Atem (СИ) - "Ankaris" (читаем книги онлайн .txt) 📗
— Ты думаешь, я не покупаю? Тони обитает там денно и нощно, свои претензии направь ему.
— Так какого чёрта ты позволяешь? Парню двадцать пять, пора бы браться за ум и заняться чем-то серьёзным.
— А ты займёшься его работой?
— Брось, Штэф. Любой старшеклассник справился бы с этой смехотворной должностью. Тони нужен хороший пинок под зад, видишь, мать не справляется.
— В данном вопросе я предпочту занять позицию Ксавьера: «Я не даю людям советов о том, как жить».
— Обычно после этих слов он как раз таки заводит поучительную речь.
— А где чай? — выключив зашумевший чайник, Эли протяжно выдохнула, оказавшись вовлечённой в наши перипетии. — Слушай, давай ты с ним лично поговоришь, раз тебя настолько печёт жизнь Тони. Держи, — протянул я Эли коробку с чаем, — а кружки вот здесь, — указал на шкафчик над раковиной.
— Мне послышалось или вы говорили обо мне? — явился виновник нашей перепалки с натянутой по самые уши сияющей улыбкой. — Всем доброго утречка! Привет, я — Тони, — представился он, кивнув Эли, и уселся рядом с кислолицым Рене.
— Дэниэль. Очень приятно, — поставила она перед ним ещё одну чашку.
— Мне кофе, — сделал он вполне ожидаемый заказ.
Недовольство Рене, вызванное появлением Тони, сотрясало воздух над нашими головами нескончаемыми негативными волнами, омрачая совместный завтрак. Однако весьма неглупый Тони, прочуяв, в чей адрес были направлены подобные неодобрительные вибрации, быстро слинял в своё сокровенное «убежище», вооружившись весомым предлогом «почистить тарелки».
— Раз уж мы о барабанах, — начал Рене, хрустя яблоком, — я добавил триолей в одном моменте на том треке, что ты вчера записал, так звучит интересней. Послушаешь.
— Штэф, — жалобно протянула Эли, — вам нужно работать, мне. Я пойду?
— И Том через час подъедет, — не унимался Рене.
— Я отвезу тебя, — уже несколько раз успел пожалеть я о том, что вообще предложил другу подняться с нами.
— Всё в порядке, — впопыхах принялась она одеваться.
Идти сейчас в студию, чтобы окончательно испортить послевкусие сегодняшнего утра, было бы верхом идиотизма. Спокойно поработать не получится — намечался долгий нудный нравоучительный разговор Рене и Тони, в который совершенно не хотелось лезть. Поэтому, только ради того чтобы не появляться там какое-то время, я схватился бы за любую возможность omni casu, пока в нашей музыкальной семье вновь не воцарится мир и взаимопонимание.
Подбросив Эли до работы, забрав новые струны для своей гитары из магазина Майера, я вернулся точно к концу словесного боя. Тони сидел за стойкой администратора, громко клацая по клавиатуре и хмуро таращась в монитор, а спорящие голоса Тома и Рене эхом доносились из соседней комнаты. Хоть мы и были сплочены единой целью, каждый работал сам по себе: я записывал «трамвайную» мелодию, которую Том раскритиковал в пух и прах, заявив, что мои «нотки танго» хороши для латинской музыки, а не для нас. Сам же он доводил до ума клавиши с двух последних композиций, а Рене, как и я, корпел над сочинительством новых гитарных рифов. Возможно, нам сегодня и впрямь стоило взять передышку ни столько от работы, сколько друг от друга. Едкие, не всегда конструктивные комментарии так и сыпались каждый раз, когда кто-то выражал желание внести поправки в работу другого, а потом наш разговор и вовсе свёлся к обсуждению моей личной жизни и колким издёвкам, не охмурил ли я часом одну из подружек Тони.
К счастью, к ужину с появлением Эли, п оложение дел исправилось: и я проветрил мозги, прокатившись до библиотеки и обратно, и парни, увлечённые готовкой, остыли от наших музыкальных споров и, несмотря на мои опасения, вели себя довольно тактично.
— Не могу есть и смотреть на это, — усмехнулся Том, однако отправив очередную ложку супа в рот и продолжив наблюдать за тем, как Эли, запустив ладони в тыкву, вывалила в миску порцию оранжевых внутренностей.
— Готово, — улыбнулась она, потянувшись за маркером. — Добрую или злую ухмылку?
— Злую, — хором ответили мы.
— Тебе нужно было в хирурги податься, — сказал я, поразившись тем, как ловко она управлялась ножом, совершая быстрые и точные надрезы строго по намеченным линиям.
— Нужно… — как-то горестно протянула она, явно собираясь сказать что-то ещё; но, со словами «о, тыква!» в столовую ворвался Тони, сообщив о том, что в Скайпе меня ожидает взволнованный Ксавьер. И я направился в студию.
Как правило, для передачи сообщений, Майер вполне обходился обычным телефоном, поэтому, пока я спускался вниз, меня посетила маниакально-паническая мысль: не устроен ли за моей спиной заговор. Хотя с чего? Зачем? Нет. Какой-то бред.
Как оказалась, Ксавьер «лишь хотел видеть выражение моего лица» после того, как ровным спокойным тоном ошарашил новостью о двух билетах на матч «Волков» против «Бохума» в Бохуме же. «Не буду говорить, где наши места. Пусть останется интригой», — добавил он.
Бесспорно, поддерживать любимую команду со стадиона в тысячу раз приятней, чем кричать перед экраном телевизора, но игра в воскресенье, а Ксавьер настаивает на моём прибытии уже в четверг вечером для того, чтобы следующим утром утрясти какие-то формальности с немецкими представителями, выпускающими сборник саундтреков всё к тому же хоррору. Не знаю, что за «формальности» там возникли, с которыми не справился бы лейбл лично. Хочется верить в их реальное существование, а не в мнимый предлог заскучавшего без наших вечерних тренировок Майера.
— Тебе помочь? — поинтересовался я, выйдя из студии и увидев то, как Тони пытался водрузить уже готовый «тыквенный шедевр» на деревянную кормушку для птиц, висевшую на клёне. — Тот отрицательно мотнул головой, пока безрезультатно пытаясь дотянуться до дощечки.
«Пом-пом-пом-пом-пом», перекатываясь с носков на пятки, в нетерпении напевал Том странную мелодию, служившую своеобразной барабанной дробью. «По-о-ом», — ударявшись оземь, с глухим треском раскололась тыква, соскользнув с деревяшки, а Том вытянул «до» второй октавы. И где-то над моим ухом стоящая на пороге Эли взорвалась заливистым смехом, который подхватили все, кроме меня. В моей голове громом гремела очередная новая мелодия, слагающаяся из этих повторяющихся «пом-пом»-«пом-пом» и детских погремушек, фоном звенящих, словно кто-то закрепил их на воображаемых крыльях и сейчас истерично взмахивал, звенящих точно как смех Эли. Третий овощ пал жертвой людской неуклюжести.
Как бы то ни было, это меня уже не удивляло. День с самого начала состоял из взлётов и падений: эмоциональных и физических. Смерть тыквы — рождение мелодии. За следующим «падением» дело не стало. Убедить Эли «помочь» с тыквой оказалось проще, нежели уговорить её остаться: она тут же стала ссылаться на «плохое самочувствие, не полное восстановление сил, утомлённость и желание выспаться, ведь завтра ей придётся работать в одиночку». Не столпись перед домом столько ненужных свидетелей, в этот раз я бы точно задал все интересующие меня вопросы ей прямо в лоб, но вновь пришлось играть по правилам и следовать кодексу «истинного джентльмена».
Отвёз её домой, по пути перекинувшись дежурными фразами вроде – «как прошёл день», «что интересного». Высказывать свои претензии или же вовсе показывать своё задетое самолюбие, подобно истеричной особе, я не стал. Пусть разбирается со своими тараканами сама — я умываю руки.
Следующий день я провёл в заточении в студии вместе с парнями, работая над альбомом. А в среду и вовсе отказался пойти на лекцию, сказав, что слишком погряз в работе, и Эли наивно купилась на ещё одну ложь. Её донельзя добродушное «продуктивного дня», взбесило так, будто это была язвительная издёвка, хоть знаю, что ошибаюсь, что пожелание было чистым и искренним. Однако после этих слов поработать не получилось. В голове болезненной занозой сидело её имя. И я засел с книжкой в гостиной в поисках вдохновения. Вдохновение вырвалось из меня ироничным выдохновением, и я вовсе заснул. Вечером всё же направившись обратно в студию, откуда приглушённо доносились звуки гитар — должно быть, репетировала какая-то группа. Вот они-то меня и займут. К полуночи Тони и ребятня разошлись по домам, и я остался один. Наедине со своими мыслями и вечной любовью — музыкой. А в четыре утра пискнул телефон, известив о получении «нового смс»: «Если не спишь, выгляни в окно». Эли.
