Ночь, которая никогда не наступит (СИ) - Потоцкая Мария (книга регистрации .TXT) 📗
- И, наконец, ты. Жалость все из-за той же звездной истории года. Плюс милая юбочка и овечьи глаза. Но ты пошла дальше, завела роман с вампиром, как в худшей романтической книге, заставив чувствовать жалость населения не только к себе, но и к своему умственно отсталому парню.
Генрих съел почти половину пирога. На его губах остались крошки, а по воротнику белоснежной рубашки стекал черничным джем. Я не отвечала ему не только из-за страха, но и потому, что вдруг поняла, что он сошёл с ума. Убийство его все-таки изменило, сделало его нестабильным и расторможенным.
- Узнать бы ещё вампирский рейтинг, все-таки, как все мы здесь понимаем, он куда важнее. Хочешь сплетню?
Я снова покачала головой.
- Я слышал из своих источников, что сама Патрисия хочет обратить одного из участников, чтобы сделать своим учеником. Из менее достоверных источников я слышал, что она выбрала Рене.
Я испугалась ещё больше и понадеялась, что Генрих соврал. Это могло бы быть хорошей новостью для Рене, если бы он не попытался её убить.
- Что? Откуда ты это узнал?
- Из своих источников, я же сказал. Совсем забыл предложить тебе пирог, будешь?
Он пододвинул ко мне тарелку, на половине, которая должна быть пустой, оставалось множество крупных крошек от его неаккуратного обращения с пирогом. Я поняла, что любой мой ответ будет неправильным, и его предложение угощения, куда важнее, чем все предыдущие вопросы. Я потянулась к столовому ножу, хотя прекрасно осознавала, что не только против пистолета, но и против самого Генриха он мне ничем не поможет.
- Генрих! Что ты здесь делаешь?! - услышала я визг Нины за своей спиной. Я вскочила с места и побежала из кухни. Нина продолжила что-то восклицать, и я надеялась, что ей он ничего не сделает, потому что рейтинги у Нины низкие. Она совершенно точно спасла меня, потому что Генрих не пошел за мной.
Я отошла за угол дома, чтобы Генрих не смог выстрелить в меня сразу из-за двери, и позвала Нину. Она не ответила, но я слышала, что она продолжает говорить что-то визгливым голосом, однако слов я не могла разобрать. Я ждала, и, наконец, она вышла на улицу, только тогда я позволила себе побежать в сторону своего дома.
Когда я только открыла дверь в спальню, все ещё спали, но я не успела сделать и шага, как у Рене и Винсента синхронно открылись глаза. Видимо, Дебби хуже реагировала на малейший шум или просто больше себе позволяла. Винсент внимательно осмотрел меня и пространство за моей спиной, томно вздохнул и закрыл глаза снова. Рене изучил меня не менее тщательно, потом взгляд его стал привычно расслабленным, он с неохотой подставил подушку себе под спину и принял полусидячее положение.
- У тебя что-то случилось? - спросил он тихо и мягко. Прозвучало так гармонично, что от его голоса не проснулся бы даже самый тревожный человек, приняв его за шум ветра или фразу из приятного сна. Он жестом предложил мне сесть рядом.
У меня был повод всех будить и создавать панику, но я будто бы была то ли околдована, то ли влюблена во всех них, поэтому уважение к их сну вышло на первый план. Я тихо прошла к Рене и села на его кровати. Я на расстоянии чувствовала его сонное тепло, это показалось мне несколько неприличным, и я отодвинулась на самый край.
- Да, хорошо, что ты проснулся, потому что про тебя мне тоже кое-что нужно сказать потом, - зашептала я.
- Начни с меня.
- Ладно. Генрих сказал мне, что слышал от кого-то, что Патрисия хочет тебя обратить в вампира.
Лицо Рене стало напряженным, а взгляд замер. Сначала я подумала, будто он тоже удивлен, что Генрих ещё здесь, но потом я увидела, как его взгляд скользнул сначала в сторону Дебби, а потом Винсента. Он не хотел, чтобы они услышали эту информацию, но вряд ли это было возможно.
- То есть, Генрих здесь? - сказал он, приподняв брови, не скрывая от меня свою игру. Я смогла выйти из-под их власти и перестала шептать, сказав громко:
- Да! С ним ничего не сделали, Генрих по-прежнему участвует в игре! Я с ним разговаривала, и он будто бы сошёл с ума. Я не могу назвать что-то конкретное, но он очень изменился. Он рассказывал мне о рейтинге участников, и я боюсь, что он убьет кого-то ещё. Мне кажется, что у него даже не отобрали пистолет, потому что вампирам нравиться смотреть на убийства.
Я не сразу поняла, как это антиправительственно прозвучало. Будто бы я на камеру засомневалась в чистоте намерений вампиров, устроивших эту игру и сделавших отдельный канал, на котором можно посмотреть куда больше, чем покажет даже самое низкорейтинговое телевидение. С другой стороны я сделала очевидные выводы в этой ситуации, и мои чудовищные слушатели должны были это понять.
Рене не усомнился в истинности моих суждений и встал с кровати.
- Вставайте, нам нужно отобрать пистолет у поехавшего бизнесмена. Если мы, конечно, не хотим пустить все на самотёк и подождать пока он перестреляет всех, а мы без особых усилий выиграем шоу.
Его последняя фраза была шуткой, но в целом он говорил очень доброжелательно. Я представила, что если бы Дебби пришлось призывать нас к бою, она могла бы сказать те же слова, только куда грубее и громче. Что бы придумал Винсент, мне было сложно представить.
- Может, без меня управитесь? - промычала Дебби в подушку. Винсент же, наоборот, бодро вскочил с кровати.
- Ни в коем случае не вставай с постели! Я обязательно умру, чтобы твоя жизнь невыразимо изменилась, и ты прибывала в гнетущей бездне боли и вины за смерть своего младшего брата до окончания дней своих, - Винсент говорил слегка эйфорически, лицо его было воодушевлённым, будто бы его обрадовало присутствие Генриха.
- Вот ублюдок, - сказала Дебби и тоже поднялась с кровати.
Они собрались, Рене взял из своего чемодана веревку, и мы пошли в сторону кухни. Недалеко от неё в гамаке сидела Нина. Но она не была расслабленной, как требовало её местоположение. Её и без того бледные руки побелели от того, как она цеплялась за сетку.
- Лучше не ходите туда, - сказала она, - он всё ещё ест.
Конечно, мы пошли внутрь. Рядом с ними мне перестало быть страшно, однако слова Нины прозвучали жутко, и мне захотелось, чтобы она ошибалась.
Моё желание сбылось. На столе была пустая тарелка с размазанным по ней джемом, а Генрих стоял у раковины и мыл наши кружки. Он насвистывал какую-то мелодию, будто бы снимался в старой рекламе.
Они не стали задумываться о чести бойца и молча напали на него втроём. У Генриха действительно не отобрали пистолет, и через несколько минут он уже оказался в руках у Дебби, в то время, как Рене и Винсент связывали Генриха.
- Давайте-давайте, вперед, - повторял Генрих.
- Оставим его здесь, - сказала Дебби, когда руки Генриха были связаны.
- Это же кухня, как же мы будем есть? - спросила я, не сразу осознав всю циничность своей фразы. Будто бы Генрих стал неприятной вещицей, которую лучше держать на балконе.
- Действительно. Отведем на улицу и привяжем к дереву.
Оказалось, что другие жильцы попрятались по домам и следили за нами через окна, потому что, когда мы вывели Генриха, каждый вышел из своего дома.
- Жалость, конечно же! Привязывайте, это только повысит мой рейтинг, а ваши, к сведению, понизит. Представьте себе, наивный зритель увидит, как вы привязываете своего лидера к дереву на улице, совершенно не имея на то причины. Вы уже смотрели вчерашний выпуск? Вы видели, что Бригитта получила травму во время игры и больше не может продолжать участвовать в шоу?
Вот, значит, что они сказали. Интересно, а не задастся ли вопросом телезритель, что нам всем тогда лучше получить травмы, чтобы не продолжать участие в шоу. Наверное, и на это есть свой ответ у организаторов!
- Чем бессмысленнее наше действие будет казаться для зрителя, тем больше значения оно будет приобретать в его глазах. Свержение лидера, власть - народу!
За общей болтовней Винсента контекст терялся. Сегодня мы могли говорить особенно революционные фразы, оставаясь практически незамеченными. Я смотрела, как они привязывают Генриха к дереву веревками, вспоминая, как он убил Бригитту. Нам понадобилось меньше недели, чтобы превратиться в одичавших детей на искусственном острове, устроивших охоту друг на друга. То, что мы делали с Генрихом, казалось мне правильным, не только потому, что тем самым мы обезопасили себя, а ещё потому, что он должен был страдать. Я не чувствовала раскаяния при разговоре с ним, и раз он не может познать его ментально, то познает физически. Однако, это приближало нас самих к чудовищам.
