Муж объелся груш - Веденская Татьяна (бесплатная библиотека электронных книг txt) 📗
– Тебе надо накрасить губы, – сказал Федор, останавливая машину около Сонькиного садика.
– Да, ты прав, – кивнула я, копаясь в сумке. – Только я не думаю, что от этого я буду выглядеть прилично.
– Ты никак и никогда не сможешь выглядеть прилично. Ты совершенно неприличная женщина, моя дорогая, – усмехнулся Федор.
– Ты считаешь? – удивилась я.
Что сказать, было странно слышать это, особенно если учесть, что в моей жизни было всего два мужчины, один из которых был моим законным мужем, а второй как раз сидел рядом со мной. Но он думал обо мне иначе. Он говорил, что я из тех женщин, из-за которых мужчины ломают свою жизнь. И что именно из-за этого он и не хотел, чтобы я работала в его отделе.
– Когда я только тебя увидел, я понял – жди беды.
– Как корабль назовешь, так он и поплывет, – фыркнула я.
– Завтра за тобой заеду, – сказал он на прощание сердитым тоном. Иногда у меня складывалось такое чувство, что он борется с чем-то и в моих интересах, чтобы это что-то победило. И каждый раз, когда он мне звонил или подлавливал меня в коридоре, прижимая к стене, я чувствовала, что отвоевала еще одно очко в свою пользу. Совершенно неприличная женщина. Любовница. Как странно.
– Мамочка, ты приехала! А я слепила из пластилина снеговика, – заверещала Соня, всовывая мне в руки какой-то маловыразительный липкий комок, из которого торчал оранжевый носик.
– Классный снеговик, моя зайка. Ты как тут? Все хорошо? Пойдем домой? – рассеянно спрашивала я, думая только о том, что где-то там по дороге едет мой рыцарь, который, может быть, тоже вспоминает обо мне. А может, уже выбросил мысли обо мне и думает о работе. Что я для него? Любовница. Однажды он сказал мне, что серьезные отношения – это для кого угодно, но только не для него.
– Я наелся ими досыта, этими вашими отношениями. Тем более что в моем случае это все равно ни к чему, – со странным выражением лица добавил он. Я не обратила на это внимания, но, конечно, приняла к сведению. Федор – это ненадолго. Что ж, будем брать от жизни то, что она нам дает.
– Ну, пойдем? – Я поторопила Соню, и мы вышли на улицу, заполненную летящими в никуда пожухшими листьями.
Холодно и сыро, а при мысли, что дальше будет зима, становилось еще холодней и хотелось снова бежать и забраться под федоровский плед и лежать там голой и согретой теплом его рук. Только это, казалось, имело смысл. Но оно, конечно, было не так. Меня дома ждала мама, которая с укором и возмущением заглянет мне в глаза и сразу поймет, где и как я провела выходной. Мои серые будни, моя семья, которая считает, что я покатилась по наклонной. И в чем-то же ведь они правы, хотя я лично считаю, что по этой самой наклонной надо было покатиться уже давным-давно. Я никогда до этого не чувствовала себя такой живой.
– Мам, а мам. Купи шоколадку! – клянчила Сонька, перетягивая меня в сторону магазина. Я покорно потащилась за ней, стараясь оттянуть тот момент, когда я открою дверь и окунусь в атмосферу общего презрения. Надо же, мое счастливое лицо раздражает и бесит всех. Кажется, всех устраивает только, чтобы я сидела и обливалась слезами. Да, у меня есть любовник, от которого я без ума. Я взрослая разведенная женщина, почему бы и нет.
– Ты пазоришь мэня, – воздевал к небу руки мой отец.
– То же самое говорили тебе твои родные, когда ты полюбил маму, – попыталась достучаться я.
– Я на ней женился!
– Ну и что? Что изменилось? Твои родственники все равно тебя знать не хотят. Ты делал то, что считал правильным. И я тоже.
– Спать с чужим мужиком – это правильно? Да я бы выгнал тебя из дома, если бы не София! – кричал отец. В своей наивности я даже не попыталась скрыть того, что происходит. В первый же день, после того судьбоносного обморока, я вернулась домой, потрясенная теми чувствами, которые родились во мне, пока я лежала, испуганная, в объятиях Федора и прислушивалась к биению наших сердец. Я приехала около полуночи, в дверях меня встретила мать. Она ждала, не ложилась спать, хотя я звонила ей и предупреждала, что буду поздно.
– Ты что, решила стать шлюхой? – спросила она, кривя рот в презрительной ухмылке.
– Я решила встречаться с мужчиной, который мне интересен, – аккуратно ответила я.
– Встречаться? Это называется по-другому.
– Если что-то тебя не устраивает, скажи – и я уеду из дома. Но, мама, я буду делать то, что сама решу. Это моя жизнь, – ответила я, закрывая за собой дверь в комнату. В ту ночь мне не дали заснуть. Мать бегала с валокордином, демонстративно накапывая его себе в стаканчик именно в моей комнате. Она тыкала пальцем в Соню и кричала:
– Хоть бы ты о ней подумала!
– Я думаю обо всем, – мотала головой я.
Нинэль зашла ко мне после того, как отец увел рыдающую маму со словами «не думал, что у меня такая дочь». Сестра села на край кровати и посмотрела с улыбкой прямо мне в глаза.
– Он тебя обязательно бросит.
– И что? – с вызовом переспросила я. – Тебе-то чего?
– Такие, как ты, которые вешаются на шею, их обязательно бросают. Кому ты нужна, такая дешевка.
– Нин, уйди, а? Или мне тебя вытолкать силой?
– Я же тебе добра желаю! – кричала она, когда я толкала ее и закрывала за ней дверь. В ту ночь я сильно пожалела, что у меня на двери нет замка. Но вот прошел почти месяц, и все устаканилось, насколько это вообще возможно. Я не демонстрировала активно тот факт, что я все-таки встречаюсь с тем мужиком. Мать меня игнорировала, кудахтала над Соней, окутывала заботой Нинку и всячески показывала, что я теперь – позор их семьи. Папа же открыто требовал, чтобы я прекратила. Что прекратила? Все! Легла, смазалась нафталином, бросила к черту эту проклятую работу, из-за которой все мои беды, и вернулась домой. Поэтому я старалась бывать дома как можно реже. Я взяла больше смен на работе, что было расценено, естественно, как желание лишний раз предаться разврату с тем мужиком.
– Зачем тебе деньги? Ты живешь на всем готовом!
– Я хочу жить на всем своем, – отвечала я.
– Это все из-за него. Смотри – наплачешься, – кричала Нинэль.
– Обязательно. Причем твоими стараниями, – бормотала про себя я и бежала на работу.
А после нее, когда у Федора было немного времени, не столь много, чтобы поехать к нему и заняться тем, чем мы оба хотели бы заняться, но все же лишняя пара часов, он учил меня водить. Федор не оставлял попыток научить меня хоть как-то ездить, говорил, что он, как руководитель, не может допустить, чтобы один из самых его любимых сотрудников (в этом месте он всегда нежно хлопал меня по его любимому месту) позорил его, не умея водить машину. Конечно, это тоже был только повод, конечно, больше, чем рулить, мы целовались и болтали. И все же моя жизнь как будто распалась на две части, одна из которых была прекрасна, а другая отвратительно протухла. С Федором я чувствовала себя настоящей, живой, а дома, под тяжелым взглядом отца или выжидающим – сестры (ну что, еще он с тобой балуется? Бросит, не надейся), я становилась той испуганной и забитой маленькой девочкой, которой всегда была. И эта двойственность изматывала меня невероятно, в результате подталкивая меня все ближе и ближе к тому решению, которое было совершенно неизбежно, хотя и пугало меня невероятно. Но последней точкой во всей этой истории оказался тот день, когда я, счастливая и растерявшая от счастья все мысли, с Сонькиным снеговиком в руке явилась домой. Дочь перемазалась шоколадом, промочила ноги в луже, мы с ней смеялись и шутили, я целовала ее в носик, бегом раздевала в дверях, чтобы она не разболелась из-за мокрых ног. И вдруг из коридора, ведущего в мою комнату, вышла… свекровь. Моя человечнейшая Ядвига Яковлевна, со своей деланой улыбкой, блуждающей на растерянном лице!
– Вы! – ахнула я, моментально растеряв счастье, которое мы с Сонькой принесли с улицы.
– Здравствуй, Маруся. Ой, Сонечка, как ты выросла. Лапочка моя, что ж ты вымазалась в шоколаде? Маруся, разве можно есть шоколад на улице? Соня же глотала холодный воздух!
