Тайна моего мужа - Мориарти Лиана (полные книги txt) 📗
Сесилия считала, что его искренне заботят общественные нужды и они с ним в этом сходятся. А на самом деле того Джона Пола, которого она знала, не существовало вовсе. Он был выдумкой. Вся его жизнь была спектаклем: представлением для Господа, чтобы избежать кары.
Он сказал, что с общинными делами все оказалось не так-то просто. Как тут быть, когда ему самому это нравилось? Например, он любил вызываться добровольцем на тушение лесных пожаров: чувство товарищества, шутки, адреналин – так не перевешивало ли полученное им удовольствие его пользы для общества? Он все время это подсчитывал, гадал, чего еще может ждать от него Бог, сколько еще ему придется заплатить. Конечно, он знал, что полностью не расплатится никогда и после смерти, вероятно, отправится в ад.
«Он серьезно, – подумала Сесилия. – Он действительно считает, что попадет в ад, как будто ад – это реально существующее место, а не абстрактное представление».
Он поминал Господа пугающе привычно. Они же были не из таких верующих. Нет, конечно, они были христианами и посещали церковь, но, видит Бог, они же не были религиозными фанатиками. Господь не фигурировал в их повседневных разговорах.
Вот только, разумеется, этот разговор и не был повседневным.
Джон Пол продолжал говорить, и конца этому не предвиделось. Сесилии вспомнилась городская легенда о редком черве, который поселяется в твоем теле. Единственный способ вылечиться состоит в том, чтобы долго голодать, а потом поставить перед ртом горячий обед и подождать, пока червь не учует пищу и медленно, развернув кольца, не всползет вверх по твоей глотке. Голос Джона Пола напоминал этого червя: бесконечная протяженность ужаса, выскальзывающая из его рта.
Он рассказал, что, когда девочки подросли, его вина и сожаления стали почти невыносимыми. Причиной кошмаров, головных болей, приступов депрессии, которые он так отчаянно пытался от нее скрывать, было все то же его преступление.
– Чуть раньше в этом году Изабель начала напоминать мне Джейни, – не унимался Джон Пол. – Что-то в том, как она носила волосы. Я все время на нее смотрел. Это было ужасно. Я представлял, что кто-то причиняет боль Изабель, как я… как я обошелся с Джейни. С невинной девочкой. Мне казалось, я должен был испытать то же горе, на которое обрек ее родителей. Я должен был представлять ее мертвой. Я плакал. В ванной. В машине. Рыдал.
– Эстер видела, как ты плакал – где-то перед твоей поездкой в Чикаго, – заметила Сесилия. – В ванной.
– Правда? – моргнул Джон Пол.
На миг, пока он переваривал это известие, повисла блаженная тишина.
«Ладно, – подумала Сесилия, – мы закончили. Он перестал говорить».
Слава богу. Ее охватило физическое и душевное изнеможение, какого она не испытывала со времени последних родов.
– Я отказался от секса, – снова заговорил Джон Пол.
Ради бога.
Он хотел рассказать ей, что в прошлом ноябре изобретал новый способ себя наказать и решил отказаться от секса на шесть месяцев. Он стыдился, что это не пришло ему в голову раньше. Секс был одним из величайших наслаждений его жизни. Воздержание давалось ему очень тяжело. Он беспокоился, что она заподозрит его в романе на стороне, – ведь он же, ясное дело, не мог сообщить ей настоящую причину.
– Ох, Джон Пол, – вздохнула в темноте Сесилия.
Эта бесконечная погоня за искуплением, которой он предавался все эти годы, казалась глупой, ребяческой, крайне бессмысленной и характерно непоследовательной.
– Я пригласила Рейчел Кроули на пиратскую вечеринку Полли, – добавила Сесилия и поразилась тому, какой невинной дурочкой была лишь несколько часов назад. – Сегодня вечером я подвозила ее домой. Я говорила с ней о Джейни. Мне казалось, я так хорошо…
Ее голос сорвался.
Джон Пол глубоко, судорожно вздохнул:
– Прости меня. Знаю, я уже не в первый раз это говорю. Я понимаю, что это бесполезно.
– Все хорошо, – отозвалась она и едва не рассмеялась над тем, настолько явной была эта ложь.
А потом они внезапно провалились в глубокий сон, будто накачались снотворным.
– Ты в порядке? – спросил Джон Пол теперь. – Ты хорошо себя чувствуешь?
До нее донеслось его несвежее утреннее дыхание. У нее самой пересохло во рту, голова гудела. Она чувствовала себя слабой и пристыженной, словно с похмелья, как будто они вдвоем устроили прошлой ночью отвратительный кутеж.
Сесилия прижала ко лбу два пальца и прикрыла глаза, не в состоянии больше на него смотреть. Шея ныла. Должно быть, она спала в неудобной позе.
– Как ты думаешь, ты все еще… – Он осекся и судорожно прокашлялся, а затем наконец продолжил шепотом: – Ты сможешь остаться со мной?
В его глазах отражался чистый, первобытный ужас.
Может ли один поступок навсегда определить, кто ты есть? Может ли одно злодеяние в подростковом возрасте списать двадцать лет брака, счастливого брака, и то, что двадцать лет он был хорошим мужем и отцом? Совершив убийство, ты становишься убийцей – вот как это работает для других. Для посторонних, для людей, о которых ты читаешь в газетах. В этом Сесилия была уверена, но применимы ли к Джону Полу правила других? И если да, то почему?
Послышался стремительный топоток по коридору, и внезапно в их постель влетело маленькое теплое тельце.
– Добр-утро, мам, – объявила Полли, беззаботно втиснувшись между ними.
Голову она пристроила на мамину подушку, и пряди ее иссиня-черных волос щекотали нос Сесилии.
– Привет, папочка.
Сесилия взглянула на младшую дочь так, будто никогда прежде не видела: безупречная кожа, разлет длинных ресниц, сверкающая синева глаз. Все в ней было совершенным и чистым.
Они с Джоном Полом встретились глазами, читая во взгляде друг друга отчетливое взаимопонимание. Вот почему.
– Привет, Полли, – ответили они хором.
Глава 21
Лиам произнес что-то, но Тесс не расслышала, выпустил ее руку и остановился прямо в школьных дверях. Поток родителей с детьми сменил русло, чтобы обогнуть внезапное препятствие на пути, обтекая их с боков. Тесс наклонилась к нему, и чей-то локоть врезался ей в затылок.
– В чем дело? – спросила она, потирая голову.
Она чувствовала себя задерганной и перегруженной впечатлениями. Провожать ребенка в школу здесь оказалось не легче, чем в Мельбурне: совершенно особый вид ада для человека вроде нее. Люди, повсюду люди.
– Я хочу домой, – сообщил Лиам куда-то в землю. – Хочу к папе.
– Что-что? – переспросила Тесс, хотя все расслышала, и попыталась взять его за руку. – Давай-ка сперва отойдем с дороги.
Она знала, что это неизбежно. Все проходило с подозрительной легкостью. И Лиам как будто отнесся к этой внезапной смене школ с необъяснимым оптимизмом. «Как он легко приспосабливается», – изумилась мама, но сама Тесс сочла, что это объясняется скорее неприятностями в прежней школе, чем искренней готовностью пойти в новую.
Лиам потянул ее за руку, так что ей пришлось нагнуться обратно к нему.
– Тебе, папе и Фелисити нужно перестать ссориться, – заявил он, приложив ладошку рупором к уху Тесс. Его дыхание было теплым и пахло зубной пастой. – Просто извинитесь друг перед другом. Скажите, что вы не хотели. И мы сможем вернуться домой.
Сердце Тесс замерло.
Боже, как она была глупа! Неужели она и впрямь верила, что ей удастся скрыть все от Лиама? Он всегда поражал ее тем, как много улавливал в происходящем вокруг.
– Бабушка может приехать и пожить с нами в Мельбурне, – предложил Лиам. – Мы и там будем присматривать за ней, пока ее нога не заживет.
Занятно. Этот вариант Тесс даже не приходил в голову, как будто жизнь в Мельбурне и в Сиднее происходит в каких-то разных пластах реальности.
– В аэропорту есть коляски, – торжественно объявил Лиам.
И тут же край рюкзачка какой-то девочки мазнул его по лицу, задев угол глаза. Он скривился, и слезы хлынули из чудных золотистых глаз.
– Солнышко, – беспомощно произнесла Тесс, сама едва удерживаясь от слез. – Послушай. Тебе вовсе не обязательно идти в школу. Это была безумная мысль…
