Книга Дины - Вассму Хербьёрг (читать хорошую книгу .TXT) 📗
У него был свой метод, он не пропускал ни одной возможности.
Даже по ночам просыпался. Его чуткий слух, которому позавидовала бы любая лисица, улавливал самый слабый шелест травы, если кто-нибудь проходил мимо людской на берег.
Однажды Фома неожиданно вырос перед Диной. Он явно поджидал, пока она оденется и выйдет на тропинку, что вела в усадьбу.
В тени летали птицы.
Дина и Фома слышали, как колокол в одной из усадеб по другую сторону пролива сзывал людей к ужину.
Горы закутались в темно-синие предвечерние тени. В воздухе звенели насекомые. Пахло вереском и нагретыми водорослями.
Дина остановилась и с удивлением посмотрела на Фому. Словно не могла вспомнить, кто он. Между бровей у нее появилась глубокая складка. Фома растерялся. И все-таки осмелился заговорить с ней:
— Ты обещала, что дашь мне знать…
— Дам знать? О чем?
— О том, что хочешь меня видеть.
— Зачем мне тебя видеть?
Ее голос раздробил в нем каждую косточку. Тем не менее он удержался на ногах.
— Затем, что… в тот день, когда Иакова… Ну тогда, в зале…
Он говорил шепотом. Жалобно. Точно протягивал ей не слова, а жертвенного барашка.
— То были другие времена, — твердо сказала Дина, словно подвела двойную черту под итогом в неведомом счете. Такой-то доход. Такой-то долг. Такой-то убыток из-за неудачного лова.
— Да… Но…
Она усмехнулась. Люди не правильно толковали ее усмешку. Все. Только не Фома.
Ведь он знал и другую Дину. Ту, что была в зале. С тех пор ему всегда становилось не по себе от этой ее усмешки.
— Теперь другие времена. Мы должны исполнять свой долг, — сказала она, глядя ему в глаза.
Зрачки Дины расширились. На левом зрачке у нее было янтарное пятнышко. Ее свинцово-голубые глаза были так холодны, что Фома ощутил почти телесную боль. Эти глаза завораживали его. Он не мог сдвинуться с места. Хотя она ясно дала понять, чтобы он пропустил ее. Фома не смел прикоснуться к ней, а ведь она стояла так близко, что их разделяла только одежда и кожа.
Дина как будто что-то вспомнила. Подняла руку и погладила Фому по небритой щеке. Влажной от жары, волнения и стыда.
— Что было, то прошло, — равнодушно сказала она. — Но ездить верхом ты умеешь.
В тот же день Дина, с еще мокрыми после купания волосами, уже ехала с Фомой верхом по распадку.
Несколько раз она так осаживала Вороного, что ее нога касалась ноги Фомы.
Осень уже напоминала о себе. Лес пожелтел, и осина стояла словно охваченная пламенем.
Фома больше не смел досаждать Дине. Он бы не выдержал ее второго отказа в один и тот же день.
Но огонь в нем не погас. Фома спал беспокойно, он не мог бы пересказать в людской свои сны.
То он замирал во время работы, вдруг уловив ее запах. То ему казалось, что Дина стоит у него за спиной, и он резко оборачивался. Но ее там не было.
А тем временем кипрей затеплил свои красно-фиолетовые свечи по придорожным канавам и пустошам.
Птенцы давно научились летать. Резкие крики чаек и крачек, которыми они встречали лодки с сайдой, сменились ленивой воркотней. И колодцы начали высыхать.
ГЛАВА 4
Кто украдет человека и продаст его, или найдется он в руках у него, то должно предать его смерти.
Дина перестала прятаться от людей, но матушка Карен с растущей тревогой замечала, что в то же время она вернулась к своим неприличным повадкам и вела себя неподобающим образом.
Посторонних Дина всегда приводила в смятение. Она держалась как богатый, имеющий вес барин. Если у нее возникало такое желание, она, не моргнув глазом, выкуривала после обеда сигару. Она словно нарочно вела себя вызывающе.
Если мужчины удалялись в курительную, Дина невозмутимо шла вместе с ними.
Скрестив ноги, она лежала на кушетке. Рука с сигарой лениво покоилась на плюше.
Ей ничего не стоило сбросить башмаки.
Говорила она немного. Редко принимала участие в спорах, но делала короткие замечания, если ей казалось, что это необходимо.
Под ее внимательным взглядом мужчины чувствовали себя скованно. Вечера с сигарой и стаканом пунша стали уже не такими приятными, как раньше.
Присутствие Дины и выражение ее лица раздражали мужчин. Но она была тут хозяйка, и никто не смел даже намекнуть ей, что ее присутствие мешает. Отделаться от нее было не так-то просто.
Общество Дины было равносильно обществу пастора. К ней нельзя было повернуться спиной, нельзя было при ней рассказать пикантную историю.
Дина сидела со своей обычной усмешкой и внимательно слушала. Мужчины терялись — им не хотелось предстать перед ней в невыгодном свете.
Особенно неприятно было, когда она прерывала говорящего, чтобы поправить цифры или даты, напомнить, что и когда было выгодно в торговле или о чем писали газеты.
Вначале мужчины надеялись, что Дина уйдет, если услышит плач Вениамина. Но Дина и бровью не вела.
В конце концов Нильс не выдержал. Теперь он предпочитал пить пунш у себя в конторе. Во всяком случае, в одном из углов он оборудовал нечто вроде салона.
Но Дина не допустила, чтобы от нее отделались таким образом. Она, как Аргус, проверяла все конторские счета. И тоже пила в конторе пунш.
Однажды, когда Вениамину исполнился год, Дина застала Стине, кормившую мальчика, всю в слезах.
Слезы бежали ручьем. Стине даже не всхлипывала. Вениамин сосал, глядя на кормилицу. Время от времени он жмурился — он уже понял, что слеза может попасть ему в глаз.
Вообще-то сосал он только потому, что это доставляло ему удовольствие и чтобы чувствовать близость Стине, молока у нее уже почти не было. Матушка Карен удивлялась, что оно у нее давно не пропало. После долгих уговоров Стине поведала Дине свое горе.
Она позволила увлечь себя и попалась. Не думала, что забеременеет, пока кормит. Но видно, это старое правило не годится для таких, как она.
Стине долго не говорила, кто отец ее ребенка. Но Дина не сдавалась:
— Если ты не назовешь его, я не смогу оставить тебя в Рейнснесе. Он должен загладить свою вину.
— Это невозможно, — плакала Стине.
— Почему?
— Он не простой человек.
— Значит, он не из Рейнснеса? Стине продолжала плакать.
— Он из Страндстедета?
Стине всхлипнула и покачала головой.
— Из Сандторга?
Дина продолжала допрос, пока не узнала то, что ей уже и так стало ясно. Отцом ребенка был Нильс. Он не только пил пунш в своем салоне.
— Я слышала, ты собираешься стать отцом?
Дина прикрыла за собой дверь конторы и подбоченилась. Нильс сидел за большим дубовым столом.
Он поднял голову. Взгляд его погас. Он не мог смотреть ей в глаза.
Потом сделал вид, что не понимает, о чем она говорит.
Его задыхающиеся слова текли как сахарный песок из дырявого мешка.
— Это сущая клевета! — твердо заявил он.
— Ты уже не так молод, Нильс, и должен отвечать за свои поступки. Это ты и без меня знаешь. От Святого Духа детей не бывает. По крайней мере в наших краях. Другое дело — у иудеев. И то это особый случай. Как я понимаю, ты соблазнил Стине здесь, в конторе?..
Нильс встал на дыбы, не дав ей договорить. Оба горячились и перебивали друг друга.
Наконец глаза Дины сверкнули. К бешенству и презрению прибавилась даже какая-то радость.
Дина медленно подошла к письменному столу. Она пристально глядела на Нильса. Склонилась над ним и положила руку ему на плечо. Голос ее напоминал мурлыканье кошки, гревшейся на солнце.
— Ты взрослый человек, Нильс, и в состоянии сделать выбор. Либо ты ведешь Стине под венец, либо уезжаешь из Рейнснеса по-хорошему. Получишь жалованье за полгода вперед.
Нильс похолодел. Он давно предчувствовал, что Дина только и ждет случая, чтобы избавиться от него. Понял он это, когда она начала рыться в его накладных.