Отблеск безумной звезды - Тронина Татьяна Михайловна (книга жизни txt) 📗
— Никого она не теряла! — холодно заметила Кристина. — У нее есть взрослая дочь в Москве, старая дева, которой уже за сорок, одна нога немного короче другой… Мура помыкает ею, как хочет.
— Бедная дочь… — вздохнула Оля. — Почему так происходит?.. Люди рыдают над чужими судьбами, а жизнь своих близких превращают в ад! Я не только о Муре сейчас говорю…
— Это так! — горячо согласилась Кристина. — Просто помешались все на ток-шоу. Особенно если учесть, что все эти истории придуманы хитрыми телевизионщиками…
— Лицом к лицу лица не увидать, — вздохнул Иван и сел на краешек деревянной скамьи. Время от времени он посматривал на погружавшуюся в густые сумерки аллею. — Мы не можем оценивать себя и свою жизнь, поэтому любим подсматривать за другими людьми…
— О-чень любим! — подхватил Силантьев, появляясь в беседке.
— Ярослав Глебович, вы аки тать в ночи! — нервно засмеялся Иван. — Подкрались незаметно…
— Ненавижу все эти… масс-медиа! — фыркнул Силантьев. — А хуже всего, что сейчас через средства информации насаждается эта чертова политкорректность.
— Чем же плоха политкорректность? — изумилась Кристина.
— Да тем, что теперь всякой сволочи нельзя сказать, что она сволочь и дрянь! — Силантьев с треском почесал затылок.
— Вы что-то путаете… — поморщилась Кристина, отсаживаясь от Силантьева подальше. — Политкорректность — это совсем другое. Например, чернокожие жители Америки… Они имеют право на то, чтобы их называли афроамериканцами, а не неграми!
— Да при чем тут чернокожие жители Америки… — рассердился Силантьев. — Вы хоть одного чернокожего в этой глуши видели?.. Кстати, анекдот о корректности: дурака теперь не принято называть дураком, теперь надо говорить — человек с гуманитарным складом ума.
Все невольно засмеялись.
— Это еще что… — сквозь смех произнесла Оля. — Мы не так давно с Викентием смотрели на DVD очередной фильм со Шварценеггером, так там Терминатор требует, чтобы главный герой называл его не роботом, а компьютерным организмом!
— Вот-вот! — с удовольствием кивнул Силантьев. — Сейчас все свои права качают. Я такой особенный, я требую к себе уважения… Этак и сатану оправдают! А что? Тоже существо, имеет право на собственное мнение, в том, что у него расхождения с богом, не виноват…
— В чем-то вы, конечно, правы, Ярослав Глебович… — вздохнул Иван, отсмеявшись. — Но мы, если честно, говорили о другом.
— Да не важно… — Силантьев махнул рукой. — Слушай, Ваня, ты вот что, сходи к этой старой кукле, она тебе больше доверяет…
— К кому?
— Да к Муре же! И попроси у нее ключи от буфета…
— Никуда я не пойду! — сердито закричал Иван. — Вам надо, вы у Марьи Тимофеевны и просите…
— Вот они, гуманисты… — криво усмехнулся Силантьев. — Тогда вы, Оленька!
— Я? — удивилась Оля. — И как я ей объясню, зачем мне ключи понадобились?
— А вы не для себя, вы для Кеши! — вкрадчиво подсказал Силантьев. — Он якобы немного простудился в городе, а вам надо сделать ему компресс… Вы же доктор, в конце концов! Для медицинских целей она жалеть не будет.
— Ярослав Глебович, перестаньте! — рассердилась Кристина. — Оля, не слушай его…
— Какие же вы все правильные, — с ненавистью произнес Силантьев. — Правильные и недалекие! Но ничего, скоро страны третьего мира вас задушат… Повымрете все, гуманисты хреновы!
Ворча, он вышел из беседки.
— Вот человек… — через некоторое время со смешком произнес Иван. — Никакой совести! Пришел, обругал нас всех и ушел.
— Он горький пьяница, — серьезно произнесла Оля. — Мне его жалко…
— Мне бы его тоже было жалко, если бы он не задирал всех подряд, — сказала Кристина.
— Но он сам себя не жалеет!
— Знаете, какая у него логика? — вдруг оживился Иван. — «Все сволочи, и поэтому я выпью». Или: «Я сволочь и потому выпью!»
У Оли в кармане зазвенел мобильный.
Извинившись, она вышла из беседки, в темноту.
— Оленька, это я… Не слишком поздно?
— Господи, тетя Агния! Нет, конечно… — обрадовалась Оля. — Я сама хотела тебе позвонить, но как-то все некогда было! Как ты там?
— Хорошо… — прошелестела тетка. — Соскучилась по тебе.
— Так приезжай!
— Куда?
— Сюда приезжай! Викентий за тобой завтра заедет…
— Что ты! — тетка перепугалась еще сильнее. — Как можно! К Степану Андреевичу… без приглашения, просто так…
— Да тут все останавливаются, кому не лень! У меня есть своя комната, в конце концов… Хочешь, я со Степаном Андреевичем поговорю? — в отчаянии предложила Оля. Меньше всего ей хотелось просить о чем-то старика, но ради тетки, наверное, стоило поговорить с ним…
— Нет! — завопила тетя Агния. — Олюшка, это совсем лишнее… Не надо ни о чем просить!
— А хочешь, я в санатории место для тебя подыщу? — с надеждой спросила Оля, зная, что тетку переубедить уже невозможно. — Мы с Кешей за тебя заплатим… Будешь на процедуры всякие ходить!
— Еще и в расходы вас вводить… — тетя Агния окончательно запаниковала. — Ни в коем случае!..
— Журавлева, к тебе пришли! — крикнула в раскрытую дверь техничка, Кира Семеновна.
— Кто? — спросила Оля.
— Откуда я знаю… Мужик какой-то. У входа тебя дожидается, — и техничка равнодушно зашаркала дальше по коридору.
«Интересно… Кто бы это мог быть? Если бы отдыхающий за справкой, то его бы сразу в мой кабинет проводили. Кешу они все знают, у меня его фотография на столе под стеклом… Иван? Нет, Ивана невозможно назвать «мужиком». Кирилл? С какой стати… Нет, это не Кирилл…» Оставался только один ответ, но она в него не хотела верить.
Оля вскочила со стула и замерла посреди комнаты в нерешительности. Зеркальная панель на шкафу отразила ее — молодая женщина в светло-зеленых укороченных брючках, оранжевой футболке с попугаем на груди, в пластиковых тапочках и с длинным хвостом прямых светлых волос (утром убила очередной час своей жизни на их выпрямление). Короткий больничный голубой халат нараспашку…
Оля решительно скинула тапочки и быстро влезла в свои босоножки.
Приняла независимо-отстраненный вид (несколько секунд репетиции перед зеркалом), и, засунув руки в карманы брюк, зашагала к выходу.
В тени боярышника сидел Павел, в том самом светлом льняном костюме, в котором она увидела его в первый раз.
— Вы меня преследуете! — холодно сказала она, подойдя ближе.
— Мы на «ты».
— А, ну да… — Оля смутилась.
— Я бы хотел с тобой поговорить, — сказал Павел, снова рассматривая ее самым бесцеремонным образом.
— Понадобился новый совет?
— Не совсем… Ты скоро освободишься? — Павел не принял ее иронии.
— Через час, — мельком взглянула она на часы.
— Я подожду тебя…
— Здесь?
— Да.
— Хорошо, — кротко согласилась она.
Этот час Оля усилием воли заставляла себя не думать о Павле, потому что испытывала к нему самые противоречивые чувства.
«Какой он на самом деле? И почему ей не все равно, какой он?..»
Она появилась через час, уже без халата, но в синей бейсболке с широким козырьком.
Павел встал ей навстречу.
— Идем? — спросил он как ни в чем не бывало.
— Куда?
— А хоть туда… — махнул он рукой.
Они обошли санаторий с другой стороны и вышли к лодочной станции. Как всегда, в этот обеденный час людей здесь почти не было и лишь старик-лодочник читал в своей будке газету.
— Может быть, все-таки прокатимся?
— Ладно… — пожала она плечами.
— Чего желаете, молодые люди? — крикнул им лодочник. — Лодку или водный велосипед?
— Лодку! — сказала Оля. «Чего я боюсь? Кеша будет дома только вечером, остальные тоже заняты… Эмма Петровна в это время спит…» Оля сделала вывод: боится она только одного — что ее увидят вместе с Павлом.
Павел помог ей забраться на корму неустойчивой, выкрашенной в ядовито-фиолетовый цвет лодки, а сам сел на весла. Они поплыли вниз по течению — дач здесь уже не было, только лес с обеих сторон да шашлычная на противоположном берегу, от которой стлался по воде сизый дым и неслись мелодии русского шансона.
