Почти нормальная жизнь (ЛП) - Джеймс Моника (хорошие книги бесплатные полностью .txt) 📗
Не знаю, сколько прошло часов и какой сегодня день. Впрочем, это не важно. Я сделала это. Я сбежала от него и готова начать все сначала.
Снаружи темно, хмурое небо заволакивает грозовыми облаками – что ж, я же победитель по жизни.
Прихватив рюкзак, я радостно направляюсь к выходу из автобуса, к моей новой жизни, но у самой двери меня останавливает водитель.
– Вас кто-нибудь встречает, мисс? – спрашивает он, не поднимая головы, что-то записывая в журнале учета.
У меня мурашки пробегают по коже.
Почему он спрашивает, этот незнакомец? Раньше ко мне проявляли интерес, только когда от меня что-то было нужно.
– Да, – свысока бросаю я и быстро спускаюсь по ступенькам.
Нахлобучив по привычке капюшон, я прячу под ним лицо и растворяюсь в темноте ночи. Осматриваюсь, запоминая окрестности.
Итак, вывод: я нахожусь не понятно где посреди не понятно чего. Класс.
– Простите, мисс, я не хотел вас тогда напугать, – раздается за спиной чей-то голос.
На мое плечо опускается рука, и я в испуге кидаюсь в сторону, сглатывая комок в горле. Ненавижу, когда меня касаются незнакомые люди.
– Назад! – рычу я, мгновенно поворачиваясь, готовая драться.
Водитель автобуса, слегка побледнев, покорно поднимает руки.
– Простите, я не имел в виду ничего плохого. Просто подумал, что вы ищете, где приткнуться, вот и все. Здесь неподалеку мотель. Я знаком с хозяином, Хэнком. Мы с ним старые приятели. Скажете, что вы от Бобби, и он поможет вам с комнатой, пока вы не встали на ноги.
– С чего вы взяли, что я еще не встала на ноги? – спрашиваю я, настороженно прищурив глаза.
Бобби неловко переминается с ноги на ногу, осторожно подбирая слова.
– Я давно тут работаю, мисс, и, словом, немного разбираюсь в людях.
– Ты уж не обижайся, Бобби, – усмехаюсь я, – но ты ни черта обо мне не знаешь. Так что займись-ка лучше своими гребаными делами.
Лицо Бобби вытягивается, и, черт побери, я чувствую угрызения совести из-за того, что была так груба.
– Простите, мисс, – он отводит глаза и вдруг становится очень печальным.
Как же мне знакомо это чувство.
– Просто вы напомнили мне мою дочь, – добавляет он, откашлявшись.
Еще лучше.
Хоть мне и не хочется послать его куда подальше, все же я здесь не для того, чтобы заводить друзей или быть у кого-то в долгу. И уж точно у меня нет ни малейшего желания напоминать кому-то его дочь.
– Так к ней и валите, – огрызаюсь я, желая уйти от этого неловкого разговора.
Раньше я такой не была. Но если ты растешь в окружении наркоманов и наркоторговцев, ожесточаешься быстро.
Круглое лицо Бобби совсем расклеивается, и я говорю себе, что пора убираться. У меня нет времени на болтовню.
– Она умерла год назад, – печально говорит он.
Его взгляд будит во мне то, что, казалось, покинуло меня навсегда – чувство вины.
– Простите. Мне жаль вашу дочь, – неловко добавляю я, когда Бобби встречается со мной взглядом.
Бобби кивает и вытирает с глаз слезы.
– Спасибо. Словом, если передумаете, мотель в миле по дороге отсюда. Вы сразу его увидите. Такое большое жуткое строение с красной мигающей кошкой. Называется «Ночные коты».
Бобби поворачивает назад к автобусу, оставив меня гадать, как это назойливому водителю за сорок удалось ко мне подступиться.
* * *
Да уж, наврал Бобби. Какая тут одна миля, скорее все сто.
Наконец я вижу безвкусный «кошачий» знак, издающий гудящий звук, и плетусь к мотелю, благодаря небеса за то, что дождь еще не начался.
Когда я оглядываю парковку, у меня появляется такое чувство, как будто где-то здесь бродит Норман Бейтс: этот мотель – точная копия «Мотеля Бейтс» из одноименного сериала.
Исхоженные кольцевые дорожки давно пора покрасить; похоже, когда-то они были желтыми, но теперь уже точно и не скажешь. На заднем дворе мотеля приткнулась унылая баскетбольная площадка, знававшая лучшие времена.
Сад зарос травой, и знаете что, похоже, тут, в Южном Бостоне, водится перекати-поле – ну или это была кошка-переросток.
Красная мигающая стрелка, громко треща, указывает направление к офису, вывеска на котором гласит, что заселяться можно двадцать четыре часа в сутки. Отлично.
Электронные часы под багровой флуоресцентной надписью «МОТЕЛЬ» показывают 1:24. Я тру ладонями глаза, только сейчас осознав, как сильно я вымоталась. Хочется поскорее лечь и отрубиться, так что я быстро прохожу безлюдную парковку. Под конверсами хрустит гравий. Вдалеке раздается громкий вой, отдаваясь эхом, и мое сердце начинает биться чаще.
Я ускоряю шаг, – со зверем, завывающим столь зловеще, мне встречаться точно не хочется, – и влетаю в крошечную комнатку-ресепшн, пропахшую залежавшимися сигаретами и кофе. За красно-коричневой занавеской тихо, почти неслышно бормочет телевизор – кто бы ни сидел перед экраном, вряд ли это внимательный зритель, явно, что телевизор работает фоном.
На длинной деревянной стойке регистрации серебряный колокольчик. Звоню дважды.
В то время как я жду, пока кто-нибудь подойдет, я рассматриваю скромную обстановку комнаты. Большую часть пространства занимает стойка; позади нее на стене аккуратно развешены ключи.
Подавшись влево, я пытаюсь хоть что-то разглядеть в щели занавески, но напрасно – ничего и никого не видно. Только я собираюсь звонить еще раз, как появляется пожилой джентльмен, сонно потирая веки.
– Чем могу помочь, мисс? – добродушно спрашивает он, улыбаясь.
Если бы у меня был дед, я бы хотела, чтобы он выглядел в точности как этот старик. У него редеющие седые волосы и обветренная кожа, и мне он уже нравится.
– На сколько дней хватит этих денег, если я здесь остановлюсь? – спрашиваю я, порывшись в рюкзаке и высыпав свои скромные сбережения из бумажника на стойку.
Дедушка, как я его мысленно окрестила, подсчитывает деньги и хмурит бровь.
– Дня четыре, может, пять, – сообщает он, раскладывая банкноты и монеты по разным кучкам. – Это все, что у вас есть?
– Да, – отвечаю я, устало потирая лицо.
Я знаю, что там немного, но как только наступит утро, я пойду искать работу.
– Вы здесь надолго или проездом? – мягко спрашивает дедушка.
Почему-то вопрос не кажется мне неуместным – возможно, потому, что его глаза в обрамлении лучиков морщин светятся лишь добротой.
– Надолго я не задержусь. Найду работу, поднакоплю денег и поеду искать маму, – признаюсь я, удивляя саму себя.
Впервые я с кем-то поделилась своими планами. Рассказав о них, я почувствовала, что то, что я делаю – и, куда важнее, что я уже сделала – стало более реальным.
– Понятно.
Дедушка хмурится, и вот оно. В его старых мудрых глазах появляется жалость.
Я ненавижу этот взгляд и тут же жалею о том, что выдала себя.
– Так я могу снять комнату? – спрашиваю я, не давая дедушке возможности выведать обо мне что-то еще.
– Конечно, – быстро кивает он, и жалость во взгляде исчезает.
Дрожащими пальцами он тянется за ключами от моей комнаты, и я гадаю, есть ли здесь человек, который помогает ему. Кто-то помоложе и не такой хрупкий.
Дедушка должен быть в постели или в каком-нибудь круизе для старичков, направляясь на Багамы, а не стоять за стойкой регистрации в этот поздний час.
Я с интересом наблюдаю, как он спокойно, не спеша вытаскивает из-под стойки блокнот в кожаном переплете, – может, просто потому, что он такой… старый?
Дедушка тянется за очками в серебристой оправе, висящими на шейной цепочке. Когда он водружает их на кончик узкого носа, я рассматриваю его загорелые морщинистые ладони. Затем я смотрю на свои руки, такие юные и гладкие, и мне трудно поверить, что когда-то руки дедушки напоминали мои. Меня поражает то, как возраст меняет внешность. Когда я буду такой же старой, как дедушка, мои руки тоже будут в морщинках? Впрочем, в моем случае правильнее сказать «если я вообще доживу до старости».
Он подталкивает ко мне ключи, и они скользят по стойке, возвращая меня из грез в реальность. Когда я смотрю на него, в его глазах снова этот чертов сочувственный взгляд. Я поспешно хватаю ключи, чтобы поскорее убраться подальше от его жалости.
