По дороге к любви - Редмирски Дж. А. (электронные книги бесплатно .txt) 📗
Он слегка покачивает головой, глядя прямо перед собой. Такси останавливается на стоянке возле автовокзала. «Шевроле» папы Эндрю тысяча девятьсот шестьдесят девятого года – единственная машина на стоянке. Да, в этот старинный тарантас нельзя не влюбиться.
Эндрю расплачивается с водителем, и мы выходим.
– Доброй ночи, приятель, – говорит он, и такси отчаливает.
Пока мы едем к дому его отца, я всю дорогу молчу, думаю над его словами, но, когда машина подъезжает к безукоризненно чистому и опрятному зданию, встрепенувшись, открываю рот.
– Вот это да! – говорю я, вылезая из машины. – Ничего себе домик!
Эндрю захлопывает дверцу.
– Да… У отца своя довольно успешная проектно-строительная компания, – равнодушно произносит он. – Пошли скорей, не хочу тратить лишнее время, боюсь, Эйдан заявится.
Иду за ним по извилистой, обсаженной деревьями и кустарником дорожке, ведущей к парадной двери трехэтажного здания. Все вокруг говорит о благополучии и достатке, и мне трудно представить, что здесь живет его отец, тот мужчина, которого я видела недавно. Он произвел на меня впечатление человека гораздо более простого и совершенно не практичного, в отличие от моей мамы.
Окажись мама перед этим домом, она бы упала в обморок.
Эндрю перебирает ключи в связке, находит нужный, сует в замочную скважину.
Щелчок – и дверь открывается.
– Прости за любопытство, а почему твой отец захотел жить в таком огромном доме?
В прихожей стоит какой-то приятный запах, с примесью корицы.
– Он тут ни при чем, это все его бывшая жена.
Иду за ним дальше, к лестнице, покрытой белой ковровой дорожкой.
– Она неплохая женщина. Линда, помнишь, он говорил о ней в больнице? Но не смогла с папой ужиться, и я ее понимаю и не виню.
– А я думала, ты сейчас скажешь, что она вышла за него из-за денег.
Эндрю, не останавливаясь, качает головой:
– Нет, ничего подобного, просто жить с моим отцом не так-то просто.
Он сует ключи в карман джинсов. Украдкой бросаю взгляд на его упругие ягодицы, обтянутые синей тканью, и невольно закусываю нижнюю губу, тут же кляня себя за такое непростительное легкомыслие.
– Вот моя комната.
Заходим в спальню, первая дверь слева. В ней довольно пусто. Комната больше похожа на кладовку: несколько коробок, аккуратно сложенных у темно-серой стены, какие-то спортивные принадлежности и странная статуя индейца в национальном костюме, частично обернутая в целлофан. Эндрю проходит к огромному встроенному шкафу, включает в нем лампочку. Я остаюсь посреди комнаты, сложив руки, оглядываюсь, стараясь не подать повода обвинить меня в том, что я сую нос куда не следует.
– Говоришь, это твоя комната?
– Да, – отвечает он из шкафа, – ночую здесь, когда приезжаю в гости, могу жить, если захочу.
Подхожу к двери шкафа, вижу, что он роется в одежде, развешанной примерно так же, как и у меня.
– У тебя, я вижу, та же мания.
Эндрю смотрит на меня вопросительно.
Я указываю на одежду, развешанную по цвету и на пластмассовых плечиках тоже в тон.
– Нет, что ты, я тут ни при чем, – поясняет он. – Это все папина домработница, приходит и наводит порядок. Если б не она, одежда вообще валялась бы по всей комнате где попало… Постой, – искоса смотрит он на меня. – А ты что, тоже так развешиваешь свои тряпки? – Он тычет пальцем в рубашки.
– Да, – признаюсь я, хотя чувствую себя при этом как-то неуютно. – Люблю во всем порядок, чтобы все было на своих местах.
Эндрю смеется и снова принимается рыться в рубашках. Не особенно разглядывая, снимает с плечиков несколько и еще джинсы в придачу, перекидывает через локоть.
– И тебе не в лом?
– Что? Аккуратно развешивать одежду?
Он улыбается и сует мне в руки кучу тряпок.
Недоуменно гляжу на них, потом на него, не зная, что с этим делать.
– Ты чего? А-а… Видишь вон там спортивную сумку? На тренажере висит, – указывает он в другой конец комнаты. – Сунь это в нее, пожалуйста.
– Хорошо, – отвечаю я и послушно иду туда.
Сначала кладу вещи на черную скамейку, потом беру спортивную сумку, свисающую со штанги.
– А куда мы сначала поедем? – спрашиваю я, аккуратно складывая рубашку, лежавшую сверху.
Он все еще роется в шкафу.
– Нет-нет! – отвечает Эндрю изнутри; голос его звучит слегка приглушенно. – Никаких планов, слышишь, Кэмрин? Просто садимся в машину и едем. Никаких карт, планов и прочей ерунды… – Высовывает голову из шкафа, и теперь голос слышен отчетливей. – Что ты делаешь?
Поднимаю голову: в руках у меня вторая, уже почти сложенная рубашка.
– Складываю одежду.
Слышу стук, кажется, он сбрасывает на пол кроссовки. Потом появляется из шкафа и идет ко мне. Подходит, смотрит на меня как на дуру, берет из моих рук не до конца сложенную рубаху.
– Тебе что, делать нечего? Детка, да засунь их в сумку – и дело с концом.
И он сует рубаху в сумку, словно демонстрируя, как это правильно делается: легко и быстро.
Растерявшись, не знаю, на что больше обращать внимание: на его урок дезорганизации или на то, как стучит мое сердце, он назвал меня «детка».
Пожимаю плечами, мол, твои вещи, делай с ними что хочешь.
– Не важно, что на тебе надето, – говорит он, направляясь обратно к шкафу. – Главное, что ты делаешь, когда на тебе это надето. – Швыряет мне черные кроссовки – сначала одну, потом другую, а я ловлю. – Будь добра, сунь их туда же.
Послушно исполняю, буквально всовывая их между рубахами, хотя и не могу избавиться от отвращения и до сады. Хорошо еще, что подошвы чистые, похоже, кроссовки еще не надеванные, иначе бы я обязательно возникла.
– Знаешь, что меня больше всего привлекает в девушках?
Он стоит, высоко подняв мускулистую руку над головой, что-то ищет среди коробок на верхней полке. Мне виден кончик татуировки на левом боку, под задравшейся футболкой.
– Ммм… Нет, не знаю. Наверное, мятая одежда? – морщу я носик.
– Нет, мне нравится, когда они надевают то, что первое под руку попадет, – отвечает он, доставая сверху обувную коробку. Выходит, держа коробку в одной руке. – Привлекательная – это та, у которой на лице написано: «Главное, я живу, а остальное мне до лампочки».
– Понятно, – говорю я. – Значит, ты из тех парней, кто презирает макияж, духи и все такое, в общем, все, что делает девушку женственной.
Он вручает мне коробку, и снова я в недоумении гляжу и не знаю, что с ней делать.
Эндрю улыбается:
– Да нет, не презираю, просто думаю, что чем проще, тем привлекательней, вот и все.
– А с этим что делать? – Стучу пальцем по крышке коробки.
– Открой.
Неуверенно гляжу на нее, потом снова на него. Он нетерпеливо кивает: давай же!
Снимаю красную крышку, гляжу на пачку компакт-дисков в пластиковых футлярах.
– Папа поленился поставить в машину плеер, – начинает он, – а когда едешь, не всегда хороший радиоприем, иногда приличной станции вообще не найдешь.
Берет у меня крышку.
– Это будет наш с тобой основной плей-лист, – улыбается он до ушей, демонстрируя ровные белые зубы.
Кисло улыбаюсь в ответ.
Здесь собрано все: группы, о которых он мне все уши прожужжал в автобусе, когда мы познакомились; попадались и такие, о существовании которых я даже не знала. Я почти уверена, что девяносто процентов из этой музыки уже слышала у родителей. Но если спросить про название песни, или из какого она альбома, или какая группа ее поет, ответить я, скорей всего, не смогу.
– Я потрясена, – говорю я, сморщив нос и вложив в эти два словечка весь свой сарказм, гляжу на него с хмурой улыбочкой.
А он улыбается еще шире. Кажется, ему доставляет огромное удовольствие измываться надо мной.
ЭНДРЮ
Глава 14
Она очень смешная, когда я начинаю над ней измываться, просто прелесть. Потому что ей самой нравятся наши перепалки. Не знаю, как это у меня получается, зато знаю, что, когда в голове звучат осуждающие голоса: «Имей совесть, оставь ее в покое», хоть убей, не могу ничего с собой поделать. Да и не хочу.
