Жизнь - жестянка (СИ) - Стрельникова Александра (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Он все очень хорошо продумал, ко всему был готов. Кроме того, что я — такая слабая и несчастная, только-только оправившаяся после тяжелейших травм, захочу так дорого продать свою жизнь. Идиот! Лучше бы изучал не историю своей отдельно взятой семьи, а всемирную. Тогда бы знал, что русские — не сдаются!
Глава 12
Наша потасовка, которую сопровождают крики и грохот, длится слишком долго, чтобы наконец не привлечь к себе внимания. Во входную дверь начинают барабанить. Я разжимаю зубы и зову на помощь. В замке начинает возиться ключ, дверь приоткрывается. Кристоф бросает меня и кидается прочь. Его рывок стремителен. Он отбрасывает в сторону людей, которые стоят в коридоре перед дверью моего номера, и кубарем скатывается вниз. Ему вслед кричат, но никто не торопится его преследовать. Люди просто еще ничего не поняли.
Когда приезжает полиция, я уже немного прихожу в себя под неусыпной заботой толстой тетки с ресепшена. Как раз ее-то я и жалобила, чтобы она все-таки сдала мне номер. Она оказывается хозяйкой гостиницы и наверняка сейчас думает о том, что лучше б ей на те уговоры не поддаваться. Теперь вот расхлебывай…
Я не хочу тревожить бабушку, но все-таки звоню Шарлю. Меня беспокоит то, что, как ни крути, несмотря на мое французское гражданство, которое я получила еще в юности, для местных фараонов я все равно прежде всего — подозрительная иностранка. Шарль прибывает практически одновременно с полицейскими. Те поначалу бузят и норовят выставить его вон, как лицо на месте преступления явно постороннее, но он очень быстро наводит порядок, предъявив свои документы, а заодно для подстраховки позвонив министру внутренних дел. Свою совершенно дикую историю я рассказываю одновременно ему и комиссару полиции. Оба то морщатся, то качают головами. Доказательства налицо — разгром в ванной, следы, которые оставили на моем горле руки Кристофа, оставленный им пистолет с отпечатками его пальцев. Да и сам факт его побега мимо хозяйки отеля и ее мужа говорит в пользу того, что я не вру.
Меня осматривает вызванный на место происшествия врач. Мои показания фиксируют самым тщательным образом. И только потом комиссар позволяет Шарлю увезти меня к себе. Дорогой он оглашает салон машины такими эмоционально насыщенными фразами, что его шофер только и делает, что изумленно косит на шефа глазами. Видимо, ничего подобного ему раньше от мирного и вальяжного Шарля слышать не приходилось.
Кристофа объявляют в розыск. Но по горячим следам задержать его не удается. Забавно. Значит, французская полиция в критические моменты оказывается ничуть не эффективней нашей.
По совету врачей бабушке ничего о произошедшем не сообщают, и я хожу к ней в кофточке с высоким воротом. Только когда здоровье бабули перестает вызывать опасения, мы с Шарлем сообщаем ей тщательно отредактированную версию событий. Но ей и этого оказывается достаточно. Она плачет и не может остановиться. Ее понять не трудно — мальчик, которого она усыновила, которого она вырастила и любила как родного, оказывается ненавидел ее всю жизнь. А потом ради денег поднял руку на самого близкого ей человека.
Но бабушка не была бы бабушкой, если бы не смогла достаточно быстро справиться с собой. Как только слезы высыхают, она начинает действовать. Первым делом вызывается нотариус. В присутствии Шарля и ее лечащего врача бабушка переписывает свое завещание. С этого момента имя Кристофа, маркиза де Ментенон, в нем отсутствует. После к ее ложу прибывает главный управляющий финансовой империи Ментенон — правая рука Кристофа во всех его бизнес-планах. Теперь этому человеку предстоит все делать самому. По-моему он здорово рад. Это прекрасный шанс проявить себя и кое-что отложить на черный день. Никто ведь не станет думать, что все управляющие предельно чисты на руку?
Сестрам Кристофа тоже сообщают о том, что их брат разыскивается за совершение тягчайшего преступления. Почему-то мне кажется, что это известие их не удивляет.
Мне трудно понять, что творится в их головах. Неужели есть люди, для которых деньги настолько важны? Важнее жизни другого человека, важнее собственной совести?.. И ведь Кристоф не был беден! Он собирался убить меня не потому, что в противном случае стали бы голодать его сестры, или он сам. Совсем нет! Нет, не понимаю. И, наверно, никогда не пойму.
Ситуация поворачивается на 180 градусов. Если раньше бабушка тащила меня ради моей же безопасности во Францию, то теперь все уверены, что мне будет спокойнее в России. Стрельников через скайп кричит, чтобы я немедленно ехала назад. Кондрат пишет о том же. Мой продюсер спит и видит, когда же я опять буду к нему поближе, и он сможет наконец-то как следует взять меня в оборот. И я, кажется, ничего не имею против. Неужели последние события все-таки выбили из меня такую дурь, как творческий кризис?
Но ехать в Россию я пока что не могу. Как представлю, что я вновь одна-одинешенька в своем доме… В том самом, где… Нет, не могу и все тут. Спрашиваю у бабушки в силе ли еще ее разрешение пожить в Ле Туке. Она конечно же подтверждает это, хоть и очень беспокоится.
— Ты уедешь, а мы ведь с тобой так и не поговорили толком обо всем этом кошмаре. И о тех фотографиях, которые меня чуть в гроб не вогнали.
— Бабуль, там не о чем говорить. Правда. Что было — то прошло.
— Но как этот мерзавец все это время смел смотреть мне в глаза, появляться в моем доме? Я… Я приняла решение, маленькая моя. Если этот тип еще раз посмеет попасться мне на пути, я просто убью его.
— Бабуля…
Честно говоря, мне страшно. Бабушка никогда не бросает слов на ветер. А сейчас в ее голосе звучит глубокая, искренняя, непоколебимая убежденность.
— А что бабуля? Я — женщина старая, жить мне осталось всего ничего. Мне не страшно. И тюрьме долго сидеть не придется — раньше помру. А этому гаду жизнь я укорочу. С удовольствием.
И добавляет почти шепотом:
— Счастье, что твой дед до этого ужаса не дожил. Ведь как он его любил, этого Сашку. Говорил борзый, далеко пойдет…
— Он и пошел.
— Чтоб ему на этом пути шею свернуть!
Близится осень. Эта пора во Франции, даже на севере страны, выглядит совсем не так, как у нас в России. Ни тебе гнетущей серости, ни заполоняющей все чавкающей грязи. Иногда промозгло. С моря периодически дует довольно-таки мерзкий ветер. Но лето еще не до конца сдало свои позиции и большинство дней по-прежнему великолепны. Много езжу. В основном на мотоцикле. Здесь мне скрывать свои мото-таланты не от кого и незачем. И каждый день жду каких-то действий со стороны Борзунова… Или со стороны Кристофа.
Ну, кто первый?!
Ставлю на Борзунова, так что почти не удивляюсь, когда в один из дней вижу его у порога своего дома. Входит, грубо оттолкнув меня от двери. Осматривается.
— Очень мило. И чего тебе спокойно не жилось?
На «ты»? Действительно плохо дело…
— Будете убивать?
— Ну да, а ты чего хотела?
— Счастья, любви, мужа, детей…
Вижу, что начинает беситься.
— Тогда не надо было связываться со мной.
Улыбаюсь криво. Хоть все давно для себя решила, умирать страшно. Наверно, это действительно слишком высокая цена: моя жизнь за его испорченную карьеру. Но поскольку я большая любительница заниматься самокопанием, то уже давно поняла: что-то во мне надломилось.
Скорее всего изначальный надлом произошел еще тогда, когда на меня 13-летнюю обратил свои взоры Александр Борзунов. Но потом он сросся и все, скорее всего, обошлось бы. Да вот только все последующие удары, те, что с удивительной настойчивостью настигают меня в последнее время, судя по всему раз за разом приходятся на то же самое, и без того слабое место… А я могу бороться только пока мне есть за что. Сейчас, похоже, ничего такого у меня просто нет… Профессиональный психолог, оценивая ситуацию, которую я же сама и создала, наверняка сказал бы что-нибудь о проявившихся у меня суицидальных наклонностях. Может и так. Им, профессиональным психологам, виднее.
