Путь истинной любви (ЛП) - Элизабет Мэри (чтение книг .txt) 📗
которые Пенелопа повесила в спальне, потому что лампочка там перегорела.
Ее отец принес елку, которую мы не хотели ставить.
– Что значит, что ты не подаришь Пенелопе рождественскую елку? – он кричал несколько
часов, прежде чем неожиданно прибыл с пихтой, слишком высокой для нашего потолка. –
Верхушку нужно отрезать. Я бы сделал это, если бы знал.
– Я тоже,– сказал я, уже психуя из-за иголок повсюду.
Уэйн посмотрел на меня из-под густых бровей и сказал:
– Какой мужчина не знает это, парень?
Она не украшена. У меня нет свободного времени из-за учебы, а Пенелопа даже не
помнит, что ее необходимо поливать. Пихта уже желтеет и я, все больше времени трачу на
беспокойство, что она загорится, чем на наслаждение традициями, которыми глупое
дерево должно нас обеспечить.
Наше первое рождество в нашем собственном доме не так значимо. Мы договорились не
делать друг другу подарки в этом году, потому что времена тяжелые. Пенелопа хочет
устроиться на работу, но я не согласен.
– Кафе рядом с домом, Диллон. Мы можем использовать дополнительные деньги, –
говорит она.
– У нас есть все необходимое, – говорю я, собирая елочные иголки из ее волос.
– Кроме хорошей еды и шампуня. Они закончились, – отвечает она, смахивая иглы с моей
рубашки.
Ей нужно больше времени, чтобы обосноваться, и учеба является более важной, чем
работа. Пенелопа начинает занятия в колледже после зимних каникул, и если это дерево
не самовозгорится и не поджарит нас обоих во сне, я хочу убедиться, что она в состоянии
справиться хотя бы с одной ответственностью.
Я уверен, что наше потребление лапши быстрого приготовления с ароматом курицы –
опасно, но моя ответственность – убедиться, что Пен находится в здравом уме. Тем более,
что она не принимает свои лекарства.
Моя девочка встряхивает своими кудрями.
– Мне пришлось использовать сегодня утром средство для мытья посуды, чтобы помыть
волосы. Это было странно.
Хотя мы заключили соглашение о подарках, я не мог его соблюдать. Я потратил целую
неделю в поисках подарка во всех магазина города, даже искал в Интернете то, что мне
нужно.
Тренер Файнел хотел, что бы мы приехали в Кастл Рок прошлой ночью, но после
некоторых уговоров, Пенелопа убедила его приехать к нам утром. Сейчас пять утра, и я
выскальзываю из постели, чтобы положить подарки под мертвое дерево. Собираю
коробки, спрятанные под диваном и в духовом шкафу, который она не использует;
подарки, спрятанные в моем комоде, и в багажнике моей машины.
Я, возможно, перешел границу, но я люблю ее.
Она до сих пор не проснулась, так что после пары часов ожидания, я начинаю быть
намеренно громким. Я принимаю душ с открытой дверью, и закрываю дверцы шкафа с
громким хлопком. После того как я сделал звук телевизора таким громким, что соседи над
нами начали стучать, я удивился, что она не выбежала из комнаты, ломать метлу о
потолок как она любит.
– Пенелопа, проснись,– сдаюсь я.
– Уходи, – бормочет она, стонет и переворачивается.
– У меня для тебя кое-что есть. Но для этого тебе нужно встать.
– Лучше, чтобы это было в виде оргазма, мы договорились не дарить друг другу подарки,
Диллон.
Девушка с усталыми глазами следует за мной в гостиную и садится на диван, хмуро
смотря на свою кучу подарков. Мне радостно смотреть, и мое сердце гулко бьется, когда
она берет плохо завернутый подарок сверху, и разворачивает полосатую как леденец
бумагу. Я купил ей свитер и рюкзак для колледжа, несколько тетрадей и другие
принадлежности, которые ей понадобятся. Я также купил ей новую пару зеленых
конверсов, фен, и несколько книг, которые она хотела.
Когда она тянется за последней коробкой, я начинаю нервничать и сажусь у ее ног.
– Это набор специй? Я действительно его хотела? – Пенелопа трясет коробку, пытаясь по
звуку понять что там.
Я не помню, чтобы она когда-нибудь говорила о приправах.
– Просто шучу.
Она смеется, разрывая бумагу в клочья.
Я внимательно наблюдаю, как она открывает коробку.
Безумие делает резкий вдох и закрывает рот руками. Ее карие сияющие глаза начинают
наполняться влагой.
– Они сохранились у меня с тех пор. Ты не должна их носить, если не хочешь. Но я
подумал, что они помогут тебе, так как ты не принимаешь лекарства, – я беру коробку и
высыпаю очки разных цветов и форм на диван, чтобы она могла видеть их все. – Я
никогда не заберу их у тебя.
Пенелопа выбирает красные в форме сердца очки, как те, которые были у нее в детстве, и
надевает их.
– Что ты думаешь? – спрашивает она. – Они все еще делают меня невидимой?
– Я всегда тебя видел, Пен, – говорю я, смотря на свое отражение в ее очках.
***
– Я только что разговаривала по телефону с твоей сестрой,– мямлит Пен с пеной вокруг
рта.
Горячая вода льется из старой насадки и струится вниз по моей спине, облегчая мое
напряжение, но низкий напор воды и загруженное расписание препятствуют любой боли
от температуры воды.
В колледже тяжело, и ощущается, будто это дерьмо никогда не закончится. Мой путь еще
очень долгий, и кажется, я все время буду учиться. Папа говорит, что весь тяжелый труд
окупается в конце.
Ага. В течение семи – десяти лет.
Пен отодвигает пластиковую шторку и становится передо мной, одетая в трусики и
тонкую майку, так что я вижу ее соски.
– Тебе не интересно? – спрашивает она уголком губ.
Ее волосы собраны в высокий, неопрятный хвост, и пара розовых очков сидит низко на
носу, показывая ее круглые глаза.
– Я просто пытаюсь принять душ, – я прикрываю свое «достоинство», и начинаю
посмеиваться, когда пузырьки скользят по моим плечам.
Правая сторона ее губ изгибается вверх, и румянец покрывает ее щеки. Совершенства
нет, некоторые дни лучше, чем другие; несколько месяцев лучше, чем большинство, и не
важно, как она себя чувствует – она всегда сексуальна.
Папа говорит, что это из-за эндорфинов. Когда она испытывает оргазм, это работает как
естественный и мгновенный антидепрессант.
Поэтому мы занимаемся им часто.
Это часть процесса.
Пен снимает свои очки и убирает их в сторону. Конский хвост исчезает следующим. Затем
снимаются майка и трусики. Она голая и ступает под воду со мной.
Я оборачиваю свои руки вокруг нее, затягивая под воду. Пен целует мою грудь, под
подбородком и уголок губ. Она говорит мне, что я секси, и что она любит мои волосатые
ляжки.
– Волосатые ляжки не сексуальны, Пен, – говорю я, целуя ее шею и грудь. Она наклоняет
голову назад.
– Твои сексуальны, – шепчет она, сжимая мои руки.
Зацепив руку под ее скользким коленом, я поднимаю ее ногу к себе на бедро. Пен встает
на цыпочки, прежде чем оборачивает обе ноги вокруг моей талии и накрывает мой рот
своим, задыхаясь, когда я полностью вхожу в нее.
Я смотрю через полуприкрытые глаза, как румянец распространяется от щечек Пен к ее
груди. Она шепчет мое имя, запрокидывая голову назад и раскрывая губы.
Как это далеко от двух детишек, которые плачут из-за глупости, разбивают цемент и
заколачивают окна.
Это любовь.
Всегда была.
Всегда будет.
Когда в моих сексуальных, волосатых ляжках начинается судорога, я прижимаю
Пенелопу к стене и использую ее, чтобы сильнее толкаться, любить глубже. Она тянет
мои волосы и просит еще ... просит и просит, и умоляет, она кричит, чтобы я остановился,
но я не останавливаюсь.
Пока она шепчет нежности на ухо, я прихожу к концу внутри Безумия. Пен убирает мои
мокрые волосы с лица и заставляет смотреть прямо на нее, когда я кончаю.
Она улыбается и закусывает губу.
