Несчастные девочки попадают в Рай (СИ) - "Kerry" (книга жизни txt) 📗
— Найдем ей нового хозяина, — цинично заявила Клавдия и поспешила в дом.
— Нет! Нет! Этого не будет! — кричала я, но тетушка притворилась глухой. — Я не позволю, слышите?!
Я проклинала каждые ее шаг. Каждый вдох. Каждый рыжий волосок на ее голове.
Сельдерей. Отрыжка. Нос. Одолей тебя понос.
Август тоже был не радужным. На меня свалилась вся работа по дому, в то время как Клавдия распивала чаи с Соколовой, и читала бессмысленные журналы.
Я была привыкшей к труду, но уже к концу лета начала чувствовать себя вымотанной. К вечеру каждого дня, мне хватало сил только для того, чтобы доползти до кровати. А еще это постоянное чувство голода… Клавдию не заботило мое особое отношение к еде, поэтому готовила она так, как только ей вздумается. Словно Истринская ведьма, она сдабривала свою стряпню сильно-пахнущими приправами. Я задыхалась от чиха при одном лишь только запахе. Однако, Пашка был рад такому разнообразному рациону и, поэтому, особо не жаловался.
— Почему не жрешь? — интересовалась тетка, глядя, как в остывающую миску с крапивным супом падают мошки. — Крапива укрепит твои сосуды носа.
— Я не голодна.
— Класс! Тогда я доем! — радовался Паша и жадно заглатывал похлебку из насекомых.
— Неблагодарная, — раздувалась тетушка. — И как Федор терпел такое? Ну да ладно. Вся посуда на тебе. Хоть какой-то с тебя толк будет.
Претензии Клавдии стали чем-то привычным. В ее глазах я была невероятной лентяйкой, к тому же криворукой. Мои вещи, волосы, походка — все раздражало ее. Даже мои сандалики были не по душе этой заядлой «моднице».
Трудно подобрать нужных слов, чтобы объяснить, как она меня заколебала.
Это были последние дни лета и вместо того, чтобы подготавливаться к школе, я вычищала печь от сажи. На улице послышался горький плач, и я сразу же узнала голос младшего брата.
Выбежав во двор, я подлетела к калитке.
Возле ворот, на дороге столпилась детвора, окружив тетю Клаву и Пашку. Спустив с мальца штаны, она безжалостно лупила ребенка ракеткой для игры в бадминтон.
— Будешь знать, как воровать чужое! — приговаривала Клавдия, не жалея ребенка. — Зачем ты взял мои деньги?
Бесчувственные малыши хихикали над Пашкой, а тот в свою очередь заливался горестным плачем.
Просочившись сквозь толпу зевак, я встала между братом и ракеткой, а следом грубо оттолкнула женщину.
— Как ты смеешь, курва? — опешила она, и ее грузное тело покачнулось.
В этот момент, вся ее черная сущность перестала скрываться и полезла наружу. Что ж, мое проклятье сработало. Только вот дерьмецо сочилось через другое отверстие.
— Вы что, блохи, себе позволяете, а?! — заикалась она от злости.
— Только попробуй его тронуть, — прорычала я, вырвав из ее рук орудие порки.
Ребятишки сразу же замолкли, но не разошлись. Еще бы, такой скандал в разы интереснее летающего воланчика.
— Я пожалуюсь на Вас.
Клавдия прыснула от гнева.
— Да ради бога! Он украл мои деньги! Он заслужил! И вообще, не учи меня воспитывать детей!
Униженный малец натянул штаны.
— Я ничего не брал! — хныкал Паша, а у меня не было причин не верить брату.
Я перевела дыхание. Мне было трудно удержаться, чтобы не зарядить нахалке по ее наглой морде. Очень трудно.
— Он не вор. Он никогда не возьмет чужое. Федор воспитал его достойно.
Мои слова ее развеселили.
— Защищаешь его? А может это ты сделала? Своровала мои деньги, а из-за тебя попадает ему.
— Что? — изумилась я. — Полная чушь!
Клавдия запустила круглые пальцы в свои потные волосы. От злости, ее скулы, веки и ноздри плясали невропатический танец.
— Я обращусь в опеку, а там решат, куда тебя определить. В моем доме никогда не будет воровства. Будешь жить, с такими же, как и ты. С ворами и наркоманами.
Что?
— Закрой свой рот! — я не узнала собственный голос, но мне это понравилось. — Закрою свою вонючую пасть!
Меня остудила болевая пощечина.
— Не смей повышать на меня голос, курва!
С этого дня я возненавидела эту гадкую женщину. Ее съедала собственная злость. Она была не в себе. Что она такое несет? Воры? Наркоманы? Тогда я решила, что при первой же возможности обращусь к участковому с просьбой оградить нас от этого ужаса. Я была готова уехать в детский дом, дабы больше никогда с ней не встречаться.
Лежа на твердом матраса, я гладила Пашку по маленьким ягодицам. Даже через плотное трико, я чувствовала взбухшие полосы на нежном месте.
— Гадина, — выругалась я, прокручивая в голове недавнюю тетушкину выходку. — Сволочь. Тварь последняя. Свинья жирная. Ублюдина.
— Сука, — возмущаясь, добавил Паша, отчего получил легкого подзатыльника.
— Ай! Тебе одной что ли можно? — обиженно пробурчал он.
— Ты, конечно, прав, но больше никогда так не говори.
— Хорошо, — опечаленно выдохнул он и вывалил нижнюю губу. Так сильно, что можно было поставить на нее одну из моих глиняных фигурок.
Сильный ливень тарабанил по крыше. Погода была мрачная, как и наше настроение. Я крутила в руке мамин кулон, размышляя на тему несправедливости. Интересно, дедушка и родители видят, в какую ситуацию мы попали? Ведь если верить словам Нины, то они наблюдают за нами с небес.
— Как мы без тебя, дедушка?
— Ничего. Ты справишься. Все проходит…
— Вы не должны были бросать нас! — выкрикнула я в потолок, морщась от слез. — Вы оставили нас! Вы обещали быть всегда рядом, а вас нет с нами! Предатели!
Простынь затрещала в моих кулаках. Скулы заныли от боли. Из глаз покатились потоки соленной воды.
— Зось, ты чего? — Пашка поднял на меня испуганные глаза. — Совсем дура уже?
— Такая же, как и ты. Мы с тобой — одна кровь, дурилка. Значит, мы оба — дуры.
— Фигасе, ты выдала! Это у тебя кукушка поехала, я, ведь, на потолок не ругаюсь!
Пашка был прав, мои нервишки конкретно шалили. Я была готова ругаться на весь мир — так сильно меня завело.
— У тебя кровь, Злата. Прям так и течет из носа.
— Ну и пусть…
— Ты чего? Мозги вытекут. У Пети Галкина вытекли. Теперь, он тупой.
И не один он.
Рукавом пижамы я вытерла надоедливое кровотечение и закрыла глаза.
Я представляла себя на кладбище. У могилы родителей, и теперь уже дедушки. Мне не хватало уединения. Я мечтала о тишине и спокойствии. На кладбище я всегда чувствовала себя по-особенному. Легко.
— Зося, — тихо позвал меня Пашка и принялся ковыряться у меня в пупке, — а Клавдия тебя обманула. Она не кормила Каштанку. Она пнула ее, а та ее укусила. Я сам видел.
— Знаю, родной.
— Эх, — вздохнул он и продолжил терроризировать ямку на животе. — Бедная, бедная наша Каша.
Мои веки распахнулись, а брови нахмурились.
— Что еще за Каша?
— Я Каштанке новые имена придумал, — Пашка принялся загибать пальцы, а я закатила глаза. — Каша, Кашечка, Касюндра, Каска — танка, Какаштанка…
О, мой бог.
Вспомнив про Каштанку, я решила спуститься во двор и отпустить ее с поводка. Ливень только усиливался и мог затопить будку. Мне было плевать, что на это скажет Клавдия. Пусть хоть порвет рот от криков, больше она не посмеет нам указывать.
Тетушка мирно спала в своей комнате. А точнее, в комнате дедушки Федора. Одна лишь мысль, что она касается его подушки своими сальными волосами, выводила меня из себя и вызывала приступ гнева.
Натянув на голову продуктовую сумку, я проскочила к собачьей будке. Каштанка была освобождена. Собака благодарно облизала мои руки и запрыгнула на крыльцо — здесь, непогода была ей не страшна.
Я уже собиралась покинуть двор, как меня неожиданно окликнули:
— Златка! Постой, пожалуйста!
Обернувшись, я увидела Нину. Девочка стояла за калиткой, она морщилась от дождя и, кажется, плакала. Такая печальная. Уязвимая. Совсем на себя не похожа.
— Я так больше не могу, Златка! — надрывисто кричала она. — Я знаю, что ты не хочешь никого видеть, но мне не хватает тебя! Знаешь, как скучно одной шататься по деревне? Ни с кем не поговорить, не подурачиться…
