Никто об этом не узнает (СИ) - Навьер Рита (библиотека электронных книг txt) 📗
Однако как бы сильно Алёна ни страдала от всеобщего издевательского отношения, больнее всего оказалось то, как повёл себя с ней Максим. До сих пор, стоило только вспомнить, наворачивались слёзы, а в груди всё болезненно сдавливало.
Как мог он так — сначала заставил поверить, что она ему нравится, а потом плюнуть в неё, ещё и при них? Образно, конечно. А ведь говорил, что в школе её больше никто не обидит…
Значит, он или тогда притворялся, когда смеялся с ней, водил в парк, в кафе, когда смотрел, когда целовал… Или он попросту стыдится её перед своими одноклассниками, этими бездушными мажорами, родившимися, как презрительно говорил её приятель из детдома Юрка Чусов, с золотой ложкой в заднице.
Раньше Алёне казалось, что Максим не такой. Что он грубый, жестокий, какой угодно, но не подлый, что он искренний, что в нём нет стадности и малодушной трусости. А получается есть…
Если так, всхлипнула Алёна, если он снова подойдёт к ней, если заговорит по-хорошему, она в долгу не останется. Она припомнит ему это его «пошла ты».
Она всхлипнула, оказывается, вслух, забыв, что едет домой и не одна, что рядом сидит Артём.
— Что? День неудачный? — спросил он, скосив на неё взгляд. Вроде даже лёгкое сочувствие промелькнуло в глазах.
— Типа того, — кивнула она, торопливо подобрав ладонью слезинки.
— А Макс где?
— Не знаю.
Куда после уроков делся Максим, она и правда не знала.
Парни все как-то разом, едва прозвенел звонок с последнего урока, торопливо похватали сумки и ушли.
Девчонки между собой потом переговаривались: «Может, тоже сходим? Посмотрим?». Но куда сходить они хотели, на что посмотреть — Алёна не поняла. Да и Кристина, заметив, что она прислушивается, грубо прикрикнула:
— А ты чего уши развесила, деревенщина? Или вас в вашем колхозе не учили, что подслушивать чужие разговоры нельзя?
Алёна быстро подхватила сумку и молча вышла из аудитории. Высказать бы этим жеманным выдергам всё, что она о них думает! Но ведь не поймут. Да и красноречие не её конёк. И потом, их много, а она одна. И они такие жестокие, изобретательные и мстительные. А у неё и от того случая с пирожным до сих пор всё внутри содрогается. Нет уж, ещё раз такого унижения она не вынесет. Так что лучше уж на рожон не лезть. Во всяком случае, пока отец не переведёт её в другую школу. А пока придётся терпеть.
За обедом Жанна Валерьевна выспрашивала у Алёны, как Максим, что делал в школе, как себя вёл. Что вот она должна была ответить? Что он оскорбил её во всеуслышание? Мачеха не папа, ей явно нет никакого дела до душевных переживаний Алёны. Поэтому она лишь коротко ответила, что с ним всё в порядке и вёл он себя нормально.
— Ну, слава богу, — вздохнула Жанна Валерьевна, даже взглянула на неё не так холодно, как обычно. — А то я уж бояться начала, что с ним что-то не то — уже два дня подряд остаётся у Мансуровых.
— Сегодня он снова не придёт…? — вопрос вылетел у Алёны как-то сам собой.
Она осеклась и смутилась. Но мачеха ничего не заметила.
— Да, — рассеянно ответила та. — И чем они там только занимаются…
— Ясно чем, — хмыкнул Артём, — пьют, курят и девок…
— Артём! — возмутилась Жанна Валерьевна. — Как ты можешь такое говорить, ещё и за столом?!
— Прости, мама, — Артём опустил глаза.
Помолчав, он начал говорить о чём-то отстранённом, а у Алёны так и звенели в ушах его слова. Девки… В груди вновь болезненно заныло. И хотя пыталась себя урезонить: ну с чего ей так расстраиваться? Ведь он ничего ей не обещал. И с другой она его видела, и папа вчера за ужином говорил, что Максим водил к себе всяких… но всё равно обида и горечь жгли так, что каждый вдох давался с трудом, через боль. Наверное, потому что всё то было раньше, до их поцелуя, а это происходит сейчас.
После обеда Алёна убежала к себе. Ей казалось, что всем видно, как она страдает. Что они, если посмотрят повнимательнее, запросто догадаются, что у неё в душе, а это будет ужасно. Это будет позор немыслимый! Если уж она сама стыдилась своих чувств, то что скажут они?
Вышла в сеть — от девчонок из детдома посыпались сообщения.
Они, понятное дело, сгорали от любопытства, как ей живётся во дворце. Про Максима всенепременно спрашивали. Поначалу Алёна привирала немного — ну не писать же, что ей тут не рады, и это если мягко. Отвечала обтекаемо, что всё хорошо и все вокруг хорошие. Но сейчас сочинять не было ни сил, ни желания, иона просто закрыла мессенджер.
Пыталась читать книгу, но смысл слов не откладывался в голове, а строчки расплывались перед глазами. И слёзы дурацкие катились и катились, падая на страницу.
В конце концов, Алёна отложила книгу, обхватила колени и заплакала, не сдерживаясь. Говорят же, что со слезами уйдёт и боль, ну или хотя бы станет меньше.
Однако вдоволь настрадаться ей не дали. Вскоре за ней заехала Нина, ассистентка отца. Велела быстро собираться к Лилии Генриховне.
Вот уж к старухе-дикторше Алёне сейчас совсем не хотелось! Но раз папа так распорядился…
Нина гоняла на маленьком и юрком ниссан-марч жизнеутверждающе оранжевого цвета. И сама была такой же: яркой, бойкой, шустрой дюймовочкой.
— А ты чего такая сегодня убитая? — заметила она сразу унылое настроение своей подопечной.
Алёна пробовала увильнуть от неудобного разговора, но Нина вцепилась как питбуль.
— Колись давай, я же вижу! Что случилось? Макс достаёт? Этот может.
Алёна лишь качнула головой.
— А что тогда? Говори давай, мне Дмитрий Николаевич сказал, что я за тебя в ответе. Так что твои проблемы — мои проблемы.
Алёна молчала. Их забота её тронула, но как о таком скажешь?
— Тааак, я кажется поняла. Всё дело в парне, да? Запала на кого-то?
— Ну, нет, — пожала она плечами, — просто понравился.
— Да запала, запала. Когда «просто понравился», с таким скорбным лицом не ходят. Что за парень?
— Из класса.
— Ясно, — довольно хмыкнула Нина. — И что? Внимания не обращает?
— Честно говоря, всё очень сложно. Он сначала плохо ко мне относился. Потом, наоборот, хорошо, мне даже казалось, что я ему нравлюсь по-настоящему.
— Что-нибудь было у вас?
Алёна отвернулась к боковому окну. Помолчав, сказала глухо:
— Мы только гуляли, в кафе ходили и… целовались.
— Не спала с ним? — спросила Нина так запросто, словно о чём-то обыденном.
— Нет! — Алёна уставилась на неё ошарашено. — Конечно, нет!
— То есть целовались и всё? Или просто он тебя в щёчку чмокнул?
— Нет, не просто и не в щёчку, — Алёна почувствовала, как эти самые щёчки горячо зарделись.
— Ну а дальше что? — допытывалась любопытная Нина.
— Ничего. Ведёт себя теперь так, как будто ничего не было. С другими время проводит…
— Ох уж эти малолетки, — хмыкнула Нина. — Всё им кажется, что чем больше у них девок, тем они круче. Ну а ты, подруга, не ходи и не страдай. Он твоими страданиями только упиваться будет и ещё больше тебя мучить.
— Зачем?
— Ну, чтоб потешить собственное эго. Ну и для авторитета среди таких же, как он, тупых малолеток. Ты покажи ему, что тебе вообще плевать на него. То есть наоборот ничего не показывай, а веди себя так, как будто его нет. А ещё лучше — заведи себе другого. Вот увидишь — сразу спохватится. Мужики ведь, даже когда ещё малолетки, все ужасные собственники. Если ты ему хоть чуть-чуть нравилась — увидит тебя с другим и сразу снова воспылает. Так что заведи себе кого-нибудь и не парься.
— Как это — заведи? Это же не хомячок…
— Смешная ты, — улыбнулась Нина, въезжая во двор старухи.
Лилия Генриховна долго не открывала. Алёна даже беспокоиться начала — не случилось ли чего с ней. Всё-таки старый человек, больной и одинокий. Но наконец, послышалось дребезжание, затем щёлкнул замок и дверь приоткрылась.
«Склеп», — в который раз подумалось Алёне.
Квартира у Лилии Генриховны была хоть и просторная, но тёмная и захламлённая донельзя. В лучах солнца, пробивавшихся сквозь тяжёлые портьеры, клубились взвеси пыли. Да и давно немытые окна, мутные и тусклые, крали много света.
