Несчастные девочки попадают в Рай (СИ) - "Kerry" (книга жизни txt) 📗
Кухарка вернулась очень быстро, отчего я была ей безмерно благодарна.
— Держи. Приятного аппетита.
Схватив поднос трясущимися руками, я попыталась аккуратно развернуться, но не смогла, потому что уткнулась посудиной в каменную грудь.
Привет, моя печаль, укутанная в плед,
Привет, мой страх, мой болевой на сердце след…
Соколов старший смотрел на меня сверху вниз. Он улыбался. На секунду мне показалось, что он не держит на меня зла и готов общаться, как и прежде. Что ж, мои наивные мечты рухнули в одно мгновение. Его лицо почернело. Стало злым. Казалось, он видел во мне свою смерть, а может, что и похуже.
— Привет, — пискнула я, едва держась на ногах.
В ответ Саша лишь слегка склонил голову набок и больше ничего. Ни привет, ни здравствуй… Его дыхание стало тяжелым, нервным, отчего я поспешила незамедлительно убраться.
Заняв самый дальний столик, я принялась дышать на руки. Мои пальцы покалывало от холода. Даже зимой мне не приходилось так мерзнуть. Меня всегда коробила способность Саши понижать температуру моего тело до минусовых показателей.
Я украдкой наблюдала за Соколовым. Несмотря на небольшое количество прошедшего времени, он сильно изменился. Вместо густой шевелюры, теперь красовалась белесая щетина. Скулы на его лице заострились, словно он был болен. А на замену светлым рубашкам пришла дерматиновая жилетка, такую же всегда носил Рыбин. Теперь, со спины парней было просто не различить. Разве что Саша был выше Василия на голову, а в остальном — пугающее сходство.
Саша осушил стакан с горячим чаем за секунду. Порой мне казалось, что он вовсе не человек, ведь, кипяток должен был обжечь его желудок. А потом он ушел. Быстро. Словно не мог находиться со мной в одном помещении.
Это был трудный день. Я смотрела на стрелку часов, которая отказывалась двигаться и мечтала о звонке.
На последний урок я шагала, как на каторгу. Это была история, но смущали меня не сложные даты и не доисторические события — мне не хотелось видеть мерзкую рожу Рыбина. Вообще никогда.
— Куда ты подевалась? — прошептала Нина, больно толкнув меня локтем в бок. — Мы с Семой тебя обыскались.
— Я была в буфете. Жутко хотелось пить.
Подруга нахмурила брови.
— Могла бы у меня попросить. Ты ведь знаешь, что мама вечно забивает мой портфель компотом.
Меня передёрнуло.
— Ты называешь компотом кучку гнилых слив с каплей невыносимо-сладкой воды? Гадость.
Павленко опечаленно вздохнула.
— Ты права. Моя мама — паршивый повар. Зато Колька Лагута жует его за обе щеки.
Лагута. Я и забыла о втором соучастнике той страшной ночи. Мои глаза нашли его на третьем ряду. Заметив мой пристальный взор, Коля моментально отвернулся и потупил головешку в стол. Он был напуган. Ну, или до чертиков растерян. Коля знал, что произошло тогда, но сильно сомневаюсь, что он со мной поделиться этой драгоценной информацией. Уверена, Рыбин пригрозил ему самой ужасной расправой, на случай если тот проболтается. Впрочем, мне не нужна была его правда. Все было очевидно и так.
Ох, как же это скверно учиться в одном классе с убийцей твоего дедушки и не иметь возможности наказать подлеца — ни физически, ни морально, ни по закону. А особенно раздражала его веселость. Его показательные смешки за спиной действовали мне на нервы. Как же мне хотелось натянуть аналогичную улыбку и пустить ему в голову несколько пуль. Я даже глазом не моргнула, валяйся он у моих ног, корчась в дикой агонии.
— Простите, я опоздал, — в класс забежал растрепанный Семен.
Константин Геннадьевич схватился за душку очков и присмотрелся.
— Ах, это ты, — разочарованно выдохнул он. — Совсем неудивительно, что ты опоздал.
— Зря вы так, Константин Геннадьевич. Я вот бабушку через дорогу переводил.
— Да ну? Целых двадцать минут?
Девочки в классе захихикали, а Семка почесал затылок.
— Ну… она была очень старая и одноногая. Едва пяткой перебирала.
— Да-да, охотно верю. На уроке русского ты спасал из пожара сотню сироток, а на математике — лазал на дерево, за слепым котенком. По всей видимости, он убежал от твоей одноногой бабушки.
Класс взорвался.
— Не думай, что мы не общаемся с другими учителями, Соколов. У тебя хорошая фантазия, пора бы басни писать. Садись.
— Вы еще про шубу с носом не слышали, — добавил Сема, усаживаясь за парту.
На сей раз хохотнула я, на что Семен мне подмигнул.
Все-таки здорово, что хоть один из диаспоры Соколовых не точит на меня свои острые зубы.
Неожиданно, нам стол упал комок бумаги. Записка. Но от кого она — этого я так и не увидела.
Развернув бумажный сверток, я с трудом разобрала корявые буквы:
ТишЫ, мышЫ, кот на крыше…
— Что за чушь? — фыркнула Нина, глядя на безобразную рукопись.
Я пожала плечами и обернулась.
Вася Рыбин смотрел на меня в упор. Стало очевидно, что глупая записка — дело его грязных рук. Не сдержавшись, я кинула в него его же письмом и вернулась к учебникам.
Мне было пятнадцать, и моя интуиция работала неважно.
Тогда я еще не знала, что короткие стишки окажутся неприкрытой угрозой. Я не знала, что буду получать эти записки на протяжении всего года. И, я не знала, что каждый раз это будет влечь за собой крайне нехорошие последствия.
Привет, мое любимое проклятье,
Моя печаль, присыпанная болью.
Прощай, мой розовый закат,
Прощайте те, кто наградил меня любовью…
***
Мы с Пашкой проснулись от гулких ударов на крыше.
— Ты слышала это? — ужаснувшись, поинтересовался братец.
— Да, слышала.
Звук повторился. На этот раз Пашка вздрогнул.
— Кто это там?
— Град? — неуверенно предположила я, накрываясь одеялом.
— Ага, из китовых какашек?
Этот звук действительно анализировался с чем-то тяжелым, но — что это могло быть?
Бах! Бах!
Это была глубокая ночь, что еще раз доказывало, что лучше мне оставаться в своей кровати и не высовываться.
Бах. Бах. Бах. Казалось, гнилая крыша вот-вот рухнет нам на головы.
— Мне страшно, Зось, — признался Пашка и прижался ко мне своими костлявыми коленками.
Я погладила его по голове.
— Тише, тише, — приговаривала я, и в какой-то момент мне пришло осознание.
ТишЫ мышЫ, кот на крыше…
Ненавистная записка предстала перед глазами.
Рыбин! Это точно он!
Скинув с себя одеяло, я ринулась к окну, но не вышло — пришлось закрыть лицо руками и упасть на пол. В комнату влетел булыжник предварительно разбив на мелкие осколки оконный стеклопакет.
— Фигасе! Это что сейчас было?!
С волос посыпались мелкие осколки. Поток свежего воздуха ударил в лицо. Сердце бешено заколотилось, ломая грудную клетку.
Это переходило все рамки, а особенно — оконные.
Забыв про обувь, я выбежала на улицу, в надежде покрыть негодяя отборными ругательствами, но во дворе никого не оказалось. Следом за мной выбежала заспанная Клавдия и Пашка.
— Твоих рук дело, шельма? — прорычало сонное чудовище.
Я настолько опешила, что не смогла даже рта открыть.
— Не она это, — заступился за меня братец, обняв хрупкие плечи. — Мы спали, когда в нас камни полетели.
Обернувшись, тетушка прошлась по нему пренебрежительным взглядом.
— Ладно, завтра разберемся. Всем спать. А ты, — обратилась она к Пашке, — козюля зеленая, не смей щеголять в одних трусах. Не хватало мне еще тебе сопли подтирать. Задохнешься от кашля, уродка, не подойду, ей богу.
На этом они разошлись, а я продолжила сверлить глазами улицу на случай, если виновник покажется. Но, едва ли он был так примитивен, нежели мои надежды.
ТишЫ мышЫ, кот на крыши, — не переставало вертеться в голове.
За спиной послышался слабый скулеж. Каштанка?
Любимица спряталась в будке, явно не желая покидать убежище. Черт, да она даже не гавкала на незнакомца, а значит, знала его.
А может, это был Саша? Но тогда почему она так напугана?