Неравный брак - Берсенева Анна (книги онлайн полностью бесплатно .txt) 📗
– Что-нибудь случилось? – спросила Ева.
– С чего ты взяла? – удивился он.
– Утром звонишь. Дорого ведь.
– А-а! – Он засмеялся. – Забыла ты, Евочка, европейские мерки. Это в цивилизованные страны звонить – тогда цена от времени зависит. А в Россию всегда дорого.
– Значит, все в порядке? – зачем-то переспросила она; надо же было что-то говорить. – Ты на работу идешь?
– Все в порядке, иду на работу, написал два стишка, жду мою музу, дабы похвастаться! – единым духом выговорил он. – Вот, не пожалел денег, чтобы тебе об этом сообщить. А у тебя как дела?
– Тоже все в порядке. Отдыхаю.
– А почему не на даче? – поинтересовался он. – Что за отдых летом в Москве! Представляю, какая жара и пыль. Но у нас тут тоже не сахар, скажу тебе. Если бы не эти дурацкие летние курсы, я уже сидел бы у Милошевичей в домике над Дунаем и со стоном звал бы тебя обратно. Но поскольку долг заставляет меня жариться на венской сковородке, я не смею призывать жену разделить мои адские муки! – Лева засмеялся удачному каламбуру и тут же добавил: – Только поезжай уж в Кратово, хоть ты не мучайся.
– Поеду, – сказала Ева. – Мама там давно. А я вчера на выставку ходила в Пушкинский, поэтому задержалась.
– Умница, – похвалил Лева. – Да, а Габсбург твой покидает нас, коренных венцев! Во Францию, что ли, отбывает на жительство или еще куда-то. Я с ним без тебя практически не общаюсь, поэтому точно не скажу. Так, насплетничал кто-то. Ну, целую, Евочка. Чу-ус! – попрощался он по-немецки, снова засмеялся и повесил трубку.
Мужниным утренним звонком настроение было испорчено на весь день. Это было едва ли не самое неловкое в ее нынешнем положении: то, что она до сих пор не сказала ему… Лев Александрович был так спокоен и весел потому, что жена ведь уехала до осени, а теперь только август начинается, о чем же волноваться? А Ева не могла заставить себя сообщить ему, что совсем не хочет возвращаться. Надо ведь будет что-то объяснять, приводить какие-то доводы. А какие разумные доводы она может ему привести?
Потому-то все два месяца в Москве Ева смотрела на телефон как на мину замедленного действия.
К счастью, дальше звонки пошли не междугородние.
Позвонил отец, сказал, что сегодня освободится позже, а завтра должен быть у себя в Курчатнике раньше обычного, на дачу из-за этого вечером не поедет и ее отвезти не сможет. Ева улыбнулась папиному звонку. Соседняя с Кратовом Малаховка после войны долго считалась бандитским местечком, и, хотя едва ли она до сих пор удерживала пальму первенства, Валентин Юрьевич не любил, когда жена или дочери ездили на дачу электричкой.
Позвонил с работы Юра, сообщил, что вчера объявилась Полинка.
– У вас никого дома не было, она мне дозвонилась, – сказал он. – Из какой-то дыры, еще название такое табачное, вроде махорки. Хуже слышно, чем из Австралии, так что я не разобрал толком. Но, говорит, там ужасно прекрасно и прибудет она поэтому не скоро.
– А ты когда прибудешь, Юрочка? – спросила Ева.
– А я завтра утром. Как у тебя?
– Как всегда, – ответила Ева и тут же усомнилась в собственных словах.
– Зайди завтра днем, если хочешь, – предложил Юра. – Мне до обеда хватит выспаться. Что-то тебя не видно давно? Все, извини, – совсем другим голосом быстро произнес он. – Пока, рыбка, до завтра.
Положив трубку, Ева вспомнила: брат говорил, что готовность для бригады спасателей – минута. Значит, через минуту он уже сядет в машину и полностью погрузится в ту жизнь, которая ежечасно, ежеминутно идет в Москве параллельно их жизни и которой они совсем не знают… К счастью, не знают.
Раздумывая об этом, она едва успела положить трубку, как раздался новый звонок. Надо же, просто все разом хотят поговорить с нею сегодня!
– Да, – сказала Ева и повторила, не слыша ответа: – Я слушаю!
– Ева Валентиновна, – наконец донеслось до нее, – это Клементов вас беспокоит, Артем.
Он замолчал. На расстоянии почувствовав, что он не знает, о чем заговорить первым, Ева обрадованно сказала:
– Здравствуйте, Артем! Я и не думала, что вы так скоро позвоните. Неужели уже нашли фотографии?
Она действительно рада была его слышать, поэтому слова произнеслись сами собою, без малейшего напряжения.
– Нашел, конечно, – услышала Ева, и ей показалось, что одновременно с голосом она слышит и его улыбку. – Их не так трудно найти.
Он снова замолчал. Ну конечно, ему неловко предлагать ей: давайте встретимся!
– Тогда мы можем увидеться, Артем, – предложила Ева. – Если, конечно, у вас есть время.
– Да, – как-то коротко, почти судорожно, прозвучало в трубке. – Вы только скажите, где и когда.
На этот раз они встретились на Пушкинской площади. Не то чтобы Ева куда-то торопилась… Но ей показалось вдруг, что не надо этого делать. Не надо встречаться с Артемом, не надо смотреть его фотографии… Хотя ничего особенного ведь нет в том, чтобы вместе с бывшим учеником вспомнить школьные годы!
Но все-таки она попросила его прийти на Пушкинскую площадь.
День, как и вчера, был исполнен особенного, присущего только большому городу зноя: когда и солнце не слепит глаза, теряясь где-то в полускрытом высокими домами небе, и легкий ветер не приносит прохлады, только едва ощутимо колышется сжатый домами воздух.
На скамейках между памятником Пушкину и кинотеатром было прохладно из-за работающих с самого утра фонтанов. Ева не почувствовала жары, хотя не совсем правильно выбрала платье для такого дня – летнее, но с длинными рукавами.
Платье подарила ей к приезду мама, и оно сразу понравилось Еве. Ей, как и остальным в семье, вообще нравилось все, на чем останавливался мамин простой, но точный вкус. А в этом пестром и веселом штапельном платьице больше всего ей нравились как раз длинные свободные рукава – из какой-то невесомой, похожей на паутинку белой ткани. Сквозь нее особенно трогательно просвечивали тонкие Евины руки; впрочем, об этом она не догадывалась.
На паутинки походили и ажурные накидные петли, идущие по всему платью, от полукруглого декольте до колен.
Артем уже сидел на лавочке за памятником Пушкину, когда Ева остановилась на ступеньках, ведущих к фонтану. Она не сразу заметила его сквозь облако водяной пыли и оглянулась, думая, что он вот-вот покажется где-нибудь у выхода из метро.
– Ева Валентиновна! – услышала она.
Артем поднялся со скамейки и быстро пошел к ней, на ходу отбрасывая недокуренную сигарету. Ева тоже пошла ему навстречу. Зачем отходить от свободной лавочки, там-то они сейчас и посидят, и быстро посмотрят фотографии. Но он уже подошел к недлинной лестнице, посередине которой стояла Ева, и остановился двумя ступеньками ниже.
Артем был выше ее ростом, но теперь, из-за лестницы, смотрел на Еву чуть-чуть снизу вверх. Но взгляд его был все тот же: внимательный, немного ей непонятный…
И вдруг, встретив этот направленный на нее взгляд, Ева почувствовала, как, подобно мелкой лужице, испаряется все то, что она про себя называла неловкостью, странностью сегодняшней встречи. То, что исходило от этого мальчика, нельзя было назвать ни спокойствием, ни уверенностью, ни даже обычной доброжелательностью. Она не знала, как можно было бы это назвать! И, по правде говоря, не хотела об этом думать.
– Здравствуйте, Артем, – сказала Ева, с трудом сдерживая радость от того, как легко и незаметно испаряется в ее душе эта мелкая лужица тревоги. – Я опоздала?
– Нет, – не отводя взгляда, ответил он. – Здравствуйте, Ева Валентиновна.
На секунду ей показалось странным, что он так старательно называет ее по имени-отчеству. Хотя как еще он может ее называть?
– Скамейку вашу сейчас займут, – улыбнулась она. – Пойдемте скорее, Артем, а то негде будет фотографии смотреть!
Скамейка, с которой он только что поднялся, была еще свободна. Они побежали по лестнице, Ева зацепилась каблуком за ступеньку, Артем поддержал ее под локоть, наконец одновременно и быстро, как в детской игре, они уселись на облюбованную скамейку – и, взглянув друг на друга, не сговариваясь, рассмеялись.
