До и после (ЛП) - Миллс Эмма (книги полностью .TXT) 📗
— Я нашла это сегодня утром. — Она положила передо мной листы бумаги. — Стопки перепутались, материалы для «Герольд» оказались под материалами для выпускного альбома, поэтому я не видела его, я даже не знаю, когда он это принес, но...
— О чем ты говоришь?
— Читай. Быстрее.
Я посмотрела на начало страницы.
«Редактору «Геральд»
Это письмо — ответ на вашу статью в выпуске за прошлый месяц о махинациях в школьном футболе. Я был упомянут в той статье, и мне бы хотелось затронуть пару моментов. Возможно, это прозвучит несколько эгоистично, и, наверное, так и есть, но недавно мне сказали, что некоторые подробности не помешали бы. Так что вот вам подробности.
Во-первых, спасибо за красивого.
Во-вторых, я хотел бы поговорить о той части статьи, где обсуждались стратегии, которые используют некоторые игроки старшей школы для улучшения своих показателей, помимо тренировок, тяжелого труда и т.д. Меня использовали в качестве примера. Как и было отмечено, первые два года я играл за старшую школу Шонесси, которая является командой класса 6. Вы предположили, что в одиннадцатом классе я перешел из команды Шонесси в команду Темпл-Стерлинга для того, чтобы больше времени проводить на поле и тем самым получить возможность улучшить свою общую статистику.
В школьном футболе показатели очень важны — это правда, однако не могу согласиться с тем, что сам совершил такой продуманный ход. Дело в том, что я переехал в Темпл-Стерлинг, потому что летом перед одиннадцатым классом моя мама второй раз вышла замуж. Дочь моего отчима уже живет в Темпл-Стерлинге со своей мамой, и он хотел быть ближе к ней.
Обычно я не распространяюсь на эту тему, потому что считаю, что это никого не касается. К тому же иногда мне трудно говорить о личной жизни, особенно если речь заходит о моей семье. Но недавно я понял, что это может стать помехой и что иногда то, что я расцениваю как сдержанность, люди принимают за недоверие.
И раз уж я пишу это, то хотел бы сказать об игре с Лейк-Фолс. Любой, кто присутствовал на игре, мог заметить мое довольно неспортивное поведение. Мне стыдно за то, как я повел себя в тот вечер, и я бы хотел извиниться. То, что я собираюсь сказать, не является оправданием, но по крайней мере хоть каким-то объяснением.
На самом деле смерть Сэма Уэллса сильно повлияла на меня, и не только потому, что я знал его. Все, кто знал Сэма, ощущают потерю прекрасного игрока и преданного товарища. Но я чувствую личную связь с этой утратой, потому что не первый раз теряю кого-то таким образом. Когда я учился в седьмом классе, мой брат погиб в автомобильной аварии по вине пьяного водителя. За рулем был мой папа.
Может показаться странным, что я придавал такое значение победе над Лейк-Фолс, но для меня это была бы своего рода победа над людьми, которые действуют, не подумав. Эгоистично думать так об игре. Я это не отрицаю. Во время игры я стараюсь не давать волю чувствам, но на игре с Лейк-Фолс позволил им взять верх. Я искренне сожалею об этом и о том, как вел себя на поле и вне его.
В школе мы часто слышим «неважно, что думают о вас другие», и во многих случаях это правда. Но мне не все равно, что думают обо мне конкретные люди. Надеюсь, что, если мои действия заставили этих людей потерять веру в меня, я смогу вернуть эту веру или они хотя бы позволят мне попытаться.
На этом все, так держать, редактор. Мне нравятся ваши авторские колонки и когда вы печатаете меню столовой.
Эзра Линли»
В горле у меня застрял здоровенный ком, который я с трудом сглотнула.
— Ты собираешься опубликовать это?
— Да, черт побери, — сказала Рэйчел. — Это интересно.
Почему он не рассказал мне? Это была моя первая ясная мысль. Я была зла. Я была зла на Эзру не за то, что на игре он повел себя как придурок, и не за то, что он пришел на бал выпускников с Линдси. Это вообще не относилось к школьной ерунде. Я была зла, потому что он не рассказал мне. Я чувствовала себя так же, как в тот раз, когда вошла в раздевалку команды, после того как он узнал про Сэма, когда подумала, что не знаю, когда дела Эзры стали нашими делами. Но они стали. Я должна была знать. Тогда бы я поняла.
— Я перелопатила кучу информации о нем для этой статьи и не нашла ничего об этом, — продолжала Рэйчел. — Ни про отчима, ни про брата, ничего. Как думаешь, почему он заговорил об этом сейчас? — Она покачала головой. — Может, его поведение на игре... Может, там были скауты. Может, ему пришлось попытаться оправдать свое удаление, чтобы не потерять лицо перед другими школами...
Это было слишком. Мне слишком многое нужно было обдумать, вместо того чтобы иметь дело с Рэйчел и ее лицемерием.
— Не все вертится вокруг колледжа, — оборвала я ее. — Не все думают о резюме, статистике или как выставить себя в лучшем свете.
— Ну, он пытался выставить себя в лучшем свете перед кем-то. Публичное извинение? По-моему, это чересчур. Игроки школьных команд постоянно ведут себя как полные придурки, и что-то я не видела, чтобы они ударялись в лирику по этому поводу.
Я не ответила. Когда я наконец-то взглянула на Рейчел, она смотрела на меня со скепсисом.
— Ты ведь должна была пойти на выпускной вместе с Эзрой.
— Да, и что?
— То, что он написал это для тебя.
— Что?
— Вы поссорились после игры с Лейк-Фолс, да?
Черт подери маленькие городишки с их маленькими школами и немногочисленными учениками.
— Откуда ты узнала?
— Да ладно. В следующий раз выбирайте для ссоры менее публичное место. — На ее лице появилось странное выражение, которое у другого человека можно было бы принять за улыбку. — Эзра написал это письмо для тебя. Чтобы сохранить лицо в твоих глазах.
— Нет, не для меня, — сказала я, хотя у меня появилось такое подозрение, пока я пялилась на страницы у себя в руках. Конкретные люди. Конкретные люди — это я?
Но как же Линдси? Опять же, возможно, тут два совершенно разных вопроса. То, что Эзра хотел устранить недоразумения между нами, еще не значило, что он хотел со мной встречаться.
— Поздравляю, — сказала Рэйчел и забрала у меня письмо. — Ваши бурные отношения обеспечили нам крупную сенсацию. Признание звезды футбола: переполох и слезы на игре с Лейк-Фолс.
— Ты очень дерьмовый журналист, Рейчел, — сказала я и повесила сумку на плечо, — но однажды ты будешь править миром.
— Расскажи мне то, чего я не знаю, — сказала она, и я вышла из комнаты.
35
В тот же день, выйдя из редакции, я стала разыскивать Эзру, но нигде его не нашла. Мне не хотелось писать ему сообщение или звонить: такие разговоры ведутся лицом к лицу.
Когда я наконец обнаружила Фостера, он сказал, что Эзра повез Марабель на осмотр и вернется только к вечерней игре. Так что я поехала домой и попыталась учиться, попыталась сосредоточиться на домашней работе. Но в памяти продолжали всплывать отрывки из письма и звенело уверенное утверждение Рэйчел: «Он написал это для тебя».
Как только часы показали половину седьмого, я отвезла Фостера обратно на поле.
Но когда мы прибыли, команда уже разминалась. Это была первая окружная игра в году, со школой Стилвиля, и все воспринимали ее очень серьезно.
Я встала на боковую линию поля, как обычно, верная вешалка мистера Харпера. Он начал изредка улыбаться на некоторые мои тупые комментарии. Кажется, я постепенно брала его измором. К концу плэй-офф он, возможно, доверит мне даже крышку от объектива.
Но сегодня мои мысли были далеки от фотокамеры. Я просто хотела поговорить с Эзрой.
Игра была отличная, по крайней мере, команда Стилвиля оказалась достойным соперником для нашей. К третьей четверти мы проигрывали шесть очков. Фостер забил два филд-гола, и, судя по обстановке на поле, команда готовилась к еще одному. Как и ожидалось, тренер отправил туда Фостера. Центр подал мяч, но никто не установил его перед Фостером.
