Моя до конца (СИ) - Шантье Рошаль (книги хорошего качества .txt, .fb2) 📗
— Он стрелял в человека, Елена Петровна, — прикрываю глаза, качая головой. Потому что… действительно нужно объяснять? — Сначала не выпускал меня из квартиры, а потом, когда я нашла способ обманом позвонить Макару, ломал дверь в ванную, где я заперлась. И когда Ветров приехал за мной, Артем выстрелил. Это абсолютно нормальная реакция здорового человека, вот честно скажите?!
— Ты жила с ним все это время и должна понять…
— Да, жила, — даже не дослушиваю. Мы на одном языке говорим, но впечатление, будто на разных, — И теперь судорожно вспоминаю это время. Время, когда меня могли прирезать во сне. — Преувеличиваю, да. Но не так, чтобы очень.
— Арина, давай оставим все. Я заберу его, Артемку, и мы уедим куда-то… — Елена Петровна прикладывает пальцы к переносице и мне, чисто по-человечески становится ее жаль.
Просто потому, что она мать и сына своего любит. А мы, к сожалению, детей не выбираем. И это её «Артемка, Темочка» … Она осознает, что ему двадцать семь? Что он мужчина? Что совершил преступление? Что на самом деле болен? Но чужое сознание и восприятие — это уже не то, что касается меня. Я знаю одно: сейчас я в действительности помочь ей не способна. Гарантии, что завтра Артем не приедет под дом Ветрова и не выстрелит снова нет.
От ответа отвлекает паркующийся знакомый спорткар.
— Риша, что такое? — Макар спешно подходит ближе и прижимает меня к себе здоровой рукой, — А вы зачем сюда явились? — бросает женщине напротив нас. То, что он знает, кто перед ним стоит, не удивляет. Конечно, Ветров уже выяснил, кто мать человека, прострелившего ему руку. Разве это проблема в наше время?
— Я прошу войти в наше положение, — теперь она обращается к нему. Я свое слово сказала и пытаться повлиять на Ветрова через меня для нее теперь не вариант, — Пожалуйста, заберите заявление…
— Заявление за покушение на убийство невозможно забрать. А статья у Вашего сына именно такая. — Информирует тоном, не терпящим пререканий, — Я мог бы повлиять даже на то, чтобы его и на зону определили. — он выдерживает паузу, очевидно для того, чтобы подчеркнуть важность возможного развития событий, — Но вашему сыну там не выжить в принципе. Так что спасает вас сопроводительно и прежде всего его, справочка о том, что у Лукашина Артема Николаевича диагноз — маниакальный психоз предположительно. Точнее установит комиссия. Но то, что головой парень поехал давно и бесповоротно ясно и сомнениям не подлежит, — Елена Петровна судорожно и тяжело выдыхает и мне кажется, за эти пару дней она заметно постарела. Макар продолжает, и она сопровождает его фразы дрожащими руками, в которых теребит черную сумку. Последнюю фразу Ветров озвучивает мягче, — Это все, что я могу для вас сделать. И предвещая дальнейшие стенания говорю: вытаскивать опасного для общества себе дороже. Мы вчера это лицезрели. Спасибо за визит, но в дальнейшем воздержитесь. Всего доброго, госпожа Лукашина.
Ветров ведет меня к стеклянной карусельной двери, и я в последний раз оборачиваюсь. Мы-то сейчас уйдем, а ей до конца жизни жить с этим. Выдыхаю и прижимаюсь к Макару, все же ощущая свою вину: я ведь позволила Лукашину верить. Сама.
Глава 41
Последние две недели выдались ужасными. Отдел кадров писал характеристику для суда, офис ходил ходуном от количества сплетен и догадок как Артем Лукашин пошел по наклонной, а у меня отбоя не было от желающих выразить сочувствие о том, что мой парень — уголовник.
Подробностей никто не знал, как и то, отчего тучной и всегда серьезной женщине в летах Наталье Андреевне Щетининой, обнимающую свое место в компании с самых первых кирпичей понадобилось болтать языком направо и налево о том, откуда ей позвонили и о ком нужно составить характеристику с помощью клавиатуры и воспоминаний.
Это особенно ни на что не влияло, но ответственность-то чувствуете? Если нет, то хватает того, что эту самую ответственность чувствовала Наталья Андреевна.
Все закончилось тем, что в очередной подобный день разразился вопль генерального. Такой, будто он огнедышащий дракон. Я сама его не видела, но Лика описала очень реалистично. Так вот, орал он громко, со вкусом и, что немало важно, понятно. И справедливо, как я считаю. Потому что никого из коллег неблагоприятный фрагмент Артемовой жизни не касается. Если не считать нарытого Ветровым проекта, закрытого чуть более пяти месяцев назад.
Вот тут-то мне и стало предельно ясно, почему так нервничал мой на тот момент сужены-ряженый. Проект курировала Горгона, которая волшебным образом не заметила изменившуюся в три раза сумму. Теперь вместо шести нулей там красовалась восемь и размашистая подпись Лукашина аккурат под его фамилией. Надурил он заказчика — это если коротко и не выражаясь.
Я только вздохнула и опустила на ладони свою уставшую голову. И знала же, что вылезет, догадывалась. Но цифра оказалась слишком уж внушительной. Что называется, через чур. И куда он столько денег дел? Не то, чтобы это меня волновало, но без интереса не оставило.
Конечно, Макар отнес это в свое проверочное зазеркалье и материал пришили к делу. Сейчас продолжается судебное разбирательство по этому и предыдущему поводу. А я, чесслово, так уже устала, что принимать участия не желаю совершенно.
После выступления генеральной персоны компании, сплетни шумели тише. Они не демонстрировались настолько открыто, а их глашатые трубили новые предположение только избранным, доверенным лицам. Вскоре чесать языками перестали совсем. Воображение иссякло и появлялись новые кости, которые можно было обгладать.
Как, например, я.
Меня за глаза, но так, чтобы слышала получше, называли предательницей. Одни трепались, что якобы Макар из-за меня и пришил дело Артему. Другие, — феминистки высокого уровня, — уверяли, что я добровольно легла под Ветрова в надежде, что тот отмажет Лукашина хотя бы в вопросе с контрактом. Горгона, к слову, меня не вызывала. Я предполагала, что она в курсе новых версий и я перестала быть доверенным лицом. Однако Ветров предположил, что ей уже в принципе не до меня.
В конце концов, позже станет известно, что Лукашина поместят в психологическую клинику. Диагноз подтвердится и он пробудет в заведении долгие годы прежде, чем они с Еленой Петровной Лукашиной уедут в глухое село и начнут новую жизнь. Ту, в которой больше нет места прошлому. И мне. Знаю, что до конца своих дней меня будет есть собственная совесть при мысли об этом парне и вина… Никогда она мою душу не отпустит.
Горгону уволят по тихому, чтобы не придавать огласке и не привлекать тем самым внимание. Анна же уйдет вслед за ней из-за того, что слишком много знает. Несправедливо, но так тоже бывает. Лично я махать платочком не буду. Главой отдела назначат успевшего заработать себе авторитет в компании Воеводина, который, к слову, пусть и не будет дотягивать до уровня Горгоны какое-то, но внесет новое дыхание проектам, чем и удовлетворит запросы клиентов и, следовательно, акционеров. К слову, работать под его крылом станет легче. Особенно Лике, потому что, кажется… Но это уже совсем другая история…
Наступил декабрь. Первые числа радовали теплом, а вот с пятого и без того прекрасный Киев превратился в настоящую зимнюю сказку. Тяжелые белые хлопья сыпали без устали на радость детворе и на горе коммунальных служб. Снегоуборочные машины курсировали с раннего утра, когда город еще спал, а солнце не встало и когда город спал еще, а солнце встать не успело. На площади установили и нарядили ёлку и залили каток. Там теперь катались влюбленные парочки и ганяла малышня.
Мы с Ветровым шли по гипермаркету, подбирая продукты для романтического вечера. Сегодня как раз суббота. Нас ждет любимый фильм, вино и наша кровать на втором этаже просторной квартиры элитного района. Вот только там стало больше моих вещей. Не потому, что мы забрали те, а потому что купили новые.
На подоконниках то тут, то там красовались горшки с цветами, потому что так, мне кажется, в квартире легче дышалось. А на полочках виднелись фотографии. Теперь это не была квартира холостяка, это была наша теплая уютная на двоих берложка.
