Магия греха (Двойная жизнь) - Кауи Вера (читать полную версию книги .txt) 📗
– Всем, чем я владею, я обязана тебе.
– Неправда. Я научила тебя только тому, что ты не знала в силу своей неопытности, а я приобрела благодаря долгим годам работы. Ты впитала в себя весь мой опыт, подвергнув его своей интерпретации. Результат, сама видишь, превзошел все ожидания.
Нелл серьезно посмотрела в глаза Лиз.
– Ты что, знаешь о впечатлениях этого клиента? Лиз ответила точно таким же спокойным взглядом.
– Естественно, нет. Но мне обязательно все надо было проверить! Должна же я была знать, удался мой эксперимент или нет?! Когда я отправила тебя в самый первый раз к твоему первому клиенту, то, честно говоря, тогда ты была предоставлена самой себе. Все, что мне оставалось, так это сидеть и ждать. Ты сама знаешь, сказать, будто ты можешь реализовать все мужские фантазии, несложно, а вот доказать это... вот это уже сложнее. Доказательством всегда является реакция твоих клиентов и их желание встретиться с тобой еще раз. Их реакция на тебя была... э-э...
– Положительная?
– Очень положительная.
Лиз произнесла эти слова спокойно, но в душе у нее бушевали ревность и зависть. Эти чувства она испытала впервые тогда, когда один из ее самых старых клиентов, не скрывая восторга, заявил ей, что он получил массу удовольствия, усиленного сюрпризом, когда ученица смогла превзойти свою учительницу. С этим клиентом нельзя было просто играть роль и изображать чувства; для того чтобы удовлетворить его фантазии, этого было мало. Поэтому Лиз была вынуждена признать, что Нелл справилась с задачей прекрасно. Она сыграла невинную невесту гораздо лучше, чем играла ее Лиз. И не только потому, что Нелл была почти на тридцать лет моложе, – Лиз, когда она играла эту роль, приходилось надевать на лицо вуаль, – просто она действительно выглядела девственной и невинной. Этот ореол девственности усиливался нежной и гладкой, как у ребенка, кожей, огромными серыми глазами и целым облаком темных пушистых волос. Клиент, шведский промышленник средних лет, говорил о Нелл в таком тоне и такими словами, что не оставалось никаких сомнений: он ею восхищен. Лиз было очень тяжело бороться со своими чувствами, но она вынуждена была скрывать эти минутные слабости, ревность и зависть, иначе они бы превратились в более серьезные комплексы.
Лиз разрывалась между гордостью, жалостью к себе и ревностью. Но благоразумие все-таки победило. Ни жалость, ни гордость на хлеб не намажешь. Поэтому она решила поговорить с Филиппом и поведать ему все, что у нее накипело на душе.
– Мне кажется, ты перестала быть прагматиком, Лиз, и тебя волнует теперь что-то другое, а не деньги, – начал он, как всегда, с усмешкой. – Уход из игры никогда не бывает приятен, независимо от того, по каким причинам ты выходишь. В твоем положении вполне естественно чувствовать себя оскорбленной, обиженной, обойденной, хотя, с другой стороны, ты точно так же можешь гордиться и радоваться, что оказалась столь проницательной и умной. Ты ведь тоже человек, моя дорогая Элизабет, поэтому тебе свойственны все человеческие чувства и переживания.
Однако Лиз никак не могла успокоиться и ночью долго плакала в подушку, прекрасно понимая, что поступает глупо, но сдержаться просто не было сил.
– Это несправедливо, несправедливо, несправедливо!.. – рыдала она в подушку. – Это так несправедливо!..
День или два она была прохладна с Нелл, поначалу ничего не понимавшей, потому что Филипп, в свою очередь, сильно ревновавший Лиз к Нелл, высокомерно молчал.
И только Лулу, после того как Лиз немного отошла, тихонько поделилась с ней на кухне своими выводами.
– Она не любить, что она не есть теперь Номер Один. Это теперь вы. Вы уже занимать ее место. Не ожидай, что она прыгать от радости по этому поводу. Но вы не беспокойтесь теперь много тоже. Она быстро отойдет. Она хорошо знать, какая сторона ее хлеба есть намазана маслом. – Темно-шоколадные глаза с усмешкой смотрели на Нелл. – И она еще очень любит, когда он намазан джемом.
Пока Лиз приходила в себя, Нелл старалась не обращать на это никакого внимания, хотя атмосфера, царившая в эти дни в их маленьком доме, напоминала время, когда отец на целые недели прекращал с ней разговаривать. Нелл угнетала эта ситуация, поэтому часто, когда выпадала свободная минута, она уходила из дома и гуляла по городу. В один из таких дней, вернувшись домой из кино и услышав через открытую дверь, что Лиз напевает свою любимую песню. Нелл поняла: Лиз справилась с проблемами и к ней снова вернулось хорошее настроение. В этот вечер они вместе прекрасно пообедали и приятно провели время, слушая любимые пластинки Лиз.
Теперь Лиз не вспоминала о ревности и о тех чувствах, которые вызывали у нее первые успехи Нелл. Она была слишком благодарна Нелл за все то, что та для нее сделала, чтобы таить в своей душе злобу и ненависть. Тем более что Нелл доставляла ей такое удовольствие, рассказывая о новых успехах и свиданиях. Нелл стала не только главным кормильцем, но и другом, товарищем и помощником, а по уик-эндам, когда Лулу обычно не приходила – хотя она делала порой исключения, если у Нелл выпадали свидания, – выполняла обязанности повара и посудомойки на кухне. Как ни странно, она очень быстро нашла общий язык и с бригадиром. Они прекрасно ладили, и даже Мерсер, узнавший о болезни мисс Элизабет и настоявший, чтобы они с бригадиром вместе приехали к ней и оказали посильную помощь, вынужден был признать, что мисс Нелл как раз тот человек, кто нужен мисс Элизабет в сложной ситуации.
– Итак, что мы приготовим на уик-энд? Мерсер тоже приедет?
– Нет. Он поедет в Шеффилд, к своей дочери. Кажется, его зять не слишком хорошо себя ведет по отношению к ней. Тигр, естественно, приедет с бригадиром. Не забудь о нем, когда пойдешь в магазин.
– Он приедет, как обычно, в пятницу?
– Да, во второй половине дня. Где-то в 4.30 на Паддингтонский вокзал.
– Я встречу его.
– Только возьми, пожалуйста, плед для этой привередливой псины.
Лиз теперь редко кого-то принимала. Она виделась только с Филиппом, раз в неделю обязательно обедавшим у них, а также с теми друзьями, в которых можно было быть уверенной, что они не станут сплетничать у нее за спиной. На столе всегда стояло шампанское, звучала музыка, и веселье сопровождало эти встречи.
О своих бывших клиентах Лиз ничего не слышала. Никто из них не давал о себе знать.
– Да, жди, как же. Дождешься от них, – заговорила она однажды, и в ее голосе послышались раздраженные нотки. – Я ведь была просто-напросто высокооплачиваемой проституткой, да и то все это безвозвратно ушло. Я знаю о них слишком много, чтобы претендовать на их дружбу. Единственным утешением им может служить то, что я унесу свой знания в могилу. Но они все равно успокоятся только тогда, когда узнают, что я умерла.
Только один из клиентов, проникнувшись к ней сочувствием, в знак огромной благодарности прислал цветы. После этого каждую неделю приносили громадный букет камелий, и, хотя в нем не было визитной карточки, Лиз прекрасно знала, от кого эти цветы.
– Это была его маленькая шутка... – тихо произнесла она, теребя пальцами кремовые лепестки камелий. – Он всегда называл меня Маргаритой...
– Дама с камелиями?
– Да. Только она умерла от туберкулеза, а я...
Море камелий всегда находилось в том месте, где Лиз могла их видеть, и однажды Нелл заметила в ее взгляде странное выражение, какого она раньше никогда не видела. Это ее испугало. Лиз смотрела не с жалостью и отчаянием, этот взгляд был намного хуже и страшней. В нем была ненависть к судьбе.
Живя теперь как бы в другом мире, Лиз совсем перестала интересоваться повседневными делами и заботами. Она предоставила решать все проблемы Нелл, Лулу и Филиппу. Лиз никогда не отличалась любовью к чтению книг, однако ей нравилось листать журналы и пробегать небольшие статьи. Она очень любила слушать музыку и смотреть телевизор. В конце концов это оставалось единственным, что она могла делать. Ей нравились старые фильмы, поэтому Нелл пришлось обежать все ближайшие магазины, чтобы отобрать ей целую коллекцию видеокассет со звездами тридцатых-шестидесятых годов. После двух часов сопереживаний и сказочных, романтических похождений вместе с героинями фильмов она встречала Нелл с блаженным выражением лица, как будто только что сама сошла с экрана.