Старинный орнамент везения - Корсакова Татьяна Викторовна (читаем книги онлайн бесплатно txt) 📗
Так, лирику в сторону. Нужно подумать о деле. Марина. Они договорились встретиться вечером, и сейчас он одновременно хотел и боялся этой встречи. Неважно, что прошло сто лет и он уже не тот отчаянно влюбленный мальчишка. Просто все эти годы он не переставал надеяться и ждать встречи с Мариной…
…Ему было двадцать, когда отец вдруг решил жениться во второй раз. Тим не возражал. Во-первых, потому, что отец еще был полон жизненных сил и планов на будущее, а во-вторых, потому, что его, Тима, мнения никто не спрашивал. Его просто поставили перед свершившимся фактом.
Мачеха оказалась почти его ровесницей, всего на три года старше. Мало того, она была потрясающе, просто нереально красива, и Тим понял, что пропал. Что может быть ужаснее, чем влюбиться в женщину своего отца, посягнуть на недозволенное?
Он влюбился отчаянно и безнадежно, настолько сильно, что, когда молодожены вернулись из свадебного путешествия, собрал вещи и ушел жить на съемную квартиру. Отец этот его поступок расценил по-своему, решил, что Тим ревнует или не может простить ему связи с молодой женщиной. Пару раз он приходил «поговорить по-мужски», объяснял, что Марина – это его лебединая песня, что ее любовь ему бесконечно дорога, но и понимание единственного сына тоже немаловажно. Он даже предлагал Тиму вернуться, но как-то не слишком настойчиво. Поэтому Тим сделал вывод, что где-то в глубине души отец рад его решению. Когда у тебя новая любовь и лебединая песня, тебе, по большому счету, никто не нужен, даже единственный сын. Особенно единственный сын. Потому, что на фоне двадцатилетнего мальчишки становятся отчетливее видны и твои морщины, и появившаяся седина, и наметившееся брюшко. А жене-красавице невольно приходится сравнивать отца и сына, и сравнение это может оказаться не в пользу отца.
Они остановились на компромиссном варианте, устраивающем обоих. Тим остался жить на съемной квартире, но пообещал навещать «родителей» как можно чаще. «Как можно чаще» измерялось одним визитом в две недели. Этого визита Тиму хватало, чтобы измучиться от осознания того, что объект обожания и близок, и недосягаем. А самое ужасное, что Марина – так звали молодую жену отца – читала Тима, как открытую книгу, и знала о его любви с той самой первой секунды, как он отважился заглянуть ей в глаза. Она знала и наслаждалась этим знанием, играла с несчастным влюбленным мальчишкой как кошка с мышкой. Взгляд, чуть более долгий и пристальный, чем следовало бы. Бретелька сарафана, случайно соскользнувшая с загорелого плеча. Тонкие пальчики по-матерински заботливо треплющие его загривок. Насмешливое и нежное «малыш Тима». Все это заставляло его сходить с ума, бежать из отцовского дома, как из преисподней, а потом две недели мучиться воспоминаниями и томительным ожиданием.
Четыре года он прожил как в бреду. Окончил институт, поступил в аспирантуру и каждые две недели с упорством закоренелого мазохиста продолжал истязать себя «семейными встречами». Он думал, что все изменится и встанет на свои места, когда Марина забеременеет, располнеет и подурнеет. Отец страстно желал еще одного наследника, а когда отец чего-то желал, оно непременно исполнялось. Время шло, а фигура Марины оставалась все такой же безупречно изящной, и во взгляде отца Тим все чаще замечал недоумение и тоску. Желание не исполнялось, Тим оставался его единственным наследником…
Чудо случилось в день его двадцатичетырехлетия. Отец и Марина настояли на том, чтобы день рождения Тима отмечался в «узком, семейном кругу», в загородном доме, недавно отстроенном и еще не до конца обжитом. Тим хотел отпраздновать с друзьями в теплой компании бывших однокурсников, а не в гулком полупустом доме в окружении немногочисленных родственников и деловых партнеров отца, но Марина попросила его лично. «Тима, я с ума сойду в компании этих скучных стариков. Тима, не бросай меня, пожалуйста». Из уст Марины это звучало, как мольба о помощи, как обещание. Прекрасная дама просит, чтобы он не оставлял ее в беде, защитил от скучных стариков. Тим не смог отказать, и в порыве признательности Марина его поцеловала. Не в щеку и мимоходом, как делала это раньше, а в губы. Поцелуй был невинным, и не поцелуй даже, а намек на поцелуй, но у Тима от счастья зашумело в ушах. Это что-то значило. Да, определенно, Марина хотела ему что-то сказать, что-то очень личное…
В день его рождения было чудовищно жарко. Воздух оплетал тело густой пеленой, был тяжелым, вязким и липким. Даже вечер не принес ожидаемой прохлады. Гости, изнывавшие от жары, почти ничего не ели. На ура уходили лишь охлажденные напитки. Мужчины давно поснимали пиджаки, расстегнули верхние пуговицы рубашек, закатали рукава. Дамы в сильно декольтированных вечерних платьях томно обмахивались льняными салфетками и не успевали поправлять «плывущий» макияж. Кондиционеры не справлялись с жарой. Гости с надеждой поглядывали в окно. На горизонте вот уже несколько часов мерцали грозовые всполохи, и погромыхивало. Если бы пришла гроза и принесла с собой долгожданную прохладу, все бы изменилось, и ужин перестал бы быть пыткой, а превратился, наконец, в праздник. Но гроза все не начиналась, и гости стали разъезжаться задолго до того, как старинные напольные часы пробили полночь. Тим вздохнул с облегчением. Официоз угнетал его не меньше, а скорее даже больше жары. Все, отмучился, исполнил сыновний долг, потешил самолюбие отца, а завтра можно будет с чистой совестью забуриться с приятелями на шашлыки.
О Марине Тим старался не думать. Весь вечер она вела себя так, словно его не существует в природе. Не поздравила, не пожелала «всего наилучшего», даже не глянула ни разу в его сторону. И это после поцелуя-обещания…
Гроза началась глубокой ночью. Воздух наполнился электричеством, от распахнутого настежь окна потянуло благословенной свежестью, по подоконнику забарабанили тяжелые капли, где-то совсем близко ударил гром. Но Тима разбудила не гроза, не гром и не дождь. Его разбудила Марина…
На фоне черного провала окна она казалась призрачной и нереальной, точно сотканной из тумана и дождя. Тим решил, что спит. Сон был волнующим и пугающим, таким же, как и породившая его гроза.
– Мне страшно, Тима, – Марина зябко поежилась, обхватила себя за плечи. – Я боюсь грозы.
Она присела на самый краешек его кровати, и Тим внезапно понял, что никакой это не сон. Вот она, Марина, настоящая, из плоти и крови. Ей холодно и страшно, и за защитой она пришла к нему…
Марина ушла, как только на горизонте появилась красная полоса рассвета. Погладила Тима по щеке, поцеловала долгим поцелуем и растворилась в утреннем полумраке. А он до самого утра пролежал без сна, глядя в потолок и счастливо улыбаясь. У его счастья был горький привкус предательства, но это ровным счетом ничего не меняло. Горькое, ворованное – только бы оно было. Они справятся, как-нибудь сумеют объяснить отцу, что с ними случилось. Может быть, он их даже когда-нибудь простит…
Наивный, он думал, что минувшая ночь все изменила, но пришел день, и стало ясно, что изменился только он, Тимофей Чернов. Мир не спешил меняться и подстраиваться под глупого влюбленного мальчишку…
Марина заглянула в его комнату, когда Тим собирал вещи. Он хотел ее поцеловать, но она отстранилась.
– Осторожно, – сказала злым шепотом.
– Я люблю тебя.
– Я тоже.
– Тогда…
Она прижала палец к его губам:
– Тише, ты погубишь нас.
– Но я…
– Ты не должен на меня так смотреть, делай вид, будто ничего не произошло.
– Но ведь произошло! – Он ничего не понимал, он хотел кричать о своей любви, а Марина говорит – нельзя.
– Для нас с тобой изменилось, но не для остальных. Нам нужно быть очень осторожными.
– Я думал, мы расскажем, – Тим привлек ее к себе, поцеловал в шею.
– Не сейчас. Дай мне время.
– На что?
– Чтобы все устроить.
– Давай расскажем все прямо сейчас.
– Нельзя, у твоего отца больное сердце. Это его убьет.
Марина была права. Она думает сразу обо всех, а он, эгоист, только о себе.
