Лучший друг девушки - Кауи Вера (книги полностью .TXT) 📗
На противоположной стороне мужчина прижимал к колонне женщину. Подол ее платья был задран, а лиф, наоборот, спущен, и огромные, отвислые груди похотливо вывалились наружу. Ноги ее были широко расставлены, и мужчина, надсадно дыша, так как, по-видимому, напряжение было чрезмерно большим для него, ритмично, в такт сдавленным стонам, тыкался в нее. При свете звезд, поскольку луна еще не взошла, Роз видела, что голова женщины запрокинута назад, расслабленное лицо покрыто испариной, рот широко открыт, а глаза закрыты. Это была Пенелопа Как-ее-там. Лицо мужчины было скрыто массивной грудью, которую он держал во рту, но нельзя было не узнать знаменитую седину. Роз шумно втянула в себя воздух, но ни мужчина, ни женщина не могли услышать ее. Они приближались к оргазму, и Роз, глядя на них расширившимися от любопытства глазами, увидела, как женщина, словно лошадь, пытающаяся сбросить с себя седока, начала дергать ягодицами взад и вперед, лицо ее исказилось, а сжатые кулаки забарабанили по заднице партнера. Из горла ее теперь несся какой-то прерывающийся хрюкающий звук, совпадающий с общим ритмом их совместного движения. Как свинья, холодно подумала Роз. Темп движения резко увеличился, и обе вцепившиеся друг в друга фигуры дергались взад и вперед, как две марионетки. Живые качели, мелькнуло в голове у Роз, она едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться, находя все это дико забавным. Обеими ладонями она зажала себе рот и даже больно укусила себя за палец. Затем она увидела, как ее отчим с запрокинутой назад головой и искаженным, словно от страшной боли, лицом неожиданно застыл, из напружинившегося горла его вырвался сдавленный крик, и тело его обмякло, уткнувшись в женщину. В это же мгновение кулаки женщины разжались, пальцы растопырились, тело ее, дернувшись в последний раз, вдруг тоже обмякло, как воздушный шарик, из которого разом выпустили воздух.
Повернувшись спиной к бордюру, Роз опустилась на траву. Со ступенек, по которым они пойдут вниз, чтобы возвратиться в дом, ее не заметят, и она, затаившись стала ждать.
– О Господи, дорогой, – после продолжительного молчания, наполненного только их тяжелым дыханием, услышала Роз прерывающийся голос Пенелопы. – Это было нечто. У меня такое чувство, что чем больше ты стареешь, тем лучше это у тебя получается.
Значит, у них это уже не впервые, подумала Роз.
– Приведи себя в порядок, – услышала она приказ Билли. – Мы должны вернуться быстрее, пока нас не хватились.
– Брось, дорогой... даже если бы мы отсутствовали с неделю, и то Ливи не заметила бы! – В голосе ее зазвучали воркующие нотки. – А я бы не возражала провести с тобой целую неделю, вообще не вылезая из постели... – Медовым голоском она заворновала: – Мог бы ты как-нибудь это устроить?
– В обозримом будущем вряд ли, – ответил Билли.
– Всегда один и тот же ответ... Ну да ладно... помоги мне застегнуться, дорогой... еще вот этот малюсенький крючочек... А потом я застегну тебя... о... – разочарованно протянула она, – ты уже убрал его... а я хотела поблагодарить его за проявленное мужество...
– У нас мало времени, – практично заметил Билли.
– Испортить такой момент! – и затем: – Ну-ка, осмотри меня повнимательнее, дорогой. Меньше всего хотелось бы мне выглядеть женщиной, которую только что так славно трахнули.
Роз услышала, как хмыкнул Билли.
– Ты неисправима.
До ее ушей донесся звук поцелуя, потом по каменным ступенькам застучали каблучки Пенелопы. Только когда они совсем затихли, она решилась выглянуть из-за бордюра. Любовники уже были почти в самом низу холма, направляясь к дому.
Интересно, что скажут они в свое оправдание? – подумала Роз. Послеобеденная прогулка на свежем воздухе? Во время которой Билли обсуждал с Пенни ее финансовые дела? Да, это, пожалуй, сработает. У нее вечно были финансовые затруднения.
А мама? – думала Роз. Знает ли она правду? Или это ее мало тревожит? А сколько их было до Пенелопы? Да как же он может этим заниматься? Он же старик!
Она поспешила туда, куда направлялась с самого начала: если вдруг Билли заподозрит, что она была в саду в тот самый момент, когда он занимался любовью с одной из «подруг» жены, как она докажет, что в это время была на конюшне?
Она провела с Роб Роем не более пятнадцати минут и, когда услышала, что часы в конюшне пробили десять тридцать, сказала:
– Прости меня, Роб, но дольше не могу оставаться. Завтра пробуду в два раза дольше, хорошо? И обязательно выведу тебя на свежий воздух, обещаю!
Когда она возвратилась в дом, подавали напитки на сон грядущий: кофе, чай, горячий шоколад; каждый выбирал то, что с его точки зрения было самым благоприятным для ночного сна. Если для этого требовался глоток хорошего виски, то подавали и виски.
Отчим ее сидел на своем обычном месте: в огромном георгианском кресле с подголовником, стоявшем рядом с камином, являя собой апофеоз порядочности и беседуя с будущим продюсером своего шоу. Пенелопа стояла в тесном кружке о чем-то шептавшихся между собой женщин. Когда Роз вошла в комнату, ее мать, которой надоело слушать, как престарелая актриса пересказывала ей все фильмы, в которых снялась, раздраженно спросила ее:
– Где ты шаталась?
– Я была на конюшне.
– Ты и без того проводишь там слишком много времени.
Лицо Ливи было напряжено, и голос чересчур резок. Ей все известно, догадалась Роз. Она знает и тяготится этим, но ничего не может, – а точнее, не хочет изменить. Если желает и дальше быть леди Банкрофт.
– Но я целую вечность не видела Роб Роя, – запротестовала Роз, входя в роль. Можно было сколько угодно травить своего отчима, но не свою мать.
– Как будто он тебя помнит, – насмешливо бросила Ливи.
– Так оно и есть на самом деле. Он любит, когда с ним разговаривают, некоторым лошадям это очень нравится.
– И прекрасно. Если то, что они говорят, лучше, чем то, что говорят некоторые из знакомых мне мужчин, то продолжай в том же духе, – посоветовала ей актриса, раздосадованная, что ее кокетство ни к чему не привело и планы на вечер были напрочь разрушены этой сукой-блондинкой в течке. Судя по виду, у нее мужиков перебывало больше, чем огурцов в бочке. У нее, видите ли, срочный междугородный разговор! – Я смотрю, все кому не лень уже побывали в саду, не было там, пожалуй, только сказочных фей, – злобствовала она. – Билли и Пенни тоже только что возвратились оттуда.
Роз успела перехватить мимолетный взгляд, брошенный Билли в сторону разъяренной актрисы, и она поняла, что та никогда не будет сниматься в его музыкальной комедии.
Позже, лежа в постели с сигаретой, что было строго-настрого запрещаемо Билли, и даже его жена вынуждена была скрывать это от него, размышляя о том, что ей удалось подсмотреть, Роз удивлялась, почему же она ничего не чувствовала. Видимо, потому, что каждый из двух этих людей, оказавшихся перед ней в столь нелепо-смехотворном положении, был ей глубоко безразличен. Если бы люди, занимающиеся любовью, могли видеть себя со стороны, вряд ли бы они стали заниматься ею после этого, пришло ей в голову.
Но больше всего она дивилась Билли – и впрямь козел, Билли Козел, подумала она, и с этой поры мысленно только так и именовала его. Видимо, он действительно был хорошим любовником, потому что Пенни и впрямь выглядела вполне удовлетворенной. Странно, думала Роз. Отчим и секс никак не ассоциировались в ее голове. Они с матерью и спали-то в разных спальнях, а вот когда был жив ее отец, он с мамой спал в огромной двухспальной кровати. Воскресные утра были особенно памятны Роз, так как в этот день ей и брату разрешалось залезать в кровать родителей, где им доставались лакомые кусочки от их завтрака и читались забавные истории.
С отцом, который умел веселиться от души, ей было хорошо и весело. Роз всегда была гораздо ближе к нему, чем к матери, она буквально купалась в неизменной его любви и одобрении. Она могла влететь к нему, когда он одевался, и он подхватывал ее на руки и начинал вертеть; мать же, быстро отстраняясь, всякий раз говорила: «Нет, Розалинда, ты помнешь мамино платье», или «Мама приводит в порядок свое лицо, иди, доченька, поиграй где-нибудь в другом месте», или «Не трогай мамины волосы, милая, прическу испортишь».
