Драгоценности - Кингсли (Кингслей) Джоанна (книги полностью бесплатно .TXT) 📗
– Деда, а зачем они хотят резать его? Он не потеряет чудесной силы?
– О нет, малышка. Напротив, магия усилится. Сейчас алмаз выглядит как большой кусок грязного стекла. Но когда его огранят, если это хорошо сделать, он засверкает, как лед на солнце.
Услышав о камне, Джозеф мечтал сам превратить грязное стекло в бриллиант. Такая работа прославила бы его.
– А как это делают? – спросила Пет.
– Ну, алмаз – очень сложный камень, малышка. В нем есть невидимые линии, скрепляющие его. Если специальным ножиком провести по одной из этих линий, он разломится. Таким образом удаляют все лишнее, что называют включениями, и остается чистый алмаз. А еще ему придают красивую форму, делая множество разных граней. Потом эти грани полируют. Помнишь, в прошлом году мы ездили на Кони-Айленд и ты ходила в дом зеркал? – Девочка кивнула. – Хорошо ограненные алмазы похожи на зеркала. Свет проходит через одну грань и отражается другими. Но если грани неправильно расположены, то свет не будет отражаться, зеркала проглотят его.
– Ты должен делать хорошие алмазы, дедуля. Иначе в мире будет темно.
Джозеф улыбнулся:
– Да, моя милая, мы должны делать хорошие алмазы.
– Мне не нравится, когда темно, – пробормотала Пет и заснула у него на руках.
Как-то утром по дороге на работу Джозеф заметил длинный черный лимузин, притормозивший на углу Пятьдесят четвертой улицы и Пятой авеню, возле главного входа «Дюфор и Иверес». Шофер услужливо распахнул дверцу перед мужчиной в строгом черном костюме, невысокого роста, но производившего весьма внушительное впечатление.
Войдя через несколько минут в рабочую комнату, Джозеф услышал, что приехал Клод Иверес. Старика удивило и разочаровало, что на встречу с Ивересом уже вызван главный огранщик, Курт Лурье, бельгиец из Антверпена. Значит, работу, о которой так мечтал Джозеф, отдадут другому.
Через два часа Лурье вышел из офиса. Ему не дали алмаз… пока не дали, сообщил он обступившим его огранщикам. Целых два часа его расспрашивали с пристрастием, как на допросах в полиции. Где он раньше работал? Как огранил бы алмаз? Но это-то еще ничего. Клод Иверес интересовался абсолютно всем. Удачно ли он женат? Каковы его гастрономические вкусы? Много ли пьет? Болел ли в последние несколько лет? Где был во время войны?
– Клод Иверес сумасшедший или очень умный, – сказал Лурье. – Последний раз так много вопросов мне задавали в гестапо в 1943 году.
Весь этот и следующий день огранщиков одного за другим вызывали на час или два для разговора с Клодом Ивересом. Джозеф ждал своей очереди, думая только об одном: есть ли надежда получить эту работу. Удастся ли ему дать «правильные» ответы? Стоит ли упоминать о том, что каждый вечер, приходя домой, он опрокидывает рюмочку genever? А если его спросят о семье… О, это самая большая проблема: что сказать о Беттине?
Джозефа вызвали последним, вечером следующего дня. Он уже ни на что не надеялся. Мечта об огранке этого камня стала недосягаемой.
Секретарша провела его в кабинет, обшитый деревянными панелями, с огромным столом возле окна. Джозефа удивило, что тяжелые шторы задернуты. Как работать в такой темной комнате, когда так важны свет и световые эффекты? Наверное, Иверес и впрямь немного не в себе.
– Садитесь, Зееман, – сказал Иверес.
И потом начались бесконечные вопросы, как и предупреждали другие огранщики. Место рождения, детство, опыт работы… сколько?., а потом?., с кем?., а вы?.. Сначала Джозеф отвечал терпеливо, хотя мало что понимал. Конечно, нельзя отдать камень стоимостью в несколько миллионов долларов первому встречному, но какое Ивересу дело до свободного времени Джозефа, его любимого голландского клуба или настольных книг?
– Расскажите о семье, – попросил Иверес напоследок. – У вас есть дети?
– Дочь, мсье, – ответил Джозеф. – И прекрасная внучка, свет моей жизни.
Иверес улыбнулся, а Джозеф не удержался от вопроса:
– Разве это важно?
Иверес резко выпрямился. Неужели вопрос оскорбил его?
– Проверка камня, выбор огранки займут много месяцев, – ответил он. – Я должен знать, как вы будете жить это время, есть ли те, кто позаботится о вас, позволив полностью сосредоточиться на работе. Например, я рад, что у вас есть внучка. Она наверняка любит красивые вещички, которые вы ей делаете. Вы ведь будете стараться ради нее? Если, конечно, получите работу. Вас удовлетворил мой ответ?
Джозеф кивнул, размышляя: рассказать ли о Беттине? Но Иверес спросил:
– Кто ваш любимый художник?
Старик не раздумывая назвал бы Вермеера, но его охватило возмущение. С какой стати этот недоросток играет им, пользуясь своей властью, и вселяет в него надежды, которым, быть может, не суждено сбыться?
– Не скажу! – отрезал Джозеф, от волнения переходя на голландский. – Довольно! Хватит с меня этой непонятной игры! Почему бы вам не спросить меня о единственной важной веши? О камне – что бы я сделал с камнем?!
– Итак, Зееман, – спокойно проговорил Иверес, – вы нетерпеливый человек.
– Да. У меня никогда не хватает терпения на чепуху. Для этого найдите кого-нибудь другого. Я хочу говорить о важных вещах. О сердце и душе алмаза, а не о моих привычках. Задайте мне вопросы о камне, и вы увидите, что мое терпение бесконечно.
Иверес слегка улыбнулся:
– Зееман, я два дня ждал того, кто посмеет держаться со мной на равных, оспорить мою власть и силу моих доводов. Человек, которого я выберу, должен быть сильным и твердым, как алмаз. Вы первый, кто бросил мне в лицо, что говорить о чем-то, кроме алмаза, – бесполезная трата времени. Я не уверен, что это так. Однако мое поручение не для покорной овечки.
Иверес встал, отдернул шторы, взял с подоконника полированную деревянную шкатулку, поставил ее на стол и открыл. Внутри был алмаз.
– У вас двадцать минут. Изучите его. Потом скажите мне, что бы вы сделали с ним.
Джозеф не понимал, радоваться ли ему или еще рано.
– Двадцать минут – это ничто. Камни изучают по девять месяцев…
– У меня нет девяти месяцев. И я не прошу детального анализа, скорее обоснованного предположения. Может, вы не хотите с ним работать?
Несомненно, этот сверкающий камешек уже обследовали со всех сторон самым тщательным образом. А ему дают двадцать минут. Это несправедливо. Но выразить протест можно только встав и хлопнув дверью. Но это значит расстаться с мечтой.
Джозеф взял тяжелый камень величиной с яблоко, медленно повертел на свету, ощупывая все выступы и углубления, достал из кармана лупу и начал исследование.
Иверес наблюдал за ним. Через несколько секунд он достал из кармана часы, открыл крышечку и положил их перед собой. Джозеф продолжал изучать камень. Наконец Иверес с громким щелчком закрыл часы.
– Ну? – спросил он. – Время прошло.
Джозеф положил камень на место.
– Возможно, после более длительного изучения я бы предложил что-то другое…
– Возможно.
– Но то, что я вижу сейчас… Я бы сделал модифицированную огранку «Старая Шахта». Камень подходит для нее. Девяносто граней, как у «Тиффани Желтый», но немного по-другому из-за вот этого включения. Таким образом мы уменьшим отходы. Думаю, можно получить сорок пять, максимум пятьдесят карат. И я бы сделал плоскую грань чуть выше, чем у Толковски. Мы пожертвуем яркостью за счет огня. Камень выдержит это.
– Вы хотите получить только один бриллиант?
– Да, – без колебаний ответил Джозеф. Это было смелое решение – кристалл сложной формы с одной плоской гранью, но он не сомневался, что справится. Главное – не допустить ошибки при резке.
– И Лурье, и Десмет предложили четыре камня.
– Они, наверное, решили, что грани параллельны этому плоскому месту. Я так не думаю. – Голос Джозефа звучал очень уверенно.
Именно это и хотел услышать Иверес. Его клиент заказал самый большой и сверкающий камень на свете. Один только Зееман инстинктивно чувствовал, как этого достичь.
Иверес долго и пристально смотрел на голландца. Конечно, Зеемана уважают в компании, но он не входит в круг лучших нью-йоркских огранщиков. Говорили, что перед войной в Нидерландах он успешно справился с парой прекрасных камней, но это было давно. А этот камень слишком ценен. И все же Зееман обещал сделать один бриллиант в сорок пять карат, а возможно, даже и в пятьдесят…
