Никто об этом не узнает (СИ) - Навьер Рита (библиотека электронных книг txt) 📗
И не зря, оказалось, так торопился вернуться. Узнав, что его дочь провела целых два дня один на один с этим чудовищем, он чуть сам не заболел. Как могла эта дура Жанна, негодовал он, оставить ребёнка одного с ним, с этим выродком?!
Вот уж кого он ненавидел всем сердцем.
Каким был Максим совсем в детстве — он уже не помнил, но лет с шести дурной нрав так и пёр из него. Сколько раз этот мелкий паршивец позорил его перед гостями, когда без зазрения выкладывал, как и о ком отзывался за глаза отчим.
Этот негодяй вообще всегда любил эпатировать публику. Сначала по просьбе матери сыграет на рояле какую-нибудь увертюру, да так что все прослезятся и умилятся, а потом ошарашит — брякнет что-нибудь эдакое, намеренно грубое и оскорбительное. У всех шок, а ему весело.
С возрастом пацан делался только хуже и выходки его становились всё циничнее. Дмитрий Николаевич даже срывался несколько раз — бил его. Хотя, в принципе, не в его это духе — руки распускать.
И ведь даже тогда этот подонок умудрялся выводить его ещё больше. Не пикнет, не охнет, а, получив затрещин, бывало, даже крепко получив, не унимался. Смотрел на него, побитый, порой в кровь, и ухмылялся, будто именно этого и добивался. Ни матери, ни деду никогда не жаловался. Говорил, что упал, или ещё какую-нибудь отговорку придумывал. Но при этом смотрел на отчима торжествующе, будто покрывая его, унижал ещё больше. Собственно, именно так Дмитрий Николаевич себя и чувствовал. Униженным…
Теперь же Максим стал совершенно неуправляемым. Девки ещё эти распутные пошли. Мерзавец не стыдился приводить их в дом, оставлять на ночь. На все слова о недопустимости подобного он либо никак не реагировал, либо глумился в ответ.
И вот с таким эта дура Жанна оставила его дочь?!
Это счастье, это чудо просто, что он не успел её обидеть.
Однако когда Алёна сообщила, что они «хорошо поладили», Дмитрию Николаевичу лишь на долю секунды стало легче, затем же его пронзила леденящая душу догадка. Точнее, предположение. Совратить его дочь — что может быть хуже? Что может быть больнее для него? И подонок наверняка это понял.
Впрочем, очевидных признаков чего-нибудь подобного он не наблюдал, хотя тщательно присматривался. Алёна в последнее время постоянно грустила, этот — грубил. Но друг с другом они не общались. Совсем.
Однако Дмитрия Николаевича не проведёшь. Он чувствовал, нутром чувствовал, что между ними что-то есть, что-то происходит, нечто незримое, неуловимое, но мощное. И это его сводило с ума.
Теперь он точно знал — Максима надо выслать, отправить в одну из этих закрытых школ. Неважно в какую, но подальше.
Он не поскупится на самую лучшую, самую дорогую, лишь бы его не было рядом с Алёной. Одной малейшей выходки этого мерзавца будет достаточно, и Дмитрия Николаевича не остановят ни Жанна, ни тесть, никто.
Глава 19
В школу Алёна ехала больная, и не только бессонная ночь была тому виной. Рыдания, казалось, иссушили её изнутри, вымотали до предела, будто со слезами ушли и жизненные силы.
И почему всё так? Ведь ни на что она не надеялась. Сто раз говорила себе, приказывала даже: забыть, не думать, не строить иллюзий. И вроде получилось. То есть тоска, конечно, никуда не делась — такое в одночасье не проходит, но поутихла и, скорее, напоминала болезнь, от которой организм уже медленно приходил в себя, а вовсе не страсть и не тягу, как вначале.
Алёна даже научилась игнорировать эту тоску, загонять её в самые глубины и почти не замечать — саднит внутри что-то и саднит, и пусть, скоро пройдёт.
Но вот же — стоило ему позвать её и всё: сердце вдрызг и доводы бессильны.
Ну а когда Максим привёл к себе ночью Кристину… это как ушат ледяной воды, как тысячи игл под кожу, как удар наотмашь, неожиданный, жестокий, сокрушительный, до темноты в глазах, до удушья.
Эти звуки из комнаты казались нескончаемой изощрённой пыткой, пока она не додумалась надеть наушники. Слушала музыку и уливалась слезами, постепенно засыпая, пока слух вдруг не пронзил гитарный запил злополучной «The man who sold the world».
И тотчас сон как отбило, и тело рефлекторно содрогнулось в болезненном спазме. Хотя сама же добавила Нирвану в свой плей-лист, но это было, казалось, целую вечность тому назад.
Алёна сдёрнула наушники, не в силах выносить эти звуки, хотя понимала, что песня тут совершенно ни при чём.
К счастью, в комнате напротив все шумы и стоны уже стихли.
Серое, моросящее утро вторило её настроению. Ничего не хотелось.
В школу собиралась через силу и, не обнаружив Максима за завтраком, а затем и в машине, испытала облегчение. Видеть его сейчас было бы просто невыносимо.
Школьная сутолока заставила мало-мальски отвлечься. И всё равно её постоянно дёргали то Стас, то Ренат с назойливым беспокойством: что случилось? Ты чего сегодня такая странная?
На Кристину Алёна старалась не смотреть, не травить душу лишний раз, однако столкнулась с ней в уборной. Та ни слова не сказала, даже не фыркнула и не усмехнулась, как обычно бывало, но зато с какой испепеляющей ненавистью взглянула на неё.
Впрочем, Алёна наверняка ответила тем же, на мгновение испытав злость, прежде ей незнакомую. Но эта злость, как ни странно, взбодрила её. И на литературе она уже не сидела оцепеневшая, прибитая своим горем, а мало-мальски реагировала, размышляла и даже отвечала на вопросы Аллочки.
Под конец урока Аллочка вдруг объявила, что нужно разбиться на «творческие пары» и к следующему уроку подготовить совместный проект по произведениям Куприна.
Пока Стас вкрадчиво нашёптывал: «Может, давай…», Ренат Мансуров вздёрнул руку и громогласно заявил: «Я беру в пару Алёну Рубцову!».
Все повернулись к ней, уставились выжидающе, а Аллочка промямлила:
— Ну, если Алёна не против…
— Алёна, — тотчас уже напрямую обратился к ней Ренат, — ты против?
Она качнула головой:
— Да нет, не против…
Стас резко дёрнулся, сломал в кулаке карандашик.
После вчерашнего Алёне не хотелось никаких совместных проектов с Ренатом, но Стас, если уж честно, отталкивал её почему-то ещё больше.
— Приходи ко мне в три, — сказал Мансуров после урока. — Если хочешь, я за тобой заеду.
— Может, лучше у нас? — предложила Алёна.
— Неее, — замотал головой Ренат. — Мы как бы с Максом слегка не поладили вчера… В-общем, пока мне лучше ему на глаза не попадаться. Знаешь же сама, наверное, какой он псих.
— Мда, — согласилась она. — А с тобой он что не поделил?
— Да псих — говорю же! — помолчав, добавил: — Ну, не нравится ему, что я с тобой общаюсь.
— Почему?
— Ну… ты же, наверное, знаешь — он хотел тебя выжить из класса. Хотел, чтобы с тобой вообще никто не общался. А тут я… как бы лучший друг…
Казалось бы, куда уж хуже — сердце и без того кровоточило, но нет. Эти слова, небрежно обронённые, словно на рану соль.
— Хорошо, заезжай в три, — глухо промолвила Алёна.
В холле они вновь столкнулись с Кристиной. Та сделала вид, что не заметила, но пройдя мимо, намеренно выставила острый локоток и ткнула её в бок.
Алёна, неожиданно для самой себя, обернулась и, схватив Кристину, развернула её к себе.
— Э-э-э, ты совсем уже… — возмутилась Фадеева.
— Ещё раз меня хоть пальцем тронешь, я тебе руку сломаю, — сурово пообещала она и, выпустив локоть опешившей Кристины, направилась к выходу.
В спину ей полетели оскорбления, но Алёна их даже не воспринимала. Казалось, то живое, чуткое, чувствительное в ней, выгорело сегодня дотла и в душе — сплошное пепелище.
В машине, по пути домой, Артём вдруг ни с того ни с сего стал пытаться завязать разговор. Любопытствовал, почему на ней лица нет. Но Алёна, буркнув что-то маловразумительное, отвернулась к окну. На вежливость сил уже просто не хватало. Ещё и проект этот!
Но может, оно и к лучшему, рассуждала она, поднимаясь к себе, так хотя бы сможет отвлечься от своих переживаний.
