Святая грешница - Нуровская Мария (читать книги онлайн .TXT) 📗

Я вернулась домой, но работать не могла. Почти не понимала французского текста, буквы скакали у меня перед глазами. Я, наверное, еще не совсем поправилась, каждое волнение вызывало сумбур в голове. Я снова забывала, что должна сказать, а как-то меня застал врасплох телефонный звонок, и я ответила, что Кристины Кожецкой нет дома. Только когда редакторша попросила кое-что ей передать, только тогда сообразила: ведь это я. Мне стало неловко, и я постаралась все обернуть в шутку, дескать, не хотела называться, не зная, кто звонит. Хотя редакторша представилась. Теперь не могла найти себе места. Ходила по комнате, как по клетке, наконец оделась и вышла на улицу. Я поехала на Медовую к Дворцу Примаса. Ворота были открыты, и я вошла. Проходя вдоль рядов кустарника, чувствовала, как бьется сердце. Уже в холле меня остановил молодой ксендз, должно быть, секретарь Примаса.

— Я хочу видеть кардинала…

— По какому делу?

— По личному.

— Сюда приходят только по таким делам, — спокойно заметил он. — Прошу вас обратиться в канцелярию.

— Мое дело невозможно описать, — ответила я. — Мне нужно рассказать все кардиналу лично.

— Его преосвященство не может вас сейчас принять, — терпеливо, как ребенку, объяснял ксендз. — Он сейчас уезжает, но, если мы сочтем, что ваше дело требует аудиенции, вас известят.

— Пан ксендз, вы ничего не понимаете! — повысила я голос.

— Я стараюсь, — ответил он тем же спокойным голосом. — Прошу вас написать нам.

И тогда я увидела кардинала. Он показался из-за колонны, с ним шли два человека, по-моему, епископы, я не очень в этом разбиралась. Кардинала я узнала сразу, помнила лицо. Молодой ксендз стоял к ним спиной, поэтому не успел меня придержать.

— Ваше преосвященство, — проговорила я, — прошу вас уделить мне несколько минут, от этого зависит моя жизнь…

Он остановился, епископы тоже.

— Вы из Варшавы? — спросил он.

— Да.

— А не могла бы пани прийти завтра? — У него было доброжелательное лицо.

— Нет, для меня это очень важно…

Он посмотрел на часы, я видела, что он колеблется, поэтому добавила:

— У меня нет другого выхода.

— Ну хорошо, — сказал он.

— Но машина уже ждет, — заметил секретарь.

— Ничего, подождет, — ответил кардинал.

Мы вошли в комнату, похожую на кабинет.

На столе лежали какие-то папки.

— Я слушаю тебя, дитя мое.

Неожиданно я не смогла выдавить из себя слова, время шло.

— Я… Мария Магдалена, я была… но упала ему в ноги… Он меня простил…

— Христос, — сказал с пониманием кардинал, хотя после таких слов мог принять меня за сумасшедшую.

— Христос, — повторила я, чувствуя, как по щекам у меня текут слезы.

— Итак, вы свободны.

— Но я должна окреститься!

— Мой костел примет пани с распростертыми объятиями, — изрек он с твердой уверенностью.

— Католический костел меня не хочет… потому что я еврейка, у меня фальшивые документы еще с войны, необходимы свидетели, а у меня нет свидетелей.

— Католический костел принимает пани с распростертыми объятиями, — повторил кардинал.

Он написал что-то на бумажке, потом поставил печать.

Я окрестилась. Моими крестными были двое случайных прохожих. Пожилая пара. Я подошла, увидев, что они приступили к обряду причастия. Сначала их очень удивила моя просьба, но потом я сказала:

— У меня никого нет, кого я могла бы попросить.

Она посмотрела на него.

— Наверное, мы можем это сделать, Олесь?

Он согласно кивнул головой. Это ничего, что меня крестил тот самый ксендз, который до этого отказал. Не в нем дело. Только Христос-человек в состоянии был понять мою низость. Он являлся моей милостью и прощением. Когда я услышала: «Крещу тебя во имя Отца и Сына и Святого Духа», — слово сделалось телом.

Вечером во время ужина ты присмотрелся ко мне с тревогой, а потом сказал:

— Кристина, ты что, впускала себе атропин? У тебя расширенные зрачки.

— У меня все в порядке, — ответила я.

Но ты велел мне водить глазами за твоим указательным пальцем, а потом опустить веки и дотронуться до кончика носа.

Ты не понимал, что я просто счастлива.

Мне осталось закончить только одно дело. Он. Должна была сказать ему, что ухожу навсегда. Я выбрала религию, по которой всю жизнь буду верна одному. Я не могла уже себя делить. Не имела права, потому что он бы мучился. Знаю, Анджей, твое отношение к религии, но постарайся меня понять. Я поверила по-настоящему. Бог-Отец и Мария оставались чужими, мне невозможно было отыскать правду в их нарисованных на образах лицах. Эту правду я нашла в образе Христа. Я точно знала, как выглядит мой Бог и где я его могу найти. Мой Бог всегда оставался доступен, достаточно было сесть в самолет до Кельна…

Мы встретились у него. Долго не виделись, и он меня очень хотел. Снова его темные глаза, в какой-то миг они смотрели на меня сквозь слезы. Я прижала его голову к голым грудям, желая спрятать ее в себе, уберечь перед ударом, который исходил от меня самой. Мы долго лежали без слов, а потом я сказала:

— Больше не приду.

— Почему? — спросил он, освобождаясь из моих рук.

— Потому что я католичка.

— Значит, выбираешь католика, — медленно произнес он.

— Я тебя люблю, — проговорила я, — но не могу быть с тобой.

— А его тоже любишь?

— Да.

— Это против твоей новой религии.

— Возбраняется только прелюбодейство. Я буду любить тебя всегда.

— Не относись к этому так серьезно, — с иронией сказал он и поднялся с постели. — Вы же не венчались в костеле, значит, с ним ты тоже прелюбодействуешь.

— Я знаю, все будет по-другому.

Он серьезно посмотрел на меня.

— Я открыла самую главную правду — диалог человека с Богом.

— И с кем же ты так разговариваешь? С ничем не запятнанной девушкой? Что же вы можете друг другу рассказать?

Я молчала, решив не поддаваться на провокации. Он, голый, и продолжал кружить по комнате. В какое-то мгновение присел около постели и так сильно обхватил мою голову ладонями, что мне стало больно. Я хотела высвободиться, но не могла.

— О, как же ты прекрасна, моя дорогая, как прекрасна! — На какое-то мгновение мне показалось, что передо мной лицо сумасшедшего. — Глаза твои, как голубки за шторками ресниц… Волосы твои, как стадо коз, пасущихся на предгорьях… Зубы твои, как отара стриженых овец, когда они выходят после купания, — одинаковые, как близнецы, все на месте…

Когда он это говорил, то продолжал стискивать мне голову. Я боялась, что через минуту он просто раздавит ее. Попыталась оторвать от висков его руки, но они были как из железа.

— Пусти! — Наконец мне удалось вырваться.

— Шея твоя, как башня Давида, стройна и крепка. Груди твои, как двое козлят, близнецов газели, пасущихся среди лилий…

Я плакала от боли. Неожиданно на его лице увидела капли крови. Я подумала, с ним что-то случилось, но оказалось, это у меня пошла кровь из носа. Он пришел в себя. Положил меня повыше, принес из кухни лед и сделал холодный компресс.

— Лопнул сосуд, — сказала я.

Это были последние слова, которые прозвучали между нами.

Я одевалась молча. Он подал мне пальто. Я вышла. На лестнице расплакалась. Носовой платок снова стал розовым. Задрала вверх голову и так дошла до машины. Не могла ее завести, когда наклонилась, кровь начала капать на пальто, на руль…

Через несколько дней после моего крещения пришел Михал с женой. Попросил, чтобы я стала крестной матерью его маленького Артура. Кто знает, не для этого ли я так спешила уладить свои дела с Богом? Крестным отцом должен был стать приятель Михала, тот самый из общежития, у которого Михал какое-то время ночевал. Ты отнесся к этому безразлично. Спросил только, что за число, потом посмотрел по календарю, нет ли у тебя каких-нибудь дел. А вечером сказал:

— Михал постоянно от нас чего-нибудь хочет…