Испанец (СИ) - Фрес Константин (полная версия книги .TXT) 📗
«Подписать все быстрее и убраться к чертям подальше, - с остервенением думала Вероника, решительно направляясь к Марине. – Никакой недели на Майорке! Никакого отдыха, никакого моря, никаких экскурсий… не заслужили! Не заработали! Не…»
Она могла произнести еще тысячу бранных и злых слов, но стоило ей распахнуть двери, как все ругательства и проклятья вылетели у нее из головы.
Марина, конечно, была здесь; на своем рабочем месте. Но и сеньор Педро – тоже. Он втолковывал Марине что-то, отчего девушка становилась все потеряннее, все бледнее. У Вероники в груди поднялось волной ликование – недоброе, злорадное, ядовитое, гнилое, такое, что ей самой стало совестно. Испуганная девчонка выглядела так жалко, что Веронике было совестно теперь, после выговора испанца, устраивать ей выволочку, но что-то в ней, сидящее глубоко внутри, обиженное, уязвленное, болезненно ноющее кричало: «Наподдай паршивке! Чтоб не повадно было, наподдай как следует!»
- Что, Полозкова, доигралась? - тихо, отчаянно стараясь придать своему голосу приятное звучание, произнесла она, приближаясь. – А я предупреждала тебя – не вешайся на красавчика. Думала, его отец в восторге будет от тебя? Дурочка малолетняя… Доброго утра, сеньор Педро! Что-то случилось?
- Доброго утра, сеньора Верника! – де Авалос-старший при виде ее улыбнулся вполне доброжелательно, и Вероника едва сдержалась, чтоб не наморщить нос. Ну, разумеется, ничего он не высказывал этой выскочке, воспитание не то, чтобы пойти и начать орать на девчонку. – отличная погода, не так ли?
- Да, сеньор, - прощебетала Вероника в ответ, приветливо улыбаясь. – Что тут происходит? Вы выглядите как заговорщики.
Она стрельнула глазами в сторону Марины, и Авалос оживился.
- Мой сюрприз, - поспешно, но с ноткой гордости в голосе ответил он. – Я обещал вчера!
- О каком сюрпризе он говорит? - поинтересовалась Вероника.
Марина судорожно глотала воздух.
- Он приглашает нас, - ответила она, наконец, собравшись с духом, все так же не поднимая глаз на мужчину, - на корриду.
Услыхав знакомое слово, Авалос оживился, радостно закивал головой.
- Какая гадость, - искренне произнесла Вероника. – Это не переводи, не надо. Ну, а ты чего такая вареная? Тоже не выносишь вида крови?
- Сеньор Эдуардо, - еле живая, произнесла Марина, поднимая на Веронику перепуганные глаза, - будет там.
Вероника с мстительной радостью глянула на девушку, на губах ее заиграла торжествующая улыбка.
- Ну и что? – небрежно поинтересовалась Вероника. Ей нравилось мучить и дразнить эту растяпу, готовую хлопнуться в обморок. О том, что Эду тореро, Вероника знала уже давно. Этот факт отчасти удивлял ее и о его профессии она думала с высокомерным пренебрежением. Зачем здоровому молодому мужику этим заниматься? Все есть – происхождение, деньги, образование…
«Мальчишка, сопляк, - думала Вероника презрительно. – Глупый и капризный».
- Сеньор Эдуардо, - все тем же отчаянным и храбрым голосом ответила Марина, - будет тореро на празднике.
- Тореро, - подтвердила Вероника, все так же глядя на испуганную Марину сияющими смеющимися глазами. Кажется, у нее даже голова прошла. – Ну, да, он тореро. А ты-то чего трясешься? Тебя-то это как касается? Кто он тебе, муж? Жених? Полозкова, не веди себя так глупо. Да и вообще… Сеньор де Авалос меня приглашает, не тебя. Ты можешь и вовсе тут остаться. Кто ты такая, чтобы тебя по увеселениям возить? Не забывайся; ты здесь на работе, а не в гостях у родственников. Поняла?
Марина от обиды задохнулась; она видела, что Авалос-старший внимательно наблюдает за их с Вероникой размолвкой, и имени своего сына он не мог не заметить. В его темных глазах появился интерес, и это любопытство подстегнуло ее решительность.
- Вас, - яростно произнесла она, - приглашает сеньор Педро, но главный на этом празднике сеньор Эдуардо. Думаю, - в ее голосе послышался несвойственный ей сарказм, - меня он будет рад видеть намного больше, чем вас. А кем я ему прихожусь – это уже не ваше дело.
У Вероники от злости задергались губы, она крепко сжала сухие пальцы в кулачки, душа свой гнев.
- Ну, Полозкова, - выдохнула она. – Знаешь ли!.. Не забывай, кто тебя сюда привез, и кто платит за все! Мы с тобой поговорим дома! Потом! И без посторонних!
- Вероятно, - так же дерзко ответила Марина, хотя сердце ее просто обмирало от страха.
Что?! Это она такие вещи говорит?! Это она осмелилась дерзить и раз в кои-то веки защитить себя!?
Авалос молчал; его темные глаза смеялись, он чуть покачивал головой, понимая, что эту битву выиграла Марина. Он не понимал всех слов, что говорили друг другу женщины, но понял главное: Вероника поддела Марину, поддразнила, а то отважно и дерзко запретила ей касаться дорогой и святой для себя темы.
- Ах, характер! – эти восторженные слова испанец произнес против своей воли, и тотчас смущенно пригладил щеточку усов, скрывая улыбку. – Сеньоры, так вы не против?
Глава 10. Коррида
День, казалось, только расцветал; пять часов вечера, но все еще светло и жарко. Как и обещал де Авалос, билеты были на самые лучшие места: в тени, чтобы не было сильно жарко, сравнительно недалеко от арены, чтобы все было отлично видно, но чтобы при этом кровь казалась бы женщинам, не привычным к подобному зрелищу, далекой, ненастоящей.
В компании с де Авалосом-старшим, Иолантой и Вероникой Марина чувствовала себя неуютно. Все они пришли посмотреть на Эду, но при этом каждый из них преследовал какую-то свою цель, источал свои эмоции, и Марине казалось, что ее просто разорвет, когда эти трое начнут нашептывать ей в уши каждый о своем.
Де Авалос просто фонтанировал эмоциями; глядя на него, было абсолютно понятно, что он безумно горд сыном, и так же безумно беспокоится за него, волнуется так, что его обычная лощеная холодность сползла с него. Он встречал выходящих на арену людей радостными криками, словно стараясь их подбодрить и придать им сил, но Марина видела, что на самом деле он храбрится сам. И даже Веронике он что-то то и дело тараторил, не дожидаясь переводов Марины, отчего Вероника ему кисло улыбалась, ничего не понимая.
Иоланта сидела молча, с невозмутимым лицом, но в ее неподвижности было столько напряжения, что невольно возникал вопрос: а каково это – обмирать от страха каждый раз, когда близкий человек выходит на арену сражаться со зверем, намного сильнее и больше? В этот миг Иоланта своей нервозностью действительно походила на мать Эду, и Марина с изумлением отметила, что это чувство страха настоящее, не показное, не придуманное.
Одна Вероника не проявляла никакого беспокойства; шествие тореро, приветственные крики публики – все это ей было ужасно скучно. Она рассчитывала на то, что Авалос уделит таки ей внимание, но он, такой возбужденный, энергичный, был сосредоточен лишь на сыне, и оттого Вероника была раздражена.
- Не вижу, где сеньор Эдуардо, - капризно канючила она, приподнимая огромные солнцезащитные очки, чтобы рассмотреть получше, чтоб увидеть знакомое лицо, и Марина молча указала ей на шествие. В отличие от Вероники, Марина-то его сразу узнала – как и он ее увидел тотчас же, ступив на арену. Эду прекрасно знал, где будут сидеть его личные зрители, вероятно, он сам позаботился о билетах. И Марина, торжествуя, украдкой глянула на Веронику; хотела та, не хотела, запретила бы она или нет, а Марина все равно пошла бы на праздник, потому что так хотел Эду. Он пригласил ее; и отец его настоял бы на том, чтоб Марина пришла.
Он шел вслед за всадниками слева; это означало, что он достаточно опытный тореро, самый старший из троих. Увидев Марину, он улыбнулся и отвесил ей церемонный поклон, а она помахала ему в ответ белым платком, приветствуя и чувствуя, как улыбается, совершенно обалдевшая от волнения и оглушительного предвкушения зрелища, что сейчас развернется перед ней.
Она даже не подозревала, что Эду может быть таким – подчеркнуто статным, пластичным, очень артистичным. На нем был традиционный черный костюм, шитый золотом, и все в молодом человеке – его осанка, походка, его жесты, взмахи рукой, которыми он приветствовал публику, пластика, с которой он двигался, - все говорило о том, что он в большей мере актер, и ему нравится внимание публики, нравится ее волновать и заставлять замирать. И внутренняя Анька – никогда еще она не была настолько громогласной и бессовестной, как в этот миг, оценивая Эду.
