Муж объелся груш - Веденская Татьяна (бесплатная библиотека электронных книг txt) 📗
– Куда мы едем? – спросила я, просто чтобы переломить эту напряженную тишину. Теперь, когда слова были сказаны, все изменилось.
– Ко мне, – ответил он, и голос его был при этом спокоен. Естественно, куда нам еще ехать. Мы едем к нему, как все просто. И наверняка не я первая, не я последняя, кто вот так сидел в его красивой машине, вдыхая вкусный запах ароматизатора. И наверняка у него есть точное понимание того, что делать дальше. Обычно мужчины действуют по плану. Наверняка он решит, не доезжая пары кварталов до дома, остановиться около ларька или какого-нибудь супермаркета, чтобы закупиться всем необходимым. Еще вина, оно явно действует на меня правильно – расслабляет, раскрепощает. Может быть, фруктов или конфет. Женщины любят конфеты и вино. Женщины просты и предсказуемы, надо только действовать в соответствии с планом. Потом вернуться в машину, улыбнуться чуть смущенно, когда будешь ставить пакеты на сиденье. Эти пакеты с вином и конфетами – словно прямое и громкое заявление: я намерен с тобой переспать. Для этого и нужны эти пакеты, но их время еще не пришло, так что я чуть смущенно улыбаюсь, а ты, дорогая, сделай вид, что ничего не замечаешь. Мы просто общаемся, мы все еще незнакомцы, вежливые, закрытые, защищенные латами и щитами. Ведь мы же еще не выпили, не похихикали глупо, сидя на диване в чужой незнакомой обстановке. Мы же еще не раздеты.
– Я не хочу ни вина, ни конфет, ни какой-то подобной ерунды. Я хочу, чтобы мы сразу пошли к тебе, – сказала я строго, без улыбки.
– Хорошо, – удивленно кивнул он, и я поняла, что попала в точку. Именно это он и собирался сделать, пойти и купить все эти атрибуты случайного секса со случайным партнером. Хорошо, что я успела ему помешать. Я хочу его, я знаю это совершенно точно, я чувствую это, когда смотрю на него. Мне хочется целовать его губы, перебирать пальцами его черные с проседью волосы. Меня не надо для этого кормить или поить, мне не надо рассказывать сказки. Я хочу этого добровольно, со всей ответственностью понимая, что я делаю, в какую пропасть лечу. Я готова к тому, что это ничего не будет значить. Мне действительно нужен он сам и сегодняшний вечер, мне наплевать на завтрашний день. И это тоже ново для меня. Я не знала, что я могу вот так, до дрожи кого-то хотеть. Я улыбнулась и снова отвернулась к окну. Он тоже замолчал, сосредоточившись на управлении в пробке. Мы выскочили из цепких липких объятий МКАДа, запруженного автомобилями. Дорога была больна, она страдала тромбофлебитом, но мы вырвались на полупустые улочки какого-то пригорода и в три минуты остановились около высокого дома-свечки.
– Это твой дом? – заинтересовалась я.
– Да, – кивнул он, и я сразу посмотрела на здание внимательнее. Мне хотелось бы больше знать о моем рыцаре, так что место, где он живет, могло бы рассказать о нем много.
– А на каком этаже ты живешь?
– На шестнадцатом, – ответил он, закрывая машину. – Тебе не холодно? Ты как-то слишком легко одета.
– Мне жарко, – отмахнулась я. – Ты сам выбрал этот этаж? Тебе нравится высота?
– Он был доступен. Я купил квартиру в ипотеку, так что мне не приходилось выбирать, – пожал плечами он. – Но если вдуматься, ты права. Мне нравится высота. Туда не доходят эти запахи, смог. Оттуда видны восходы и закаты. Но я не выбирал этого специально. Она – эта квартира – была дешевле из-за того, что последний этаж.
– Это было давно? – спросила я, заходя в подъезд.
Там, в будке с окошком, завешанным какими-то тряпками, сидела и жевала что-то старушка. На стене за будкой красками было выведено, а потом неловко закрашено матерное слово.
– Что?
– Ты ее покупал. Квартиру.
– Давно, – кивнул он, и в его голосе почему-то зазвучала грусть.
– Почему в наших подъездах обязательно должны быть матерные слова? У вас тут еще немного, а что делается в моем доме, ты не представляешь. Я никогда бы даже выговорить такое не смогла, а они пишут.
– Мне кажется, ты бы смогла все, что угодно.
– И материться? – улыбнулась я, заходя в лифт.
Бабулька вышла из будки и проводила нас долгим взглядом. Дверь лифта закрылась, но мы так и остались стоять молча, слушая гул турбины, поднимаясь вверх. Не подошли, не бросились друг к другу, даже не улыбнулись. Мы стояли и смотрели друг на друга, удивленные и испуганные серьезностью момента. Он явно чувствовал себя неловко без пакетов с конфетами и вином. Потом двери лифта открылись, мы вышли в пустой просторный коридор с кнопками, около которых не было даже номеров квартир. Федор достал ключи, открыл дверь, затем вторую и пригласил меня внутрь. Я прошла в просторную прихожую, где обилие крючков и вешалок не совпадало со скудностью висящих там вещей. Пара каких-то курток, одна бейсболка с эмблемой нашего автосалона, на полу кроссовки и несколько белых тонких тапок, явно увезенных из гостиничного номера. Никаких женских вещей, хотя когда-то наверняка они тут были. Интересно, что произошло?
– Ты извини, у меня тут беспорядок, – засуетился он, запихивая по ходу движения какие-то мелочи в ящики.
– Это ерунда, – пожала плечами я. – Это не имеет никакого значения.
– Ты считаешь? Ты знаешь, что ты совсем не такая, как другие женщины? – спросил он, поспешно застилая стоящий в полном беспорядке посреди комнаты диван. Квартира двухкомнатная, но жилой тут была только одна комната, а вторая, в которую я прошла, чтобы дать рыцарю возможность подчистить самые смущающие его углы, стояла практически пустой. Только какие-то запыленные и нераспечатанные коробки заполняли пространство и пара стульев. Я подошла к окну и посмотрела вниз. Шестнадцатый этаж после моего второго смотрелся фантастически, у меня даже закружилась голова. Передо мной лежал весь этот городок с его малюсенькими крышами частных домов, с тихими, неяркими огоньками, виднелась железная дорога, подсвеченная змейкой фонарей. По ней как раз проехал поезд, гулко стуча колесами по рельсам. Сердце защемило от желания сесть в этот поезд и поехать куда-нибудь на край света, чтобы начать какую-нибудь новую жизнь. Чувство это было сильным, но сиюминутным и тут же рассыпалось в пыль. Федор подошел ко мне, обнял со спины, поцеловал в шею и спросил:
– Нравится?
– Очень, – кивнула я и повернулась к нему. Он спрашивал меня о виде из окна, но я уже ничего не хотела видеть, кроме его лица, ничего чувствовать, кроме его рук.
– Пойдем, – прошептал он и взял меня за руку.
От этой определенности, от ясности того, что ждет нас дальше, мне стало жарко, кровь прилила к лицу, и захотелось зачерпнуть ладонями холодной воды и умыться. Но я пошла за ним в соседнюю комнату, где, к моей радости, не было никаких свечей, не играла пустая, но якобы подходящая к моменту музыка. Только темнота, рассеянная приглушенным светом из окна, и тишина. Его ладони скользили по моим плечам, его пальцы с трудом справились с моими пуговицами, но без проблем одолели застежку на юбке. И мои руки, как будто чужие, принадлежащие не мне, а какой-то другой женщине, уверенно и страстно срывали латы и доспехи с рыцаря, не ведая ни сомнений, ни тревог.
