Гламуру вопреки - Ямпольски Карен (читаемые книги читать онлайн бесплатно .TXT) 📗
10
Минди Уайнер, бывшая сотрудница «Нью-Джерси Лайтхаузес», зачислена в штат «Джилл». — mediabistro.com, ноябрь 2004 г.
Помните, какие эмоции обуревали вас, когда вы были подростком? Те часы угнетенности, когда вам хотелось запереться в темной комнате и проторчать там до самого двадцатилетия? И те неописуемые приливы восторга, когда вы готовы были выбежать на улицу и плясать на крышах машин, как те раскрепощенные студенты из фильма «Слава» [33]? Возьмите эти приливы и отливы, увеличьте процентов на тысячу, а потом еще вообразите, что за это удовольствие нужно расплачиваться шестизначными суммами. Примерно так бы я описала курс лечения бесплодия и подготовку к зачатию в пробирке.
Я всегда ненавидела иголки, но теперь наловчилась колоться с вальяжностью завзятой героинщицы. Мне приходилось делать по две инъекции в задницу на день. После этого во мне от души ковырялась врач: брала на анализ кровь или изымала, а потом вновь имплантировала яйцеклетки. Шприцы стали мне в физическом плане ближе, чем Джош, чья половая жизнь сводилась теперь к дрочке в пластиковый стаканчик в компании страшных, потрепанных порножурналов (он вскоре приучился брать свои).
Когда у меня был цикл, я проводила по нескольку часов в кабинете доктора. Ожидание в приемной угнетало меня еще больше, чем непосредственно процедуры. Я смотрела на одних и тех же женщин каждый день. Поначалу я пыталась разговорить их, надеясь получить совет, услышать слова утешения, ощутить поддержку товарок по несчастью. Но разговоры получались исключительно нелепые. В конечном итоге, вместо того чтобы подружиться с ними, я лишь оценивала степень их подавленности и прикидывала, с кем я в эту неделю иду наравне. И кошки на душе оттого скребли еще неистовее.
Единственным человеком в «Джилл», посвященным в тайну моих отлучек, была Кейси. Именно ей я плакалась в жилетку после тягостных врачебных манипуляций. Кейси быстро навострилась жонглировать датами в усложненном календаре и прикрываться правдоподобными встречами, если звонили Эллен или Лиз.
Но основной удар все равно приходился на Джоша. За то недюжинное терпение, с которым он сносил мои фазы окрыления и упадка, он, я считаю, заслужил медаль. Но меня огорчал даже его стоицизм!
Однажды, когда он в который раз тщился меня утешить, я вспылила:
— А почему тебе совсем не грустно?! Как тебе удается сохранять спокойствие, мать твою?! У тебя что, вообще нет эмоций?
И тут Джош рассвирепел. Я никогда прежде не видела его таким.
— А я не могу позволить себе эмоций! — закричал он. — Кто тогда утешит меня? Ты же слишком немощна, чтоб замечать что-либо, помимо собственных горестей!
Этот всплеск шокировал меня до такой степени, что я наконец удосужилась понять и его чувства. Глотая слезы, я прижалась к нему, и он в кои-то веки смог расплакаться.
— Мне так жаль, что не в моих силах что-либо исправить, — сказал он. — Если б я только мог…
Увлеченная своими страданиями, я даже не подумала, каково приходится ему. Тогда я поняла, что на нем вся эта вакханалия сказывалась не меньше: он стал реже писать и утратил ту остроту пера, что принесла ему славу. Странно, как событие, которое должно было, по идее, нас сплотить, разъединяло нас.
— Мне это все не нравится. Может, стоит рассмотреть другие варианты, — ласково продолжил он. Судя по его интонации, он уже давно подумывал над этим. — Например, усыновление…
— Я хочу попробовать еще пару раз, — настаивала я, хотя это было форменное безумие. Процедуры отнимали слишком много сил, плата была слишком велика. Но я еще не готова была сдаться на милость судьбы.
— Хорошо, — согласился Джош. — Но я хочу, чтоб ты знала: если даже мы никогда не станем родителями, ничего страшного. Для меня главное, чтобы мы были вместе.
Его слова не только принесли мне облегчение. Они внезапно открыли мне глаза на одну из причин, почему я так отчаянно старалась забеременеть. Я осознала, что в глубине моей души гнездился страх потерять Джоша, если я не смогу родить ему наследника. В конце концов, мы ведь даже поженились потому, что я была беременна. И я подсознательно боялась, что как бы не выполняю условия договора, а мои разнузданные эмоции лишь усугубляли страх. Я боялась до смерти, что Джош меня оставит, если у нас не будет ребенка. А тут он вдруг убедил меня в обратном.
— Правда? — спросила я, огорошенная этим открытием.
— Конечно, Джилл. Я хочу прожить остаток жизни с тобой, — сказал он и погладил меня по лицу. — С детьми или без них.
У меня гора упала с плеч. Но я все же хотела стать матерью. И мои иррациональные эмоции не отпускали меня.
Взять хотя бы тот уик-энд у Сары и Тасо, вскоре после нашего разговора. Джош играл с Тасо и ребятами в баскетбол, а мы с Сарой сидели во дворе. Каждый раз, когда я слышала смех Джоша, меня душили слезы. Радость, которую он получал от общения с детьми, звучала прямым укором в мой адрес.
Да, я понимаю, что это чистой воды безумие.
Но я сдержалась, потому что Сара вдруг заговорила о собственных проблемах, а это случалось ох как редко.
Она с грустью спросила меня, как работа.
— Хреново, — без обиняков отрезала я. — Клянусь, с каждым днем я ненавижу этот бизнес все больше. Если бы врачи не высасывали столько денег, меня бы уже там след простыл.
— Ну да, конечно, — скептически отозвалась Сара.
— Я не шучу, — ответила я. Я действительно не шутила.
— Но ты же не можешь просто развернуться и уйти, бросив свое детище, — сказала Сара. — Я тебя знаю. Ты слишком усердно трудилась. Ты достигла всех поставленных целей. И ты заслужила все положенные за это лавры, — добавила она.
— Уж поверь мне, на мою голову посыпались не только лавровые венки. В последнее время я готова все бросить и поменяться местами с тобой. Так хочется послать их всех и заняться семьей.
Сара горестно вздохнула в ответ.
Я вопросительно приподняла бровь, поняв, что она чего-то недоговаривает. И она тут же призналась:
— Я бы с радостью с тобою поменялась.
Я была в шоке. Ни за что не пожелала бы такой жизни моей любимой Саре!
— Я тебя умоляю! — завопила я. Что за идиотские высказывания! Может, она просто хочет меня успокоить, зная, что мне приходится нелегко? — Тебе нельзя ни о чем жалеть!
Покосившись на Тасо и ребятишек, Сара понизила голос до конфиденциального шепота:
— Конечно, я не жалею, что завела семью. Но все это время я терзаюсь вопросом, кем бы я сейчас была, если б не забросила карьеру. Может быть, могущественным, востребованным арт-директором? Постоянной гостьей на сезонных выставках в Манхэттене? Этого я никогда не узнаю.
— Но ты же всегда продолжала работать… — начала я, но она меня сразу же оборвала:
— Никакого прогресса. Никакого личностного роста. Я из раза в раз делаю одно и то же. — Она опять тяжело вздохнула. — Не знаю. Может, мне стоит устроиться куда-нибудь на полный рабочий день. Дети уже не маленькие…
Хотя я по-прежнему отказывалась считать карьерный успех пределом мечтаний, особенно в свете последних событий, Сару подбодрить мне все же хотелось.
— Ну, а почему бы и нет?
— Я выбилась из колеи, — сказала она. — И я чувствую себя ужасно неуверенной со своим портфолио и прорехами в резюме.
— Ты не одна такая, Сара, — сказала я, наконец, по существу. — Женщины постоянно возвращаются на работу. Никто тебя не упрекнет в том, что ты оберегала семейный очаг. А за сохранность твоего таланта я лично готова поручиться. — Приятно было в кои-то веки оказаться в роли утешительницы, особенно если утешения требовала Сара.
— Спасибо, Джилл. Из твоих уст эти слова звучат убедительно, — сказала Сара. — В смысле, я очень горжусь тем, чего ты добилась за эти годы. У тебя есть имя.
Да, подумала я, имя, которое я создала специально, чтобы Степфордские Близнецы сейчас его уничтожили. Но мне так отрадно было слышать об этом от Сары. Моя самооценка пострадала не только ввиду драмы с бесплодием — корпоративная машина «Нестром» тоже нанесла ей серьезные увечья. Мне часто приходилось напоминать самой себе, зачем я вообще терплю все эти гадости. Ах, да, затем, чтоб оплатить очередной курс лечения. Я заложница финансовых обязательств. Меня буквально вынуждали наблюдать, как плод моих многолетних трудов преображается в нечто, чем я едва ли уже могу гордиться. И, что самое ужасное, я вынуждена была участвовать в убийстве журнала, который не только носил мое имя, но и был призван отображать мои ценности и взгляды. Журнала, посредством которого я говорила с миром.
