Стильная жизнь - Берсенева Анна (книга жизни .txt) 📗
Почти все лето пролетело для Али так стремительно, что она и не видела никаких перемен в окружающей жизни. Но, глядя на Макса, она заметила перемены. Он загорел, возмужал, даже, кажется, подрос немного. Правда, уши торчали по-прежнему и ресницы казались еще длиннее, оттого что выгорели на солнце.
На нем была стройотрядовская форма защитного цвета – наверное, из каких-нибудь старых институтских запасов. Он курил, прислонившись к барьеру возле аттракциона. Кажется, раньше не курил – или она просто забыла? Издалека увидев Алю, Максим отбросил сигарету, но не пошел навстречу, а остался стоять, как будто оторваться не мог от ограды.
– Ты загорел, – сказала Аля, подойдя к нему.
– Наверное. Работаем целый день. – Макс говорил отрывисто, а смотрел на Алю не отрываясь. – Как твой ГИТИС?
– Стоит на прежнем месте, – пожала плечами Аля. – Только без меня.
– Понятно… Очень расстроилась?
– Не знаю… Как-то не успела еще понять.
Сказать, что не расстроилась, было бы неправдой. Но и отчаяния из-за своего непоступления она тоже сейчас не ощущала. Але не хотелось объяснять ему свое состояние, да и невозможно было это сделать.
– Чем же ты теперь будешь заниматься? – спросил Максим.
– Тоже не знаю, – улыбнулась Аля.
– Странная ты какая-то сегодня! – удивился он.
– Что же странного? – спросила Аля. – И почему ты думаешь, что именно сегодня?
– Улыбка какая-то… блаженная! И ничего-то ты не знаешь, ничего-то тебе не надо!
– А может, я влюбилась? – неожиданно для себя сказала Аля.
Максим замолчал. Они шли по набережной вдоль обшарпанного парапета. Аля смотрела, как швартуется на противоположном берегу огромный белый корабль.
– В кого? – наконец спросил он.
– Я же сказала – может быть. – Аля оторвалась от созерцания корабля. – Расскажи лучше, как ты провел лето.
Фраза невольно прозвучала, как название школьного сочинения, хотя Аля вовсе не хотела его обидеть. Просто ей было все равно.
Но Максим не стал ничего рассказывать.
– А все-таки? – спросил он. – Может быть – или так оно и есть?
Ей было так скучно, что даже как-то и не жаль его. Аля и сама не понимала, почему такой скукой веет на нее от этого симпатичного парня – даже от его пушистых ресниц. Но у нее просто язык не хотел шевелиться, чтобы с ним разговаривать.
«Как это я раньше хотела с ним кокетничать, зачем-то дразнила его?» – с удивлением подумала Аля.
– Макс, я пойду, – сказала она. – Неужели ты никого себе в стройотряде не нашел? Не надо мне звонить, совершенно тебе это не надо.
Она повернулась и пошла по набережной в противоположную сторону.
– Алька, погоди! – крикнул Максим и в два шага догнал ее. – Я все равно должен тебе сказать… Все равно хотел… Я из-за тебя только приехал. – Она видела, что он задыхается от волнения. – Только из-за тебя! Никаких дел стройотрядовских здесь нет, это я все выдумал. Я раньше не думал, что это все так серьезно… Для меня.
– Макс, – стараясь говорить как можно более ласково, произнесла Аля, – но для меня-то это совсем не так. Может быть, надо было тебе сразу сказать, но я же ничего плохого тебе не делала, потому и не говорила. Мне казалось, у нас с тобой очень простые отношения, легкие, и прекратить будет легко. Я же не виновата, если это не так… Что я могу сделать?
– Ничего не надо делать. – Максим смотрел на нее, не отводя глаз. – Алька, ничего… Но если вдруг когда-нибудь… Потом когда-нибудь… Ты же сказала – может быть. А может быть, что ты и ошиблась, может же такое быть! Тогда я…
– Ох, Максим, ну что ты говоришь? – поморщилась Аля. – Думаешь, я тебя буду иметь в виду как запасную площадку? Забудь ты меня лучше, ей-богу!
Она пошла по набережной, не оглядываясь и все убыстряя шаги.
Жить с мыслью о том, что Илья не знает номера ее телефона, что он прилетит в Москву и не сможет позвонить ей в ту же минуту, было для Али просто невыносимо.
Прожив с этой мыслью вторую неделю июля, она поняла, что больше не выдержит такого неопределенного ожидания. Да и сама она не могла позвонить ему домой: на визитке был обозначен только телефон офиса, а спросить домашний или мобильный она забыла в горячке их встреч и расставаний.
И Аля поехала на улицу Немировича-Данченко, хотя не совсем понимала зачем.
Она даже не сразу нашла эту улицу. Шла от метро по Большой Дмитровке и свернула направо, не дойдя до нужного поворота. Только пройдя метров сто по Козицкому переулку, Аля сообразила, что перепутала поворот – может быть, тоже от волнения.
За дверью его квартиры стояла тишина.
«Значит, не вернулся еще, – подумала Аля то ли с тоской, то ли с облегчением. – Он просто не вернулся еще, а если бы вернулся, обязательно позвонил бы. Он как-нибудь нашел бы мой телефон, узнал бы в деканате ГИТИСа, еще как-нибудь… И что за глупые мысли лезут в голову!»
Она хотела оставить ему записку в дверях или в почтовом ящике, но потом подумала, что ее может найти его мать, – и не решилась писать. Хотя что особенного было бы в записке, оставленной в почтовом ящике?
Аля совсем уж было подумала, что приехала сюда зря, как вдруг ей вспомнился другой летний день, когда она вот так же бродила вокруг этого подъезда, и ждала, и не знала, увидит ли… И смешная Бася Львовна вспомнилась, с ее тревогой за бомжей и Совет Федерации.
«На втором этаже, она сказала? – попыталась вспомнить Аля. – На втором этаже направо, точно!»
Она сбежала по лестнице вниз и позвонила в квартиру справа от лифта.
– Кто там? – раздалось за дверью. – Ты, Люся?
– Это не Люся, – громко сказала Аля. – Это Аля… Александра. Бася Львовна, вы со мной однажды разговаривали на лестнице, я к Илье Святых приходила, вы не помните, наверное…
Дверь тут же открылась.
– Почему же не помню? – Бася Львовна стояла на пороге и внимательно вглядывалась в Алино лицо в лестничном полумраке. – Я всех помню, с кем разговаривала. Проходите, пожалуйста. А я думала, это Люська с третьего этажа, – говорила она, идя впереди Али по коридору. – Она, паразитка, утятницу у меня брала, так я думала – принесла. Дождешься, как же! Завтра сама пойду заберу. До чего девка бесстыжая!
Квартира у Баси Львовны была такая же, как у Ильи – вернее, таких же размеров, с таким же длинным коридором и просторной кухней. Но вся она была заставлена таким количеством разнообразных предметов, что просто невозможно было представить: на что же употребляются все эти бесчисленные вещи и вещички?
– Мишенька, старый дурень, пошел на свой совет ветеранов, – сообщила Бася Львовна, когда, поддавшись на ее уговоры, Аля прошла все-таки на кухню. – Думает, он там большая шишка. Вот когда будут давать подарки ко Дню Победы, он тогда посмотрит, кому дадут часы, а кому цветочки и фигу с маслом.
Слова этой женщины оказывали на Алю просто поразительное действие! Может быть, даже не сами слова, а интонации или что-то еще, что и в интонации не умещается… Так было в их первую встречу, когда Аля в отчаянии сидела на ступеньках, так было и сегодня, когда, присев на венский стул, к сиденью которого веревочками была привязана вышитая подушечка, она слушала словоохотливую соседку.
Сегодня на Басе Львовне было серое шелковое платье в черный горошек, и причесана она была так тщательно, как будто собиралась в театр.
– Извините, что я вас побеспокоила, – сказала Аля, непонятно чему улыбаясь. – Вы не знаете, Илья еще не приехал?
– Почему не знаю – знаю, – тут же ответила Бася Львовна. – Не приехал, но вот-вот явится. Вчера Анна Аркадьевна заезжала за чем-то, она и сказала. Вы Анну Аркадьевну знаете? – словно мимоходом, поинтересовалась она.
– Да… в фильмах видела, – ответила Аля. – Я только хотела вас попросить… Когда он вернется, вы ведь его, наверное, сразу увидите?
– А как же! – подтвердила Бася Львовна. – Илюшка вежливый такой, всегда поздоровается, если на лестнице встретит. Да и забегает иногда – когда боится, что Моську не успеет вечером выгулять. А мне что, разве мне трудно с собачкой погулять? Или Мишеньку пошлю, у него все равно гвоздь в жопе, так пускай хоть с пользой бегает!
