Цугцванг (СИ) - Тес Ария (книга бесплатный формат TXT, FB2) 📗
— Знаешь, на самом деле я ненавижу БДСМ, — хрипло шепчет на ухо, натягивая волосы до боли, — Но ради тебя снова сделаю исключение.
— Нет! Я не хочу!
На мой отказ слышу смешок. Максимилиан рвет с меня бюстгальтер, за ним трусики, снова причиняя боль, а потом просовывает руку под меня, через миг и в меня. Я резко вдыхаю и натягиваюсь по струнке, издаю писк, и выдыхаю, когда он покидает мое тело, но не мою зону комфорта. Напротив, Максимилиан подминает ее под себя самым грубым, вопиющим образом и издает еще один рваный смешок.
— Не хочешь, говоришь?
Тупо пялюсь на влажные подушечки его пальцев, задерживаю дыхание. Не могу поверить, что мое тело предает меня, но в этот момент я понимаю, что оно действительно это делает. Только сознание его отторгает, а вот на физическом уровне даже в таком положении он дико заводит. Аж до дрожи…потому что телу нравится эта мощь и сила. И мне нравится, черт возьми, как мне это нравится…
«Я больная, совершенно точно свихнулась!»
Да, так и есть. Он тоже больной. Мы тут вместе в нашем безумии, и самое смешное, что ему даже не надо приложить усилий, чтобы это понять. Максимилиан считывает желание отлично, наверно у него вообще какой-то супер-радар есть, и через миг он перестает придавливать меня к матрасу, давая вдохнуть полной грудью. Я это и делаю, и вместе с кислородом, меня резко дергают и ставят на колени. Душевно мне это не нравится, и я пытаюсь выгнуться и лечь обратно, за что получаю сильный, хлесткий удар по ягодицам, взвизгиваю. Тело отдает рябью. Я вообще запуталась, в голове такой странный коктейль, что я теряюсь. Пульсация, возбуждение, возмущение, ярость, негодование, протест, подчинение — я совершенно не понимаю, что чувствую, но пытаюсь бороться, когда он упирается в меня. Вскрикиваю и снова выгибаюсь. Меня тут же прижимают к постели полубоком. Грудью я все еще на животе, а ноги направлены в защитную «чуть сторону», что полностью не вписывается в планы этого надменного козла. Максимилиан поворачивает меня так, как ему удобно, а потом врывается в меня мощным толчком, от которого я снова ору в голос.
На жалость и понимание рассчитывать не приходится. Он не просто трахает меня, это даже нельзя назвать словом «имеет», потому что сейчас Максимилиан жестко меня ебет. По-другому это нельзя описать. Никакой любви нет в помине, даже симпатии нет, он вдалбливается в меня на всю свою огромную величину, и самое мерзкое, что я…еле удерживаю себя от позорного оргазма.
«Принципиально не покажу ему, как мне хорошо даже так. Ни за что!» — пытаюсь думать, вонзая ногти себе в ладони и кусая губы.
Толчок-толчок-толчок. Черт…давление внутри так велико, а я ко всему прочему слышу его хриплые полурыки, полустоны, которые совершенно мне не помогают. Я задыхаюсь. Я напряжена. Утыкаюсь лбом в кулак, стараюсь думать о мертвых крысах, не думать о нем, абстрагироваться, и вроде как у меня даже получается, пока всё не рушится одним его укусом в плечо и шлепком по заднице.
Я кончаю в этот же момент, как кожу прижигает. Громко, долго, так сильно, что просто не выдерживаю и пытаюсь отстраниться.
— Нет, нет, нет… — шепчу, воровато вдыхая, — Отпусти…отойди…не трогай меня…я не могу…
Толчки по-прежнему сносящие всё на своем пути, будто он и не слышит вовсе. Благо я нахожу его колено и со всех сил отталкиваюсь, используя свою ногу, и тут же получаю за это еще один сильный удар по заднице.
— Только что могла, так что терпи, сучка!
Максимилиан ложиться сверху, сгребает в охапку, прижимает к своему телу, фиксирует меня. Я не могу пошевелиться, а он продолжает вдалбливаться, и это все кончается вторым оргазмом подряд, от которого я, к своему стыду, плачу. Слёзы обиды на саму себя за слабость, слезы чрезмерного количества ощущений, просто попытка организма хоть чуть-чуть ослабить весь тот ураган, который бушует внутри меня. Он снова смеется, отстраняется и резко переворачивает меня на спину.
Я все еще не пришла в себя, не могу дышать, а тело все еще бьет легкая конвульсия, которая усиливается, стоит ему меня даже слегка коснуться.
— Не…трогай… меня, твою мать! — рычу, всхлипывая, закрываю лицо руками.
Мне не хватает воздуха, и хотя бы сейчас, но мне дается время. Немного. Ему быстро надоедает ждать. Максимилиан срывает с меня лифчик, который уже и не лифчик вовсе, а жалкая полосочка ткани, отшвыривает его куда-то в глубь своего логова, и, когда я собираюсь снова вступить в конфронтацию, сильно сдавливает горло. Снова чувствую давление — пытка еще не закончена, даже не надейся! — только теперь все хуже в разы, ведь оно не там, где я уже знаю, чего ожидать. Оно там, где я совершенно не согласна его чувствовать.
Максимилиан смотрит на меня, пока паника в груди разрастается, потом приоткрывает рот и с его языка падает капля слюны.
«Боже, это просто дико порочно…» — страшно и одновременно любопытно. Хотя гораздо больше первого, чем второго, поэтому я резко свожу ноги и мотаю головой.
— Нет.
— Разведи колени.
— Я не хочу.
— Я сказал, разведи, — хрипит, насильно сам это делает, потом бросает на меня взгляд, покрытый толстым слоем похоти, — Я не буду трахать тебя, ты не выдержишь. Палец. Для начала.
— Нет.
— Да, — грубо отсекает, а когда я пытаюсь его отпихнуть, еще сильнее сдавливает горло и предостерегающе рычит, — Угомонись, твою мать. Я все равно это сделаю, но будешь бесить меня и дальше, я сразу засуну в тебя член. Ты же объявила голодовку? Как кстати, а? Ходить потом не сможешь месяц. Хочешь?!
— Нет…
— Тогда лежи смирно.
— Но…
— Это мой дом, и все в этом доме, включая тебя, принадлежит мне, — выплевывает жестко, до боли сжимая ягодицы, — Твоя задница не исключение. И если я хочу ее, я возьму ее. Понятно изъясняюсь?!
— Пожалуйста, не надо… — шепчу еле слышно, крепко держась за ту руку, которая до сих пор сжимает мое горло — Пожалуйста…
— Забавно. Внизу ты не была…
— Мне страшно, Макс…Пожалуйста, не делай этого…Я боюсь…
Я впервые произношу его имя в слух. Без кличек, без саркастичной формальности — просто четыре буквы. Они жгут губы, а может это и слезы? Я не знаю. Но он не двигается, смотрит на меня пронзительно, долго, а потом ложиться сверху и опять заполняет собой до предела. Я ору в страхе, и только через миг понимаю, что он не сделал со мной того, чего явно хотел, а я явно нет. Макс отстраняется, смотрит мне в глаза, не шевелится, вместо того тянется к ремню и отстегивает его. Как только он освобождает меня от кровати, а ремень перестает сдавливать и запястья, и я опускаю руки ему на спину. Чувствую мышцы, жар его тела, пот. Вижу его глаза даже в темноте. Макс убирает волосы с моего лица, разглядывает, как я его, а потом вдруг именно страстно целует, и я отвечаю…
Мы лежим и смотрим, как окно заполняют пушистые снежинки. Тяжело дышим оба, друг друга не касаемся. Только что мы были одним целым, а сейчас снова будто между нами пропасть — и это так странно. Я вижу, как ярко горят звезды, но, если честно, мне до них ближе, чем до него…
— Так ты все знала? — хрипло спрашивает, не поворачивая головы, и я также отвечаю.
— Да.
— Давно?
— С того вечера во дворе дома.
— Откуда?
— Это так важно?
Хмыкает. Молчит, но снова спрашивает.
— Есть смысл что-то объяснять?
— Нет.
— Хорошо.
Снова молчит. На этот раз пауза дольше предыдущей, и то, что он говорит, удивляет меня гораздо больше, чем то, что я уже слышала…
— Отец бил мою маму.
Недоверчиво хмурюсь и поворачиваю голову на него, но Макс не отвечает. Он тоже хмурится, словно выдумывая причины для самого себя, зачем говорит это все, и судя по всему находит ответы. Потому что продолжает…
— Я все детство это видел. Он бил ее жестко, сильно, не щадил. Мама часто плакала и постоянно ходила вся в синяках. Я ненавижу, когда меня с ним сравнивают и говорят, что я похож на него больше всех. Я не позволю себе быть на него похожим, Амелия.
