Райские птички (ЛП) - Малком Энн (лучшие бесплатные книги TXT) 📗

Я тут же оглядела свое обнаженное тело в поисках какой-нибудь сыпи или язвы, покраснев от смущения.

— Нет, — быстро ответила я. — То есть, я не… что такое гибри…

— Гибристофилия — это парафилия, при которой сексуальное возбуждение и влечение зависят от того, что партнер совершил какое-то злодеяние, — объяснил он. — Вышеупомянутые злодеяния могут варьироваться от чего-то простого, как ложь, до более серьезных действий, таких как изнасилование или убийство, — его палец лениво скользнул по моему плечу. — Иначе известно как «Синдром Бонни и Клайда».

Я полностью повернулась к нему лицом, разинув рот. Конечно, он был бесстрастным и жестким. Но думала, это только на поверхности. Он не дал мне времени заговорить, а я и не пыталась, потому что знала, что он еще далеко не закончил.

— Книга Оги Огаса и Саи Гэддама исследует этот вопрос дальше, — продолжал он. — «Миллиард порочных мыслей: самый большой в мире эксперимент о человеческих желаниях.» Излишне многословное название, признаю, но кое-какие хорошие моменты есть, — сказал он. — Они утверждают, что женщины хотят доминирующего мужчину. В связи с эволюционными потребностями, которые последовали за нами в двадцать первый век.

Я слушала его слова, все до единого, но именно в этот момент я начала видеть смысл за этими словами. Лукьян водил узоры на моем плече.

— Это доминирующее мужское понятие — популярный сюжетный прием в большинстве эротических произведений и фильмов, направленных на женщин. Популярные примеры, и более радикальные, это женщины, которые писали письма Теду Банди, Джеффри Дамеру, а серийный убийца Ричард Рамирес даже женился на поклоннице, пока был в тюрьме, — сказал он без эмоций. — Причина этого состояния на самом деле не определена. Некоторые эксперты считают, что гибристофилы — покорные жертвы, в то время как другие считают, что они являются нарциссическими пособниками, которых влечет к власти, — его рука замерла. — По-моему, эти женщины хотят умереть. Они не склонны к самоубийству, по крайней мере, большинство из них. Но их увлечение смертью двигало ими к людям, которые способны на это, — он не моргал. — Смерть — это очарование, притяжение, которое слишком тошнотворно, чтобы смотреть ей в лицо, поэтому вместо этого они выбирают болезнь, которая ближе всего к гибели.

Я позволила тишине продлиться долго после того, как он заговорил, давая ему время сказать больше фактов.

Но он этого не сделал.

— И ты считаешь себя моим олицетворением смерти, — предположила я.

Он не ответил.

— Ты думаешь, из-за того, что случилось со мной, я теперь сломлена на всю жизнь, и я стремлюсь к… — я искала нужное слово. — …замене своего мужа тобой, потому что я не могу заполучить его?

— Нет, — сказал он. — Хотя ты сломлена на всю жизнь. Это правда. Но я не думаю, что ты настолько расстроена, чтобы построить какой-то эмоциональный щит, убеждая себя, что тебя привлекают пытки или жестокое обращение, чтобы справиться с этим. Ты использовала другие методы.

Я усмехнулась.

— Ты имеешь в виду агорафобию? — сказала я. — Конечно, этого недостаточно. Мне нужно еще одно физиологическое состояние к коллекции. Может посттравматическое стрессовое расстройство?

— Да, — ответил он, хотя вопрос был риторическим. — Ты не настолько глупа, чтобы не понимать, что ПТСР и агорафобия чрезвычайно тесно связаны, и одно почти условно для другого.

Я поджала губы. Почему я не сказала более непонятное расстройство, которое мой умный парень не смог бы объяснить?

Неужели я только что назвала Лукьяна своим парнем? Подумаю об этом потом.

Я открыла рот, чтобы поспорить еще, но потом остановилась, вспомнив о своих предыдущих мыслях.

Этот человек пришел убить меня. Он убивал людей ради своей жизни и проявлял столько же эмоций, как кусок скалы. Он жесток, холоден и опасен. Он скрывал это за миллионом слоев сложного лексикона и научных открытий, как делал всегда, когда испытывал чувство, которое ему не нравилось.

Я пошевелилась, надавила на плечо Лукьяна, чтобы он лег на спину и я могла оседлать его. Это моя новая любимая поза. Так я держу власть. Контролирую.

Но сейчас дело было не в этом.

Лукьян позволил мне это сделать в основном потому, что я сделала это резко. Судя по моему тону, он ожидал продолжения спора.

— Я облажалась, — сказала я. — Я сломана, как ты и сказал, и не подлежу восстановлению. Мое прошлое определяет меня как человека, который никогда больше не будет функционировать как нормальные люди. Ты считаешь меня жертвой? — спросила я.

Он моргнул один раз, в замешательстве, прежде чем ответить.

— Нет.

Я кивнула.

— Самовлюбленная?

— Нет, — сухо ответил он.

— Ну, тогда, логически, мы исключили обе причины гибристофилии, от которой, как ты немного убежден, я страдаю, — я приложила палец к его губам, чтобы остановить его от споров о многочисленных причинах или неубедительных исследованиях. — Я страдала от многих вещей. Вся моя жизнь была практикой страдания. И это не прекращалось с тех пор, как я встретила тебя. Все изменилось. Сначала к худшему. Наверное, будет еще хуже. Я уверена, что так и будет. Но состояние, которое определяет меня больше, чем агорафобия в эту самую секунду, и много секунд до этого, и, скорее всего потом, состоит из шести букв, — я наклонилась вперед, чтобы прикусить его губы, скрывая легкую дрожь в своих.

Его руки сомкнулись у меня на затылке.

— Хочешь, я объясню это состояние? — спросила я, задыхаясь от его возбуждения.

— Нет, — прорычал он.

Прорычал.

— Я покажу тебе это состояние, — продолжил он.

Может быть, это был самый близкий намек на то, что он сможет полюбить меня в ответ.

Хотя то, как он трахал меня после этого, пересекало тонкую грань между любовью и ненавистью.

Как и все, связанное с Лукьяном.

Комментарий к Глава 12

* Кадыкчан — нежилой посёлок городского типа в России, Магаданской области.

* Гобелен — Один из видов декоративного искусства, стенной односторонний безворсовый ковёр с сюжетной или орнаментальной композицией, вытканный вручную перекрёстным переплетением нитей.

* Институционализация - синоним - привыкание

========== Глава 13 ==========

Три дня спустя

— Что это за место? — спросила я, оглядывая скудную комнату.

В углу виднелся боксерский мешок, почти угрожающе висевший на потолке, не двигаясь. Пол под моими босыми ногами слегка пружинил. В другом конце комнаты стоял небольшой холодильник, рядом — стопка полотенец.

Окон не было.

Очевидно, поскольку мы были в подвале.

Это было после завтрака. Лукьян сказал, что наш план на этот день изменился. Не то что бы у нас действительно были строгие планы на дни. Он сидел со мной в библиотеке, пока я работала, либо работал сам, либо читал, либо трахал меня.

Не было никакой рутины. Разговоров было немного. Мы в них не нуждались.

Но прямо сейчас, в подвале, где было скудно и холодно, мне требовалось какое-то объяснение.

Лукьян шагнул вперед.

— Вот здесь мы и начнем тебя тренировать, — сказал он, прижимая пальцы к моим бедрам.

— Зачем? — спросила я, игнорируя удовольствие от боли. — В ближайшее время я не собираюсь участвовать в Олимпиаде.

Его бровь поднялась от моего сухого тона. Он наслаждался этим, даже если не выдавал этого. Такие вещи, как юмор, не могут нравиться плохим киллерам. Это плохо сказывалось на их репутации.

— Насилие, — сказал он.

— Насилие? — повторила я.

— Насилие жизни. Перед лицом смерти, — ответил он. — Я буду тренировать тебя, чтобы ты могла соответствовать ему. Чтобы ты его превзошла.

Его рука взлетела в воздух прежде, чем я поняла, что происходит, и моя спина врезалась в пол. На ощупь он был мягким, слегка пружинистым.

Я попыталась втянуть воздух, паника пробежала по моему телу, как электрический разряд. Я знала, что Лукьян даже не вложил в этот удар всю свою силу – черт возьми, даже не половину.