Хулиганка для Маньяка (СИ) - Дюжева Маргарита (первая книга .TXT, .FB2) 📗

Она нервно сглатывает:

– То есть ты в курсе всего…

С ухмылкой белой акулы киваю.

– И?

– И пошли он на хрен со своим представлением. Шоу окончено.

Верочка медленно выдыхает, потом поднимает глаза к потолку и, обращаясь к кому-то наверху, отчетливо произносит:

– Спасибо.

…А потом начинает проворно стягивать с себя трусы.

– Ну что встал? Особое приглашение надо?

Обожаю.

И вот мы стоим друг напротив друга, второпях пытаясь избавиться от одежды. Неуклюжие, как два бегемота. Я стаскиваю джинсы, путаюсь в штанине, прыгаю на одной ноге и в результате втыкаюсь башкой в стену. Искры из глаз.

Верка тем временем пуляет свои трусы, и они улетают на люстру. Следом стаскивает с себя простое домашнее платье, оставаясь в чем мать родила.

У меня аж кадык до самого подбородка подскакивает.

Голая! Моя! Охренеть.

Джины все-таки побеждаю. Остаюсь в носках. Причем в разных. С утра не обратил внимания, что один серый высокий, другой в полоску и едва дотягивает до щиколотки.

– Крапивин, ты красавец!

– Я знаю!

Я вообще огонь. И сейчас Верке предстоит в этом убедиться. Буду наказывать ее за то, что столько времени мне нервы мотала. Долго наказывать, с упоением. Мучительно медленно.

– Иди сюда.

Ее не надо просить дважды. Сама бросается ко мне так, что едва не сбивает с ног. Я только охаю, когда впивается поцелуем.

Губы сладкие и мягкие, как я и представлял. Даже еще круче. Я дурею моментально, подхватываю ее под маленькую, наглую задницу и буквально закидываю на себя, заставляя обвить ногами.

Она горячая, как печка. Упругая грудь прижимается к моей, чувствую ее напряженные соски и подыхаю от желания впиться в них губами. Ниже пояса все стоит колом, будто не трахался ни разу в жизни.

– На диван, – хрипло командует Верочка, и я тащу ее к лежбищу, укрытому леопардовым покрывалом. Стряхиваю с себя, и тут же опускаюсь следом.

Колошматит не по-детски. До сих пор не могу поверить, что это правда, что не сплю, поэтому тороплюсь. Подтягиваю ее к себе за ноги, жадным взглядом шарю по идеальному, будто слепленному под меня телу. Мне хочется на нее наброситься и разорвать, и Вера прекрасно считывает это в моем бешеном взгляде.

– Не жалей, не сахарная, – дает добро на любые извращения.

– Сейчас допросишься и все закончится зверским изнасилованием.

– Если этого не сделаешь ты, то сделаю я. Свяжу тебя, и…

Что я там бредил по поводу медленно? Залижу всю, затискаю, закусаю как зверь. Каждый миллиметр кожи исследовать буду. Но позже.

Сейчас крови в голове не осталось. Вся стекла в каменный член, который вот-вот взорвется, вместе с переполненными звенящими яйцами. Сдохну, если не окажусь в ней.

Закидываю стройные ноги себе на плечи и одним движением захожу до упора.

Верка охает, выгибаясь навстречу. Даю привыкнуть, еле сдерживая внутренний ураган, потом начинаю двигаться. Медленно, намеренно издеваясь над собой, кайфуя от того, как она закусывает полные губы и закатывает глаза, постепенно ускоряюсь. Горячая, тесная, мокрая и совершенно бесстыдная.

Она опускает руку на темную полоску волос, касается своего клитора, играет с ним, а я смотрю и даже моргнуть боюсь, потому что это охрененно и я не желаю пропускать ни секунды.

– Хочу жестче, – стонет она, цепляясь за мои руки.

Я вколачиваюсь в нее, уже не жалея, не сдерживаясь. Верка принимает меня полностью, и громко стонет. У нее голос становится такой хриплый, сексуальный, что от одного его звучания я готов кончить.

– Еще, – подхватывает каждое мое движение, – сильнее.

Я боюсь сильнее, потому что либо хрен со всей дури сломаю, либо ее на фиг порву, как тузик грелку. Толкаюсь вперед, за бедра притягивая ее к себе еще ближе, насаживая до упора. Членом чувствую ее матку и то, как дрожат шелковые стенки влагалища.

Она на грани. Взгляд из полуопущенных ресниц безумный, прожигает насквозь. Губы алые, по ним проходится кончик языка. Невольно облизываю свои. Они пересохли.

Да и похер. Зато там, где наши тела соединяются горячо и мокро, аж хлюпает. Я никогда не видел, чтобы девушки так самозабвенно текли. Это заводит еще сильнее.

В ушах нарастает шум крови, по спине катится горячий под, а дикая кошка, извивающаяся подо мной, в беспамятстве повторяет мое имя.

– Андрей, Андрей. Андрюшенька.

Я чувствую, как она дрожит внутри, подходит к краю и с громким стоном срывается, сильно сжимая мой член. Ее оргазм прекрасен. Пылающие щеки, темные волосы по подушке, на лице дикое, первобытное удовольствие.

Я успеваю выдернуть за секунду до того, как меня самого накрывает зубодробительной волной. В кулаке сжимаю член и содрогаясь всем телом, выплескиваюсь на трепещущий живот.

Дышу. Опираюсь по обе стороны от нее и, опустив пьяную голову, просто дышу. Тело еще сокращается, пресс дергается и живет своей жизнью, в груди гремит.

Сейчас сдохну. От инфаркта. Но зато, сука, счастливый.

Смотрю на запыхавшуюся, распластанную подо мной Верку и выдыхаю.

– Ты такая красивая.

Она слабо улыбается.

– Лучше скажи, что любишь.

– Люблю, – принимаю это как неизбежное и не чувствую прежней тоски.

– И я тебя, – ведет пальчиками по моему подбородку. Я перехватываю их, целую. И чувствую себя самым счастливым придурком на земле.

Мне насрать, чего там хотел Матвей, плевать, что скажут родители, узнав о таких перестановках, я просто до одури счастлив оттого, что больше не один, и та, о которой нельзя было даже мечтать, теперь смотрит на меня пылающим взором.

Я падаю на подушку, и Верка тут же подползает мне под бок. Кладет голову на грудь, по-хозяйски закидывает на меня ногу, обнимает.

– Десять минут перерыв и дальше, – грозно произносит она и громко зевает.

Кажется, у меня сейчас треснет ряха:

– Пфф, да я теперь с тебя не слезу, Верочка, – глажу ее по гладкой спине, – ты у меня еще пощады просить будешь.

– Кто еще будет просить пощады, – фыркает эта заноза и перекатывается на живот. Обе руки складывает у меня на груди, и уперевшись на них подбородком рассматривает меня.

– Красавец, да? – теперь, когда, между нами, не осталось секретов и преград, я могу быть тем, кто я есть. Придурком, готовым дурачиться днями напролет.

Она поднимает одну бровь, потом берется за мой подбородок и заставляет повернуть голову сначала в одну сторону, потом в другую.

– Вроде ничего так. Миленький!

– Эй! Я не миленький. Я охрененный. Ты вообще оценила все то сокровище, что тебе досталось? – самодовольно указываю на свое тело.

– Не успела, – хмыкает Верка.

– Ну так смотри и наслаждайся, – самоуверенно закидываю руки за голову, а Верка приподнимается на локте и ведет по мне скептичным взглядом.

– Ну как?

Не отвечает. Засмотрелась. Наверное, на член…

Я приподнимаюсь, чтобы посмотреть, на что она пялится, и чувствую, будто в кипяток макнули.

Потому что Верка смотрит совсем не на Крапивина-младшего, как я думал, а на татуху на моем боку.

Приплыли…

Рукой нащупываю подушку и медленно закрываю ей свое лицо.

Все, допрыгался Андрюшенька. Поздравляю.

В комнате ни звука. Верка не шевелится. Но когда я сдвигаю подушку чуть в сторону и осторожно выглядываю, тут же напарываюсь на ее прямой, как шпала взгляд.

Снова прячусь. Ну на фиг…

Я в домике, блин. И плевать, что мне почти тридцатник. В домике и все тут. Хоть трава не расти. При мыслях о траве вспоминаю крапиву, и места, по которым в прошлый раз прилетело, тут же начинает жечь. Фантомная боль, парковый флешбек.

Вера по-прежнему не говорит ни слова, и я не выдерживаю. Снова сдвигаю подушку и дергаюсь, когда вижу указательный палец, нацеленный мне прямо в нос.

– Это был ты! – грозно произносит она.

От ее тона бубенцы и все, что к ним прилагается, пытаются забраться как можно выше, и стать незаметными. Я бы тоже хотел стать человеком-невидимкой, потому что один из самых позорных моментов в моей жизни.