Терпкость вишни - Сова Изабелла (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗

— Здравствуйте, — высокомерно бросила она, снимая кожаные перчатки (как ей удалось натянуть их на такие большущие перстни?). — А это что за девушка? Она что, живет тут без регистрации?

— Это моя подруга, мы вместе учимся. Она из Кракова, — объяснила Мила. — А ко мне пришла просто в гости.

— В какие еще гости? — Пани Квятковская приподняла тоненькую бровь, старательно нарисованную коричневым карандашом. — Меня никто не спрашивал, можно ли приводить подруг. У меня здесь антикварный паркет, и я не желаю, чтобы его топтали грязными ботинками.

Я представила себе, как язвительно бросаю ей, что мои ботинки в гораздо лучшем состоянии, чем ее паркет, и в зале раздается смех развеселившихся зрителей, что приводит владелицу паркета в замешательство. Между тем пани Квятковская, никакого замешательства не испытывающая, продолжала атаку:

— Я вижу, вы пользовались моей фарфоровой чашкой. Небось, пили из нее чай, воображая себя графиней, да?

— Вот еще! — вскинулась Милена. — Да я лучше буду пить из одноразовых стаканов на вокзале.

— Мало того что вы наглая девица, так вы еще врете, — процедила владелица паркета, чашки, гриба-трутовика в сортире и всего унылого прочего. — Надо вам сказать, я поставила точечку у самой ручки. А теперь вижу, что этой точечки нет. Вот я и спрашиваю, кто стер ее?

— Может, она сама сбежала, потому что ей надоело столь аристократическое окружение.

— Не такого ответа я ждала, — загремела пани Квятковская.

— А какого? Мы что, должны играть в детективов и выслеживать путь таинственной точечки?

— Осторожней, деточка, а не то, смотри, лишишься теплого угла.

— Теплого угла? — возмутилась Миленка. — Да если я тут все оболью бензином и подожгу, все равно тепло не будет. В этой квартире холодрыга, как в могиле за полярным кругом. Половина печей — бутафория, окна плотно закрыть невозможно, а обогревателями пользоваться нельзя, потому что они портят паркет. Поэтому я на вашем месте как следует подумала бы, прежде чем употреблять слово «теплый».

— А тебя никто не заставляет здесь жить. У меня множество желающих на твое место. Можешь убираться хоть сейчас.

— С удовольствием, если вы мне вернете деньги.

— Какие такие деньги? — возмутилась хозяйка.

— За квартиру за четыре месяца, которые я заплатила авансом, — напомнила Милена.

— А нанесенный мне ущерб? А мои нервы? После каждого разговора с жильцами мне приходится покупать дорогие лекарства от печени. Кто мне их возвратит?

— Может, больничная касса? — вырвалось у меня.

— А я вашего мнения не спрашиваю. И вообще не желаю, чтобы здесь присутствовали посторонние. Прошу немедленно удалиться. — Пальцем с гигантским перстнем она указала на дверь.

— Стоп! Стоп! Куда? — рявкнула Милена так, что я подскочила на полметра. — Ни шагу! Ты — моя гостья и уйдешь, когда я тебе позволю.

— Раз так, — прошипела хозяйка, — вам придется до конца недели освободить жилплощадь.

— А договор?

— Это вы нарушили договор. У меня есть свидетели того, что в квартире устраиваются оргии, что вы экспериментируете с наркотиками и мочитесь в подвале.

— А меня, случайно, не спутали с большим белым котом из пятой квартиры?

— Соседи подтвердят, что у вас полностью отсутствуют моральные принципы. А я не могу позволить себе держать таких квартирантов. Я происхожу из приличной буржуазной семьи, где меня в детстве учили играть на пианино. Поэтому до воскресенья извольте освободить квартиру, — объявила пани Квятковская и направилась к двери, но остановилась и с порога припугнула нас еще сестрой-юристом, внуком-полицейским и семью казнями египетскими.

— Вот такой вот гриб, — промолвила Милена, нервно постукивая каблуком.

— И что ты теперь будешь делать?

— Перееду к знакомой. Она еще в сентябре предлагала, но мне хотелось жить поближе к универу. Ну и вот пожалуйста. Тысяча злотых псу под хвост, на пятнадцать часов солярия хватило бы.

СПУСТЯ ДВА ДНЯ

К сожалению, Виктория, знакомая Милены, тоже была вынуждена съезжать. Хозяин квартиры переругался с женой и решил залечивать раны вдали от семейного гнездышка.

— Вы уж поймите, девушка, если я не удеру от своей старухи, она меня как-нибудь прибьет сковородой. Поэтому, уж простите, мне приходится спасаться и убегать, пока руки-ноги целы. До конца месяца я еще вытерплю, но потом, — он сделал соответствующий жест, — хана.

Сердце Виктории иногда оказывается мягким, как плавленый сырок. Она сочла, что не имеет права обрекать человека на смерть от сковороды, и поклялась, что до воскресенья освободит квартиру. И вот теперь мы втроем (я чувствовала себя частично виновной в том, что Миленка потеряла крышу над головой и сорок шесть квадратных метров антикварного паркета) искали новое жилье.

— Может, купить какую-нибудь газету с объявлениями? — предложила я.

— Сперва объявления у Анны, — решила Виктория. — Там самые дешевые квартиры.

— Я предпочла бы найти что-нибудь постоянное, чтобы через два месяца опять не пришлось искать, — заметила Милена, — но ладно, пошли. С чего-то надо начинать.

Мы взошли на крытую паперть костела Святой Анны и принялись читать объявления.

— Это интересно, — показала Милена. — «Темная комната для добродетельных юношей с первого курса медицинского. Визиты девушек категорически запрещаются». Класс.

— А это? «Комнатка в квартире для девушки за небольшую помощь в мытье окон, покупках, уборке и уходе за беспомощным стариком. Квартирная плата всего сто злотых», — прочла я. — Служанка, которая еще должна приплачивать.

— У меня еще лучше. — Виктория подсунула нам вторую тетрадку с объявлениями. — «Сдается комната при условии минимального пользования водой (приготовление еды и душ категорически исключаются) для чистоплотной студентки обязательно с трудного факультета. На выходные отъезд к родителям».

— Естественно, поедешь, надо же помыть спинку и все остальное, — заметила Милена. — Ничего нет. Я начинаю жалеть, что лишилась гриба.

— А я начинаю чувствовать себя виноватой в том, что пришла тогда к тебе.

— Да перестань ты, Вишня. Шуток, что ли, не понимаешь? Я уж скорей предпочла бы спать в парке Иордана.

— Наверно, потому что никогда там не спала, — сказала Вика. — А мне вот случилось однажды в июле. Мне негде было переночевать во время вступительных экзаменов, и я устроилась в парке. Удовольствие сомнительное. Во-первых, спала я чутко, как заяц.

— Один глаз открыт, а ухо как антенна?

— Оба уха. А глаза попеременно — то левый, то правый. Каждую минуту меняла. Так что сами понимаете, нормально выспаться мне не удалось.

— А что во-вторых? — поинтересовалась я.

— Я жутко замерзла. Проснулась около пяти, вся закоченевшая от холода. Чувствовала я себя как сильно накрахмаленная простыня, только не такая свежая. Минут десять мне пришлось топать ногами, чтобы вернуть главным суставам подвижность. Прыгаю я, значит, растираю синие ноги и вдруг меньше чем в метре от себя слышу голос: «Не топай ты так, а то у меня уши отвалятся». Там какой-то ханыга лежал, а в метре от него другой. Что у них там, собрание было?

— Ночные разговоры под рюмочку денатурата, — объяснила Миленка. — Ничего не поделаешь, ты отбила у меня охоту к ночевкам в парке. Остается только монастырь.

— И в монастыре я спала. На Варшавской. Мне некуда было деться во время переэкзаменовки, а в парк после июльской попытки уже как-то не тянуло. Хотя, с другой стороны, там могло быть и неплохо, потому что листьев много нападало. Если хорошенько в них зарыться, то не замерзнешь и можно не бояться, что кто-то тебя обнаружит. Разве что наступит.

— А что с монастырем? — напомнила я.

— Ах да. Пришла я, рассказала, что и как. Монахини велели мне подождать, а сами пошли подумать. Спросить эту… как ее…

— Мать настоятельницу? — подсказала Милена.

— Вот-вот. Та согласилась, и меня отвели в келью два на три метра, но зато высотой метра четыре.