кипы вещей. Ну, а кто реально берёт с собой подушку на море? Я укладываюсь на каремат, а Толя прижимается ко мне и закидывает на меня свою ногу. Теперь я зафиксирована и даже вдохнуть без его разрешения не могу.
– Тебе удобно? – заботливо интересуется он.
– А тебе? – Мой еврейский ответ вопросом на вопрос.
– Мне да, – отвечает Толя.
– Тогда и мне удобно, – примурлыкиваюсь я и мощусь, так, чтобы поскорей уснуть. А он ещё сильнее на меня наваливается.
– Спокойной ночи любимый.
– Спокойной ночи любимая.
Я закрываю глазки и не сразу проваливаюсь в сон. Перед тем как уснуть я слышу это гадское гудение комарика прямо над своим ухом.
«Да ладно, что опять…» не успеваю подумать я и вырубаюсь. Я сегодня так устала, натрахалась и наотдыхалась. Наверное, на солнце обгорела.
«И забеременела», этот гадский внутренний голос. Я кажется, догадываюсь, что такое синдром Туретта, это когда что-то подобное от твоего имени разговаривает вслух. Хотя есть подозрение, что это у всех есть внутренний голос, а не только у меня. Но это лишь подозрение, которое я не знаю, как проверить.
«А что если я реально беременна», думаю, но меня это совершенно не пугает, в конце концов мне же уже восемнадцать. Мне уже можно. Улыбаюсь себе во сне.
Просыпаюсь я поздно утром от нежных прикосновений его губ к своему плечу. А в глаза мне светит солнышко, пробивающееся через полупрозрачную крышу. В этой палатке жарко как в теплице.
– Засони, выбирайтесь уже на свежий воздух, хватит пылью дышать! – голос Татьяны.
Поворачиваюсь к Толику, улыбаюсь ему и целует его в губы.
– С добрым утром любимый.
– Приветик, – ласково отвечает он и продолжает поглаживать моё обнажённое бедро, прижимаясь ко мне всем телом.
– Выпустишь меня? – смотрю ему прямо в глаза.
– Посмотрим на твоё поведение, – хитро отвечает он. А я действительно сейчас в его руках, шевельнуться не могу без его разрешения. Приходится терпеливо ждать, когда он меня отпустит. Ненавижу ждать.
Но Толя меня не держит, и первый покидает палатку. Теперь здесь достаточно места и я могу развалиться как мне удобно.
– Какие на сегодня планы? – голос Татьяны.
– На парашюте полетаем, – отвечает Толик. – И, возможно, на водных лыжах.
«А я как раз хотела на водных лыжах стоять попробовать». Вылезаю из палатки и жмурюсь от яркого солнышка.
– С добрым утром, – улыбаюсь я.
– Приветик Юлечка, как спалось?
– Нормально, – не знаю что ответить.
– Юлька непривыкшая в палатке спать, ей подушки не хватало, она всю ночь вертелась и зубами скрипела. Под утро свернулась калачиком и уснула, – улыбается Толик.
Я, конечно, таких подробностей не знаю, я же не вижу себя со стороны, когда сплю. Хотя догадываюсь, что верчусь по ночам и зубами скриплю.
– Ничего, – говорит Татьяна. – Вернётесь домой, выспитесь на громадной кровати с широченным матрасом.
– Ага, – радостно киваю я. Как же я по кроватке соскучилась и по прохладе. Снова хочу зиму или осень, опять хочу мёрзнуть и кутаться в сто одёжек. Надели эти жара и лето, надоело всё время ходить голой.
«Ну, ты же на нудистском пляже», уточняет мой внутренний голос.
«А, ну да», соглашаюсь я. Догадываюсь, что наши предки так и ходили, пока одежду не изобрели. Хоть некоторые до сих пор так ходят. Артём и Татьяна, например. А ещё папуасы Новой Гвинеи.
Вылезаю из палатки и потягиваюсь, встаю на носочки и улыбаюсь солнышку. Толя находит где-то мои чёрные очки со стразиками и надевает мне их на глаза.
– Сейчас на мне из одежды только эти очки, – говорю.
– Я знаю, – улыбается Толя и лохматит мне волосы. Нравится ему меня лохматить, ничего не могу поделать.
– Кофе, чай, завтракать будете? – спрашивает нас Татьяна.
– Чифирнём подруга, – смотрю на неё и улыбаюсь.
– Я бы с тобой в одной камере посидела, – улыбается Танюха и прижимает меня к себе, а после обнимает и Толика. – Детки мои, детки, как же быстро выросли.
– А кстати, твои-то где? – С трудом выпутывается из Танюхиных объятий Толян. Она довольно сильная как для девушки. Хотя и Вика сильная, интересно кто из них сильнее?
– Да, их же сюда силком не затянешь. Мелкие дома с бабушкой, а старший с друзьями в Турции. Ничего Толя, заведёшь своих – посмотришь как это. – И при этих словах она почему-то на меня косится.
– А я тут причём? – безуспешно пытаюсь выпутаться из её объятий я.
– Ни при чём, абсолютно ни при чём, – смеётся Толик.
Наконец Танюха отпускает меня и возвращается к костру:
– Так что, молодёжь, завтракать будем?
– Я бы позавтракала, – говорю я и смотрю на Толика. – Если ты не против.
– Я тоже… что у нас сегодня?
– Овсянка с маслом и с сахаром.
А я поникла прям.
«Оказаться уже нельзя?» Не хочется обижать хозяев, а значит – придётся есть, тем более я проголодалась. Обычно я не ем по утрам. Но на часах уже около одиннадцати, скоро обед.
– А где Артём? – спрашивает Толик.
– В город поехал. А тебе он зачем? – отвечает ему Танюха. – Возьмёшь катер, и прокатишь Юльку на парашюте, тем более всё для этого есть.
– Ну ладно, – пожимает плечами Толик и направляется к костру. А я по привычке иду за ним. Только за ручку не держусь, это было бы уже слишком.
Татьяна насыпает нам в эмалированные тарелки горячей каши из котелка и добавляет туда по кусочку масла. Каша пахнет толи ванилью, толи зефиром. Я беру её ложкой и переворачиваю, смотрю, как она падает в тарелку.
– Как в пионерском лагере, – смотрю на Толика.
– Скажи, – отвечает он и съедает первую ложку.
Ну что же не буду выделяться, попробую. Хотя сначала нужно преодолеть брезгливость к этой слизкой жиже.
На вкус она нечего, бывало и хуже. Каша горячая и сладкая, ещё и пахнет хорошо. Главное не думать о том какая она липкая и противная. В конце концов, просвещённые англичане только такое и едят по утрам, а чем я хуже.
«Суши, пицца» с грусть вспоминаю я и понимаю, что не хочу ничего такого, главное внушить себе, что каша эта невероятно полезная. Что от каши у меня улучшится кожа на лице, уйдёт красная сеточка усталости с глаз, я стану стройнее и выше. Мне уже даже нравится овсянка. Набираю вторую ложку.
– Там сахар или мёд, – спрашиваю Татьяну.
– Сухое молоко, – отвечает она.
– Сухое молоко? – Переспрашиваю. – А такое вообще бывает?
«Похоже, я сказанула глупость, а детское питание это что?»
– Ага, – отвечает Татьяна. – Тут даже масла по минимуму, у нас же нет холодильника.
– Прикольно, – говорю себе под нос и снова переворачиваю ложку каши и смотрю, как она плюхнется назад в тарелку.
«Главное думать об идеальной коже, как все эти фитнес блогеры». Хотя не стану кривить душой, это реально вкусно. Никогда в жизни не ела такой вкусной овсянки.
– А рецепт? – смотрю на Танюху.
– Вода, сухое молоко, соль, сахар и овсянка… геркулесовая каша.
