Ягоды бабьего лета - Толмачева Людмила Степановна (читать книги без регистрации .txt) 📗
Вид ее измененной внешности потряс меня, заставил ворваться в кабинет и наплести первое, что пришло на ум. А потом вдруг осенило: родной человек не будет рядиться клоуном. Тут что-то не так. Ну и решила сообщить следователю. А вскоре позвонил Владислав — Стеллу арестовали. Я знаю: санкцию на арест без серьезных оснований не выдают.
Игорь слушал не перебивая. Его лицо в сгустившихся сумерках казалось бледным и осунувшимся. Люба в душе жалела его. Еще бы! Услышать такую историю, где главным действующим лицом — жертвой и отчасти виновником — являешься ты сам, не каждому по силам. Но рано или поздно он должен был узнать правду.
— Люба, ты… Вы ничего не сказали о моей первой жене. Она жива?
— Д-да. Конечно.
— Где она сейчас? Она замужем?
— Нет. Она живет с матерью. В Москве.
— А почему мы расстались?
— Банальная история. Вы встретили другую.
— Понятно.
— Пойдемте в здание. Уже поздно. Нас, наверное, отругают за нарушение режима.
— Ничего. Что-нибудь придумаем.
Игорь отвечал машинально. Люба заметила, что он на чем-то сосредоточен, как бы ушел в себя, в свои мысли. Они молча вошли в здание и в вестибюле попрощались. Игорь так и ушел «с думой на челе». А у Любы на душе скребли кошки. Она чувствовала, что недосказанная ею правда — это та же ложь: «Обвиняю Стеллу в лицедействе, а сама! Чем я лучше?»
Ночью она долго не могла заснуть. А утром с головной болью пришла в столовую. За столом сидел один Всеволод Петрович. Люба устроилась напротив старика, поздоровалась. В ответ он лишь кивнул. Его вид вызывал сочувствие: тяжелые мешки под глазами, изжелта-бледные щеки с проступившими склеротическими жилками, слезящиеся глаза побитой собаки. «А ведь еще недавно был как огурчик, — подумала Люба. — И зачем ему эта Нинель? Подумаешь, царица шприца и пилюль! Нет, с этим надо еще разобраться».
После выпитого чая Всеволод Петрович немного повеселел:
— А Игорь не пошел на завтрак. У него срочный заказ. В свою мастерскую убежал. Я ему кашу с булочкой отнесу. Потом поест.
— Вы что же с ним, с похмелья? — напрямик спросила Люба.
— Кхе, кхе! Есть такой грех. Хорошо вчера приложились.
— А конференция, значит, побоку?
— Простите старика, Любовь Антоновна! Не устоял. Нинель ведь пригласила нас уже после обеда. Я поискал вас, но тщетно. Вы куда-то запропастились. Но не в этом дело. Понимаете…
— Я все понимаю, Всеволод Петрович. «О чем тужить? День пережит — и слава богу».
— Ну вот. Так я и знал. Вы обиделись.
— Каждый живет своими интересами. Ведь так?
— Так-то оно так… Но и интересами ближнего не пренебрегай, а иначе кто ты будешь — скотина бессердечная? А я пренебрег, каюсь.
— Невелики интересы — заурядная конференция.
— Не-ет, Любовь Антоновна, не умаляйте своих трудов. Я знаю: вы готовились, рассчитывали на нас, на нашу поддержку, а мы, как последние свиньи, похерили ваши труды.
— Всеволод Петрович, давайте начистоту?
— Что ж, можно и начистоту.
— Вы сильно зависите от Нинели?
— В каком смысле?
— В смысле медицинского обслуживания.
— Как вам сказать? Мягко выражаясь, у нее не одинаковое отношение к больным. А больные здесь практически все.
— Чем вы с ней расплачиваетесь?
— Этого я вам не могу сказать, хоть убейте.
— Хорошо. Я не настаиваю. Но я догадываюсь, что положение вещей в интернате имеет две стороны: лицевую и изнаночную. С лицевой все шито-крыто, а изнанка не совсем законная, если не сказать больше — преступная.
Всеволод Петрович испуганно оглянулся.
— Любовь Антоновна, я вас прошу, не трогайте эту клоаку. Вы и не предполагаете…
В коридоре появилась Нинель Эдуардовна. Она прошла мимо, не повернув головы в их сторону.
— Я пойду, а то каша совсем остыла.
Всеволод Петрович с трудом поднялся, взял тарелку с кашей, булочку и пошел к себе.
После завтрака до самого обеда Люба занималась оформлением завещания и дарственной Серафимы Григорьевны. Для этого пришлось нанять частное такси, так как беготня по инстанциям заняла бы целый день. Как ни странно, но в администрации ей пошли навстречу, уменьшив бюрократические проволочки до минимума. Правда, не обошлось без помощи нотариуса, женщины хваткой, имеющей повсюду своих людей.
На обед Люба опоздала, поэтому, купив в ближайшем магазине кое-какие продукты, собралась перекусить у себя в комнате. Она заваривала чай, когда в дверь постучали. Люба открыла — на пороге стоял следователь Сенцов.
— Добрый день, Любовь Антоновна! Я, как говорится, с корабля на бал. Еще не разговаривал с местным начальством — сразу к вам.
— Вы протокол будете составлять?
— Не без этого.
— Тогда, позвольте, я сначала перекушу, а потом и поговорим. Вам налить чаю?
— Не откажусь с дороги.
— Александр Иванович, — обратилась Люба к следователю, наливая в кружки чай, — у меня к вам необычная просьба.
— Да? Слушаю.
Люба села за стол, пододвинула тарелку с бутербродами поближе к Сенцову, подняла на него глаза и встретилась с открытым, с легкой хитринкой взглядом. Ей стало легче при виде этого деревенского, простого лица, как будто в его курносости, широких скулах, белесых ресницах, русых волосах над просторным лбом таилась неведомая сила притяжения, заставляющая невольно доверять их обладателю. Любе захотелось рассказать Сенцову все.
Целый час Люба говорила, а Сенцов терпеливо слушал, лишь изредка задавая вопросы и делая пометки в блокноте. Наконец Люба умолкла, но вдруг, как будто спохватившись, попросила:
— Александр Иванович, не выдавайте меня, не говорите здесь никому, что я бывшая жена. Пусть я останусь его сестрой. А Игорю я сама скажу об этом. Но позже.
— Ну что ж. Не вижу препятствий, как говорил герой фильма «Ва-банк». Сестра так сестра, — согласился Сенцов и улыбнулся чуть лукаво, но по-доброму, без всякой задней мысли.
Вскоре они были в кабинете директора. Следователь собирался сначала побеседовать с Зоей Михайловной, а потом с Игорем. Он попросил Любу пригласить Игоря в кабинет.
Люба поднялась на второй этаж и, свернув влево, пошла в самый конец коридора, где была комната Игоря и Всеволода Петровича. У их двери она остановилась и вдруг услышала жесткий голос Нинели Эдуардовны, очевидно, стоявшей за дверью у самого порога:
— Вы все поняли, Всеволод Петрович? Никакой информации, иначе нам придется распрощаться с вами. А повод я найду, не беспокойтесь. Тем, кому не живется в интернате со всеми удобствами, мы подыщем приют без горячей воды и удобствами на улице. Да вы знаете о нем. Васюнинский приют, в ста километрах отсюда.
— Я все понял, Нинель Эдуардовна, — услышала Люба упавший голос старика.
— Я надеюсь, — холодно произнесла врач.
Люба успела постучать за мгновение до того, как Нинель Эдуардовна открыла дверь, чтобы выйти. Она сощурилась, смерив Любу подозрительным взглядом.
— Здравствуйте, — сказала Люба. — Я пришла за Игорем.
— Здравствуйте. Вы уезжаете?
— Пока нет. Игоря приглашает следователь из Москвы. Он у Зои Михайловны.
— Игорь Алексеевич вышел. Поищите его внизу. А по какому делу его вызывают?
— По уголовному.
— Да? Интересно.
— Извините, — произнесла Люба и быстро пошла обратно.
Игоря она нашла в комнате отдыха. На нем была новая рубашка, привезенная Владиславом из Москвы, и почему-то это тронуло Любу. Прежние обноски делали его похожим на школьника-акселерата, выросшего из своей одежки. Теперь же перед ней был импозантный мужчина средних лет. «Как он изменился! И дело не только в седине и худобе, — подумала Люба. — Раньше он излучал энергию, силу, уверенность. А теперь… Не сказать, чтобы жизнь сломила его, нет. Но, стерев из памяти прошлое, избавила от забот и тщеславных планов. Новое в нем — душевный покой. Как же мне раньше это не приходило в голову?»
